Историко-философская традиции и вызовы современности

Стратегии существования гуманитарного знания во второй половине XX века претерпели значительные изменения. Если до этого их идеалом было консервирование и сохранение определенных канонов (литературного, философского, исторического), воспроизводство гуманистического идеала, то вторая половина XX в. ознаменовалась критическим подходом к идеалам и канонам, что в свою очередь повлекло за собой возникновение множества новых направлений, пересмотр целей гуманитарного знания и соответствующей ему методологии. Если эти споры, которые активно шли на Западе относительно методов истории или культуры, социальной теории, получили некоторый резонанс в отечественной науке, то споры, которые идут в истории философии, остаются вне поля зрения и словно бы несуществующими, обсуждаются только эпизодически и на очень узких, непубличных площадках.

Вместе с тем за последние 50 лет изменилась дисциплинарная парадигма истории философии с оценочной на аргументирующую, или критическую, что требует переосмысления методов и подходов к постановке и решению историко-философских задач и оформления новых, эффективных путей развития истории философии. На западе дискуссии о задачах и методах истории философии стали активно возникать, начиная с 80-х годов, причем проблема оказалась разносторонней. Например, она касается внутреннего определения статуса смежных дисциплин: как отличается история философии от истории идей. Если последняя направлена на фиксацию конкретных концепций в хронологии или тексте, то первая – на анализ, критическое исследование аргументов, задействованных в построении или обосновании этих концепций. Иными словами, здесь стоит вопрос о существенном различии именно в методе, причем история философии (в отличие от истории идей) критиковалась при этом за слишком значительную философичность и аисторичность.

Вопрос об исторической и философской компоненте также обсуждается очень живо с момента выхода статьи Р. Рорти «Историография философии: четыре жанра». Чаше всего дискуссии идут вокруг различения им рациональной и исторической реконструкции, причем снова один подход представляется слишком философски перегруженным, второй – недостижимым и иллюзорным. Консенсус на сегодняшний день оформился, исследователи в целом согласились, что и тот, и другой подходы должны сочетаться, но степень и критерий для этого до сих пор не выработаны.

Значительные дискуссии об истории философии развернулись в рамках аналитической философии, и здесь вопрос ставится в другом ключе: имеет ли история философии самоценность, и если нет, то насколько тогда оправдана эта деятельность. Здесь дискуссия разворачивается в трех плоскостях: (1) методы истории философии, (2) тексты, с которыми она работает, и (3) интерпретации этих текстов, зачастую далекие как от самих текстов, так и от подлинных идей философов, которые эти тексты писали. Наибольшую проблему представляют, конечно, интерпретации и их историческая ценность. Вопрос о соотношении истории и философии в истории философии широко обсуждался в континентальной традиции. В частности, речь шла о неизбежной абсолютизации одной составляющей и релятивизации другой. И в том, и другом случае мы имеет дело с редукционистским подходом и ставится вопрос, можно ли его избежать, можно ли так писать философию, чтобы она не сводись ни к только истории (или культуре), ни к философии. В частности, одно из решений этого вопроса предлагает М. Мерло-Понти («Всюду и нигде»), который настаивает на том, что философия сама пишет свою историю, а история объясняет философию, только если сама становится философией. И тогда снова мы оказываемся перед вопросом, что именно считать философской задачей и методами сегодня.

Все больше появляется текстов где философия прошлого прочитывается через какие-то сходные современные формы, в частности, философское наследие прошлого изучается через призму феминизма, мультикультурализма, неопрагматизма, космополитизма и многих других направлений. Это показывает, что вопросы о сущности, задачах и ценности истории философии остаются без ответов, хотя уже имеется немало попыток ответить на них. Представляется, что последовательный и пошаговый анализ таких попыток, их обсуждение в рамках публичной дискуссии способны дать продуктивные результаты для выработки необходимых критериев. В России актуальность этой задачи стала ощущаться в 90-х годах, а в 2000-х стали появляться первые свидетельства того, что эта проблема приобрела актуальность, сравнимую с мировой. Перевод вышеупомянутой статьи Р. Рорти в конце девяностых годов вызвал небывалый резонанс в российской философской литературе, но он быстро затух. Тем не менее, как результат, сформировалась область сходной проблематики, сопоставимая с обсуждаемой выше. Но здесь важно остановится на специфике отечественной истории философии.

Если на Западе, особенно в англо-американской, аналитической традиции преобладают историко-философские интерпретации, претендующие на автономное философское предприятие (например, затянувшаяся на десятилетия дискуссия Г. Властоса и У. Селларса по поводу одного платоновского фрагмента, ставшая в итоге философией «аргумента третьего человека», весьма далекой от собственно платоновской проблемы), то в России сохраняется преимущество авторских историй философии, наиболее показательные из которых – работы М.К. Мамардашвили или А.В. Ахутина. Эти принципы написания истории философии зачастую создают оппозицию конкретно-научным подходам, в частности, антиковедческой традиции в России, в которой превалируют филологические методы чтения и перевода текстов в ущерб их философской компоненте, особенно спроецированной на современную проблематику и язык.

Это породило спор методологического характера о том, кто получает первоочередные права на написание истории философии – филологи или историки, отдающие предпочтение конкретно-научным методам (филологическим, историческим), или философы с приложением их авторского понимания к истории мысли. Как уже было замечено, в России сильная традиция авторской истории философии, но она, как ни парадоксально, в большей мере популярна у философов и широкой публики, чем у самих историков философии. При этом традиции истории философии как автономной философии, направленной на анализ и конструирование аргументов в рамках дискуссий прошлого, в России не сложилось, как и специального направления на конструирование собственной, не-марксистской, историко- философской методологии. В целом вопрос о необходимости сохранения историей философии самостоятельного дисциплинарного статуса и обладания ей самоценностью решается положительно.

Предлагается несколько вариантов ответов на вопрос, почему история философии сохраняет свою ценность в современной ситуации: 1) психологическая необходимость (R. Rorty), согласно которой история философии уверяет нас в том, что существует определенный интеллектуальный и рациональный прогресс; благодаря истории философии у нас есть образ интеллектуальных героев, которым мы стремимся подражать, часто история философии моделирует философию как образ жизни, к которому следует стремиться и напоминает нам о необходимости собственного интеллектуального и морального прогресса, формируя достойные цели и оптимизм; 2) моральное обязательство (J. Yolton), которое возникает перед прошлыми доктринами, требуя интерпретировать их правильно, корректно, если мы хотим сохранить их для современного дискурса или каким-либо образом актуализировать, т. е. мы обязаны аккуратно атрибутировать историческим фигурам только те точки зрения, которые можем надежно подтвердить; 3) концептуальная необходимость (Ch. Taylor) как способ освободиться от презумпции уникальности любой новой концепции через раскрытие и установление ее истоков; 4) умение задавать вопросы (D. Garber) как необходимая скептическая составляющая, стимулирующая развитие мысли; 5) инструмент поиска истины, возражений и ответов, поиск истины – это общее место, с которым согласится любой, поскольку это главная функция философии и она не может не учитывать прошлые попытки; бессмысленно задавать одни и те же вопросы снова, если мы уже знаем ответы, которое хранит прошлое философии. Знание этих ответов не позволяет мысли снова попадать в интеллектуальные тупики.

В качестве еще одного вызова современности, с которым столкнулась история философии, можно обозначить общий запрос к гуманитарным наукам на интеллектуализацию общества и его оптимизацию на рациональных началах. Но рациональность не сводится к культурным, социальным и национальным традициям, хотя и зависит от них. Сегодня наблюдается общая утрата интереса к теоретической науке в целом, к философии, а в ее рамках – к истории философии. Создается иллюзия ненужности, избыточности этой дисциплины на фоне современного философского знания. И в свете этой проблемы ценность и автономность истории философии также очевидна. С одной стороны она, выступая хранителем образцов и форм интеллектуальной деятельности человечества, мотивирует нас на дальнейший прогресс рациональности, закладывает базу моральных обязательств перед прошлым, с другой – она, как культурное явление, может сама формировать интеллектуальную культуру, но для этого от нее требуется понимание современного состояния проблем и обсуждение их на адекватном этому состоянию языке, поскольку пути развития философии соответствуют уровню развития философии, проблемам и ее актуальному языку.

Более того именно история философия может выступить гарантом решения современных моральных и этических проблем, поскольку они, как подчеркивал А. Макинтайр, требуют более широкого угла зрения, опираясь не только на рациональные критерии, но и на культурные, религиозные традиции, содержащие конкретные базовые принципы, определяющие смысл и цели как индивидуальной, так и социальной жизни человека; разум находится в зависимости от этих принципов, а не наоборот. Таким образом ясно, что привычная история философии (с одной стороны, оценочная, контекстуальная, и с другой – и ориентированная на сохранение определенных канонов) уходит с исторической сцены и требование времени заставляет ее измениться. Российские историки философии не только должны это осознать, принять, но и определенным образом включиться в мировой процесс разработки новых направлений и содержания прошлого философии в соответствии с актуальными проблемами философии и в целом проблемами и методами гуманитарных наук, формируя и определяя культурную политику российского общества.

Литература

1. Taylor Ch. Philosophy and its history // Philosophy in History. Essays on the historiography of philosophy / Ed. by R. Rorty, J.B. Schneewind, Q. Skinner. Cambridge University Press, 1984. Р. 17–30.

2. Rorty R. The historiography of philosophy: four genres // Philosophy in History. Essays on the historiography of philosophy / Ed. by R. Rorty, J.B. Schneewind, Q. Skinner. Cambridge University Press, 1984. Р. 49–76.

М.Н. Вольф