Война и эмиграция
Россия, в случае победы в Первой мировой войне, должна была войти в Центральную Европу, в Средиземноморье и принять непосредственное участие в создании в Европе такого политического порядка, при котором треугольник Россия-Британия-Франция определял бы развитие всего евразийского континента. Залогом этого стал союз России с Лондоном и Парижем… Начался безумный европейский раскол. Нам нужно новое осмысление этих событий, если мы решили возвратиться в Европу. В новой Европе рубежа нового тысячелетия мы не должны повторить ошибку лета 1914 года.
Так писал наш известный историк Анатолий Иванович Уткин в книге «Забытая трагедия. Россия в Первой мировой войне».
Осмысление событий Первой мировой войны началось сразу же по ее завершении и даже еще в ходе боевых действий. Эта война была не похожа на предшествующие. Она действительно была войной мирового масштаба. Страшными представляются человеческие потери: погибло 10 миллионов человек. Львиную долю потерь составляли военнослужащие. Каждый седьмой призванный в армию не вернулся с войны. Наибольшие потери понесла Германия, и это понятно — на ней лежала основная тяжесть войны со стороны Четверного союза. Но в относительных цифрах больше всего пострадали жители Сербии и Черногории: погибло 37 процентов от числа мобилизованных. Для Германии этот показатель — 15 процентов, а для России —11.
События Первой мировой войны гордиевым узлом связали Россию с балканским регионом: ультиматум Сербии и реакция России, крах империи Габсбургов и Оттоманской Порты, возникновение из пепла балканского фронта нового государства — Королевства сербов, хорватов и словенцев (СХС). С Балканами неразрывно связана и история русской армии, непобежденной армии в изгнании, именно на Балканах получившей пристанище и признание ненапрасности своих жертв. Король Александр Карагеоргиевич — православный монарх, учившийся в русском Пажеском корпусе, создал русским военным условия для сохранения жизни и достоинства. В Югославии получили приют юнкерские училища и кадетские корпуса, профессиональные союзы русских казаков и офицеров, здесь, в городке Сремские Карловцы, была ставка Врангеля, и здесь он завещал себя похоронить, здесь издавались русские военные журналы и сборники, здесь существовал Русский военно-научный институт и, наконец, именно здесь, на белградском Новом кладбище в 1935 году, был воздвигнут памятник русским жертвам Первой мировой войны, равного которому нет в мире, а главное, нет в самой России.
Все эти обстоятельства делают тему «Первая мировая война и русская военная эмиграция» одной из важнейших в проблематике Великой войны. Вдохновитель памятника на Новом Гробле генерал М. Скородумов в 1938 году сказал: «Все удивляются, почему в 1917 году погибла Россия, многие удивляются, почему эмиграция уже столько лет не может объединиться и вернуть себе родину. Масса программ, масса новых фантастических путей, масса политических партий, но России все равно не видно. Для того чтобы вылечить больного, надо прежде всего поставить диагноз…».
В русском историческом сознании Первая мировая война, революция и Гражданская война слились в единое трагическое переживание, и все же война является именно тем историческим рубежом, после которого прекратила существовать историческая Россия, когда в последний раз в одном окопе на фронтах Первой мировой могли сражаться Врангель и Тухачевский, Колчак и Буденный. Без осмысления этих событий, без ДИАГНОЗА невозможно двигаться дальше. Все это понимали русские военные в эмиграции и считали своим первейшим долгом проанализировать опыт Великой войны.
Даже армия в изгнании продолжала оставаться серьезным военным ресурсом, и ее вожди и основатели были убеждены в том, что с падением в России большевистского режима эта часть русской военной силы должна будет влиться в новые национальные вооруженные формирования, станет прочной основой для новой армии. Военная наука европейских стран в то время уже детально анализировала опыт недавней Великой войны 1914—1918 годов и на основании сделанных заключений и выводов принялась реформировать армии и военную политику в целом. В 1920-е годы в СССР не было возможностей для объективного и непредвзятого изучения действий русской армии в мировой войне. В СССР с легкой руки Л. Троцкого бытовало снисходительное, пренебрежительное отношение к белым генералам. «Деникин был не без характера, но в остальном совершенно ординарным генералом, прочитавшим 5 или 6 книг. А дальше уж шли Юденичи, Драгомировы, Лукомские с французским или без него, просто пьющие и сильно пьющие, но совершенные ничтожества». Так писал Троцкий в книге «История русской революции». В истории Красной армии не было Первой мировой войны, а потому и изучать ее в курсе военной истории не было необходимости. Сопоставляя советскую и эмигрантскую военную мысль в 1930-е годы, Генерального штаба полковник, военный теоретик и писатель Е. Месснер отмечал: парадокс заключается в том, что «в СССР существует армия почти без военной науки. Здесь существует военная наука без армии…».
Военная наука в изгнании шла своим путем. Месснер писал: «Весьма малое число бывших офицеров имело возможность продолжать работу в области военных знаний, как группа офицеров в Югославянском генеральном штабе, изучающая опыт Великой войны, как одиночные офицеры (ген. Баиов, Беляев и др.) рассеявшихся от Эстонии до Южной Америки в качестве преподавателей военных наук или военных советников. Но и оторванные от своей профессии офицеры не могли оторваться от военных интересов: одни, превозмогая все трудности бедственной жизни, работали в сфере военной теории, другие издавали журналы (печатные и рукописные), третьи читали доклады, четвертые у них у всех учились. Эта огромная жажда военного знания — его поддержания, возобновления развития — должна быть признана доказательством не только неугасимости надежды на возвращение на Родину, но и преданности военному искусству, независимо от надежды на возможность практического служения ему…».
В эмиграции оказалось такое количество опытных военных всех родов войск и всех званий, ученых, имеющих боевой опыт и научный потенциал, что этот груз знаний, анализа, опыта, обобщений и воспоминаний просто не мог не воплотиться в череду выдающихся военно-исторических трудов. И в этом перечне, в этом многолетнем беспрецедентном проекте Белградскому кругу военной эмигрантской мысли принадлежит выдающееся место. В числе наиболее значимых обобщающих трудов необходимо назвать: книги Н. Головина, в первую очередь — «Военные усилия России в мировой войне», Ю. Данилова «Россия в мировой войне. 1914—1915», «Историю русской армии» А. Керсновского (главы, посвященные Первой мировой войне), В. Доманевского «Мировая война. Кампания 1914 г.» Все эти работы издавались и переиздавались в Белграде.
В 1920—1927 годах в изданиях русской зарубежной военной периодики и прежде всего в белградском «Военном сборнике» были опубликованы многочисленные научные статьи и монографии по проблемам стратегии, тактики, истории военного искусства. Большая часть материалов одиннадцати книг «Военного сборника» так или иначе связана с историей Великой войны. Имеет смысл упомянуть наиболее значимые из них: книга Ф. Палицына «В штабе Северо-Западного фронта», статьи генерала В. Флуга, очерки Генерального штаба полковника Р. Дрейлинга о боях на франко-германском фронте, «Краткий очерк военных действий русских армий в Галиции и Привисленском крае в августе 1914 г.» генерала В. Драгомирова, работу «Действия шестого корпуса и главные причины неудачи 2-й армии» полковника И. Патронова и многие другие.
Исследователь русской военной зарубежной мысли И. Домнин справедливо отмечает, что «военная культура Русского Зарубежья явила себя и раскрылась в пяти основных «ипостасях»: военной организации, военной мысли, военной печати, военной школе, культурно-исторической и мемориальной работе». Заметим, что во всех обозначенных направлениях русская эмиграция на Балканах проявила себя чрезвычайно активно, о чем и будет сказано ниже.
Руководитель Русской армии в рассеянии барон П. Врангель стал задумываться о том, чтобы успеть передать накопленный опыт и приступил к подготовке и образованию молодых военных кадров, на которые он возлагал особые надежды, справедливо считая их наследниками славных боевых традиций. Основной формой обучения являлись кружки самообразования. Именно в те годы Николай Николаевич Головин являлся руководителем кружков высшего военного самообразования в Королевстве СХС, Болгарии, Чехословакии и Франции. В 1927 году начали работу «Военно-научные курсы систематического изучения современного военного дела». В Белграде существовало их отделение и Русский военно-научный институт, который функционировал вплоть до 1944 года. В программе были такие предметы, как высшая тактика, высшая наука о войне, стратегия, устройство тыла и снабжения в государственном масштабе, изучение операций Первой мировой войны. Главной практической работой была разработка темы, которую каждый слушатель выбирал из предложенного списка. Всего выпусков в Белграде за 13 лет существования было 6, за это время через курсы прошло свыше 200 человек, из коих только 77 окончили полный курс и награждены дипломами с академическими значками. Преподавателями, членами Учебного комитета были генералы Генерального штаба российской армии: А. Шуберский, В. Колюбакин, В. Тараканов, С. Гребенщиков, Б. Гернгросс, В. Энгельке, И. Свищев, полковники Генерального штаба Р. Дрейлинг, Б. Сергеевский, В. Пронин, В. Бальцар, Е. Месснер, военный летчик генерал В. Ткачев, военный инженер профессор полковник Л. Михеев, профессоры П. Струве, Ф. Тарановский, Н. Краинский и другие.
В Югославии с 1920 по 1941 год выходило более 40 периодических изданий военной направленности. В их числе — органы профессиональных и территориальных союзов и объединений «Вестник волынца», «Донская летопись», «Кавказский казак», «Казачья вольность», «Русский кадетский корпус», «Живым и гордым. Сборник издания общества Галлиполийцев». Наиболее профессиональными и хорошо известными далеко за пределами Югославии считались «Вестник военных знаний», орган военно-научной мысли (ред. К. Шмигельский, 1929—1935, Сараево), «Артиллерийский вестник» (1932—1940, Белград), «Военный сборник» (ред. В. Пронин и И. Патронов, 1921—1930, Белград), «Осведомитель», периодический военно-научный журнал (ред. Н. Головин, 1936—1938, Белград) и другие издания. На их страницах увидели свет статьи, посвященные анализу Первой мировой войны, ее причин, хода и итогов. Выдающиеся имена русской научной мысли связаны с этими изданиями: генералы Н. Головин, Ю. Данилов, А. Драгомиров, В. Артамонов, А. Буковский, В. Гурко, адмирал Бубнов, А. Керсновский, В. Даватс и другие.
Надо сказать, что печать, особенно военная, в это время выполняла множество задач помимо своих прямых, информационных. Газеты и журналы получали множество писем, на страницах разгорались жаркие дискуссии, печатное слово выступало и организатором, и просветителем. Много откликов вызвала работа генерала В. Флуга, представленная им на третий конкурс военно-научных работ «Районного правления Общества русских офицеров Генерального штаба в Югославии» в 1926 году. Она называлась «Высший командный состав», и в ней генерал давал жесткую критическую оценку командному составу русской армии в период Первой мировой войны, считая, что на нем лежит вина во многих неудачах. Он перечисляет такие явления, как пассивность и внутренняя апатия, беспечность и небрежность, отсутствие гражданской дисциплины, болтливость и пр. Признавая, что генерал Флуг во многом прав, читатели газеты вступили с ним в полемику, утверждая, что наряду с отрицательными примерами, «были и блестящие военные деятели — Н. Юденич, М. Алексеев, Н. Духонин, А. Деникин, были блестящие победы — Галицийская операция 1914 года, Брусиловский прорыв, разгром турок под Сарыкамышем. Более того, не случись революция — нас весной 1917 года ждала победа… («Военная мысль в изгнании. Творчество русской эмиграции»).
В Югославии были десятки профессиональных военных объединений и союзов: Общество Галлиполийцев, Русские военные инвалиды, Союз офицеров Генерального штаба, а также военно-политические союзы — мощнейшее отделение РОВС, Братство Русской правды, Корпус императорской армии и флота (КИАФ), Русское народное ополчение.
Для нас наиболее интересны деятельность Общества Ревнителей военных знаний и Союза русских офицеров, участников Первой мировой войны. Этот союз был основан в 1925 году для материальной поддержи офицеров и их семей, сохранения русских традиций и подготовки офицеров к будущему служению Родине. Периодически проводились тематические вечера, посвященные событиям Первой мировой войны. Орган Союза — «Военный журналист». В конце 1930-х годов его руководители перешли к активной политической борьбе с СССР и ожидали нового поворота в русской истории в случае новой европейской войны, но, как известно, участь Русского корпуса, куда вошли многие из этого Союза, была печальной. Общество ревнителей военных знаний было одним из первых подобных объединений в изгнании. Оно возникло в 1921 году по инициативе проживавших в то время в Белграде выдающихся военных умов — В. Пронина, И. Патронова, Р. Дрейлинга, — полковников Генерального штаба, а также гражданских профессоров ученых В. Плетнева, М. Георгиевского, Ф. Тарановского. Одним из направлений работы было «изучение и обработка военно-исторических материалов минувшей Европейской войны». Именно этот кружок стал издавать «Военный сборник», и члены кружка составили основу будущего Русского военно-научного института в Белграде.
В 1920-е годы члены Союза русских офицеров участников Первой мировой войны много занимались самообразованием и осмыслением военной истории. Генерал М. Драгомиров в «Записке о необходимости среди военной эмиграции подготовительных работ по воссозданию русской армии» писал: «В армиях всего света еще во время войны 1914—1918 гг. началась успешная работа по изучению новых факторов, выдвинутых ходом минувшей… войны. Поэтому и эмиграция должна заняться изучением ее опыта».
Все русские военные в эмиграции так или иначе задавались роковыми и вечными вопросами. Была ли неизбежна Первая мировая война? Могла ли Россия в ней не участвовать? Как воевали русские армии? В чем причина военных неудач и что легло в основу русских побед? Стала ли Первая мировая война причиной революции или же революционные процессы предопределили катастрофическое положение на фронтах Первой мировой войны?
В общественных дискуссиях проявилось одно из главных слабых мест русского военного сообщества — его разобщенность по политическим, идеологическим мотивам. Об этом горько высказался легендарный царский генерал А. Туркул: «Были офицеры, доблестные и жертвенные, но Корпуса офицеров в России не было, был лишь офицерский состав». Полковник Д. Хитров, выступая 20 мая 1928 г. в Белграде с докладом «Русские офицеры в изгнании и политика», подчеркивал, что силами и способностью жертвовать русские офицеры никогда не оскудевали, но из-за отсутствия корпоративного единства и организованности все это расходовалось непроизводительно. Вот еще одно утверждение, прозвучавшее в «Союзе господ офицеров Императорских Российских Армии, Флота и Воздушного флота»: «В прежней Русской Армии, в сущности говоря, не было офицерской корпорации, и каждый офицер жил лишь узкими интересами своей части». К этому добавились различные политические симпатии, и все это привело к расслоению офицерского корпуса, а в эмиграции эти процессы только усилились.
Не было единства в понимании причин возникновения Первой мировой войны. Все сходились в том, что объективное основание надвигающейся войны лежало в социально-экономической сфере — растущий германский капитал столкнулся с английскими и французскими укрепленными позициями. В мировой военной историографии в эти годы усиленно прививался тезис, что именно царская Россия повинна в развязывании Первой мировой войны. Одним из первых, кто ответил оппонентам, был полковник русского Генерального штаба И. Патронов. Еще в 1919 году он выступил со статьей о причинах мировой войны. В 1921 году в статье «Причины и следствия Великой войны» он указал, что не «австро-сербский конфликт 1914 года был причиной войны. На самом деле это только повод; причины лежат гораздо глубже». Рассматривая исторический путь Германии за 43 года до войны, И. Патронов подчеркивал, что главной причиной было ее бурное экономическое развитие после объединения в 1871 году и стремление ее правящих классов к мировому господству. А также связанное с этим соперничество с Англией и Францией, которое сложилось «в продолжение нескольких десятков лет и постепенно вело к столкновению». На первое место он ставил англо-германские противоречия из-за дележа колоний и влияния в Малой Азии. К следующей группе противоречий И. Патронов относил франко-германские противоречия из-за Эльзаса и Лотарингии, утерянных Францией после поражения 1870 года. Н. Головин, Ю. Данилов, А. Баиов также отмечали, что в основе европейского конфликта лежало соперничество Англии и Франции с одной стороны и Германии — с другой за возможность эксплуатации колоний, борьба за передел мира. Он приходит к выводу: России, с точки зрения ее экономических интересов, война была не нужна, ее противоречия с Германией были не настолько остры, чтобы решать их силой. Наоборот, именно она являлась объектом международного спора. В. Авдеев в статье «Первая мировая война глазами Русского Зарубежья» подчеркивал, что российский рынок «всегда был одним из наиболее лакомых кусков для всех стран с высокоразвитой промышленностью и обладающих большими свободными денежными капиталами». Общий вывод, который он формулирует с точки зрения материальных причин войны, звучит так: «Экономическое соперничество Англии и Германии и, в частности, борьба промышленных стран Запада с Германией за русский рынок. Причем наиболее заинтересованной с этой точки зрения в войне являлась Англия».
По поводу ответственности за развязывание войны эмигрантская военная историография была едина во мнении, что ее необходимо возложить на Германию, которая, воспользовавшись русской мобилизацией как предлогом, объявила войну России. Исходя из этого тезиса, русские зарубежные военные историки определяли характер войны со стороны России как вынужденный, оборонительный. «Россия к началу войны 1914 г. далеко не была готова — ни политически, ни по состоянию своих финансов и промышленности, ни в узковоенном смысле», — писал Ю. Данилов.
В книге «Философия войны», изданной в 1939 году в Белграде, А. Керсновский утверждал, что «Германия провоцирует войну в 1914 году, потому что не желает иметь дела с сильной русской армией 1920 года, армией, явившейся бы результатом семилетней «большой военной программы» 1913 года. Одновременно война объявляется и Франции: робость и недомыслие ее правителей, приказ Вивиан отступить на 10 км от границы в доказательство миролюбия показались Германии доказательством слабости всей страны, всей армии….».
Поскольку большинство было солидарно в том, что у России не было своих корыстных интересов, а она была спровоцирована на вступление в военные действия ультиматумом против Сербии, то многие сходились в том, что и само вступление России, и ее жертвенное поведение в ходе войны в интересах союзников не принесло России ни победы, ни славы, а послужило в первую очередь к выгоде Англии и Франции. Об этом с горечью и очень эмоционально сказал генерал М. Скородумов, открывая на белградском кладбище памятник героям Первой мировой войны, куда были перенесены останки русских воинов, погибших на балканской земле: «Сегодня, хороня эти останки, мы хороним не только кости наших погибших солдат, наши святые кости, но и честь, и благодарность союзников России». Он выразил уверенность в бессмысленности Первой мировой войны для России и высказал гневные слова в адрес Англии и Франции, которые извлекли из войны большую пользу и не были верны своему союзническому долгу в отношении России.
Не раз русская мысль обращается и к годам, предшествовавшим войне, в том числе к мирным инициативам, исходившим от России по созыву Гаагских конференций. П. Симанский в статье «Фронтом к прошлому» в «Русском инвалиде» в 1929 году писал: «Не нуждавшаяся в дальнейших завоеваниях, не хлопотавшая о рынках, занятая громадным и быстрым развитием собственных сил и богатств, Россия была бы стражем для всего мира. «Превентивная» война 1914 года не позволила ей выступить в этой роли и привела как раз к обратному — к созданию на месте прежней России очага бесконечных смут и тревоги».
Военные действия в ходе Первой мировой войны так же внимательно изучались, как и состояние народного хозяйства, государственный потенциал в целом, военно-мобилизационная доктрина России. Огромную работу на этом направлении провели Ю. Данилов в книге «Россия в мировой войне 1914—1915 г.г.», Н. Головин в работе «Военные усилия России в мировой войне», М. Иностранцев, И. Патронов, А. Драгомиров и др. Можно говорить о возникновении отдельного исследовательского направления — социология войны. И Головин и Данилов исходили из того, что «война есть социальная болезнь» и необходимо понять природу этой болезни, чтобы предотвратить ее возобновление. Как справедливы были русские ученые, показала уже ближайшая история Европы!
Мысль о том, что решения, принятые в «стильных залах Версаля», не окончили войну, была разделяема очень многими в русской военной среде. Пожалуй, наиболее ярко это убеждение воплотилось в статье А. Марьюшкина «Помни войну!», изданной в Сербии в городе Нови Сад в 1927 году. «Версаль не только не устранил поводов и причин к спорам. Но еще более углубил политические противоречия и расхождения и создал в Европе напряженную атмосферу, которую в будущем суждено разрядить, может быть, только мечу. Война не кончена. Война продолжается….». В этой небольшой работе полковник Марьюшкин показал себя глубоко прозорливым аналитиком. Он предвидел, что Германия восстановит свое могущество и Россия поднимется «с операционного стола, на который ее уложили соединенные усилия друзей и врагов, ибо славянская народность далеко еще не сказала своего последнего слова, а господствующее положение среди славянства все же принадлежит России, силы которой ждут своего времени. Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что будущее за большими государствами, что современная мозаичная карта мира, а особенно Европы, претерпит длинный ряд видоизменений и что современные образования, возникшие после войны 1914—1918 годов, есть не более как очередной и притом недолговечный эпизод истории». В этих размышлениях угадывается и трагическая судьба Югославии, и создание Европейского союза…
Много было конкретных точных наблюдений и соображений на основе изучения большого количества воспоминаний, мемуаров, публикаций дневников и писем времен Первой мировой войны. Совершенно очевидно было, что русское военное ведомство не было в состоянии обеспечить адекватной поддержкой наши передовые части и находилось постоянно перед дилеммой, которую отмечал Н. Головин: «либо сократить численность армии, либо гнаться за дешевизной содержания. Военное ведомство выбрало второй путь в этом отношении и, как ярко показала минувшая война, перешло предел допустимого».
Некомпетентность, неподготовленность, грубые ошибки военного руководства России отмечались всеми исследователями, а многие считали виновной и саму политическую систему самодержавной России. Политические разногласия были свойственны военным исследованиям в полной мере. Так, обращаясь к одной из самых болезненных тем — ответственности русского военного сословия за гибель государства и монархии, Евгений Месснер писал: «На офицере лежит страшный укор: офицер дважды в 1917 г. предал своего Царя — не защитил его в февральско-мартовские дни и не спас его из заточений царскосельского, тобольского, екатеринбургского… «Вы, офицеры, покинули Императора!». Но ведь и Царь покинул офицера, отдавши его на растерзание матросне и солдатне, на унижение и на муки. В моих словах нет упрека, — сын не упрекает отца, но жалуется ему; офицер и подавно не упрекает Отца-Царя, но ему мысленно жалуется. Жалоба же наша в том, что Император, по великой своей благости не желавший кровопролития, не позвал любого из офицеров-конвойцев или любого из вблизи находившихся офицеров — тот, не задумываясь, снес бы шашкой голову и Рузскому, и Гучкову с Шульгиным…». В этих словах есть не только сожаление, что Николай II напрямую не позвал офицеров стать на его защиту, вряд ли головы Гучкова, Шульгина и Рузского спасли бы Россию от революции, которая к этому моменту уже бушевала. В этих словах есть и горечь от того, что монарх допустил разброд и шатание в армии во время войны, и это неминуемо привело и к трагедии армии и к гибели державы.
О том, что Россия была побеждена изнутри, о том, что армия несла в себе все пороки русского общества («Армия — это наша фотография», говорили офицеры в изгнании) написал и Н. Головин, анализируя военные усилия России в мировой войне. «Выражение всеобщего недовольства, окончательное падение авторитета власти, предчувствие, даже уверенность в надвигающейся страшной катастрофе можно прочесть решительно во всех мемуарах, относящихся к этому времени. Во всех слоях общества и народа ползли слухи один мрачнее другого. Почти открыто говорилось о необходимости династического переворота. Страна окончательно деморализована. Из такого тыла не мог уже влиться в армию дух бодрости, такой тыл мог только вносить в армию дух разложения».
Переживая трагический опыт Первой мировой войны, русские военные в эмиграции стремились извлечь уроки и, главное, выработать военную доктрину будущей русской армии. Сделать это без тщательного и всестороннего изучения и обобщения опыта Первой мировой было невозможно. И именно здесь военную эмиграцию ожидали серьезные трудности. В этой связи вызывает интерес «Записка о необходимости среди военной эмиграции подготовительных работ по воссозданию русской армии», составленная А. Драгомировым. Он считал, что в первую очередь нужно подобрать и систематизировать материал по целому ряду вопросов военной теории, выдвинутых мировой войной. Прежде всего это касалось вопросов тактики, организации крупных общевойсковых соединений, комплектования армии в мирное и военное время, принципов обучения и воспитания войск. В основу «должно быть положено крайне бережное отношение к священным традициям Русской императорской армии и глубокое уважение к тем ее высоким боевым качествам, которые они искони проявляли и которые поддерживали ее славу и на полях сражений последней мировой войны».
Наиболее мощной военной организацией русской эмиграции, конечно же, был РОВС, созданный бароном Врангелем, чья ставка располагалась под Белградом в Сремских Карловцах. В числе руководителей 4-го (Балканского) отделения РОВС были такие прославленные, в том числе и на фронтах Первой мировой войны, генералы, как В. Артамонов, А. Адлерберг, А. Буковский, В. Гурко, А. Драгомиров, И. Эрдели, В. Полтавцев, М. Кобиев, А. Филимонов и др. Многие генералы и офицеры, члены РОВС и других военных объединений находились на государственной службе в различных, в том числе и военных, ведомствах Югославии, их принимали не только для решения материальных проблем русской эмиграции, но и главным образом для того, чтобы опыт и знания русские офицеры смогли передать югославской армии, которая сильно была ослаблена Первой мировой войной. Целые направления югославской армии — авиация, танки, многие службы: геодезия, топография, инженерия были созданы и во многом укомплектованы русскими офицерами.
И все же главная дума и надежда была связана с будущим России. Очень близкий к РОВС русский философ Иван Ильин писал о задачах, которые стояли перед лучшей частью русских военных, оказавшихся в изгнании: «Р.О.В.С. искал не власти, а служения; отстаивал не партийное дело, а национально-государственное; объединял, а не разделял; жертвовал, а не приобретал. Он носил в себе дух национальной, патриотической армии, а не частного сообщества граждан. Этому духу Р.О.В.С. доселе и оставался верен. Ныне он не есть армия, ибо силою вещей законная русская власть исчезла, и у этой бывшей славной армии нет ни верховной власти, ни территории, ни оружия, ни настоящей воинско-армейской организации. Но он есть кадр русской армии, орденски спаянный национально-патриотическим единомыслием, единочувствием и единоволением. И к этому воинскому кадру и духу примыкает в таком же порядке единочувствия, единомыслия и единоволения кадр непартийных политических деятелей, не служивших в армии, но верных России, духу Целого и белой борьбе за родину. И примыкать к этим двум кадрам, думается мне, надлежит всякому, кто помышляет о спасении России, а не о партийном делении ее народа и не о партийном захвате власти. Этот дух надо сохранить и передать русскому народу во что бы то ни стало».
Военная эмиграция на Балканах не только воздвигла выдающийся монумент русским героям Первой мировой войны, не только не дала угаснуть национальному очагу военных знаний, лучшим традициям военной науки России, не только сохранила мемориальную память о Великой войне, воспитав на этих святынях несколько молодых поколений русских воинов, но, самое главное, русская военная эмиграция положила крепкое начало новой русской армии.
БОНДАРЕВА Елена Анатольевна,
директор общественных и издательских программ
Фонда исторической перспективы,
кандидат исторических наук