Игорь Дедков: «Кланяюсь Московскому университету»
Весной этого года ему исполнилось бы 85 лет, 27 декабря - четверть века со дня его ухода. Мемориальная доска в Костроме: «В пятьдесят седьмом после Московского университета я приехал сюда работать. Позже понял, что приехал жить». Игорь Дедков. 1934 – 1994. Через тридцать лет из этого дома уезжал в столицу человек, составивший славу и достоинство отечественной культуры».
Из личного дневника. 29 декабря 1994 г. Четверг.
Памяти Игоря Дедкова.
Мои товарищи уходят
Сквозь новолуние берёз.
Жизнь на исходе, как наркоз,
А дальше – боль. На небосводе
Все те же звёзды, тот же путь
Галактик в знаках Зодиака.
Но всё кончается однако
Крестом могильным. Не забудь,
Что мы ещё не долюбили,
Не дописали, не дошли
До неопознанной земли
Обетованной. Снова мили
Иль километры впереди.
Их притяжение вовеки
Не остывает в человеке
И говорит ему: «Иди
Сквозь непреодолимость смерти
До безысходных рубежей».
Чем неотступней, тем свежей
В душе беспамятство столетий.
Друзья уходят. Мы живём
По странным начертаньям рока.
А где-то чисто и глубоко
Звезда глядится в водоём
Минувших дум и треволнений
И, не достав лучами дна,
Трепещет, гаснет, и одна
Земных исполнена велений.
Друзья уходят в тишину
Берёз кладбищенских. Но всё же
Им звёзды вещие ворожат
Час воскрешенья и весну.
Улыбкою потомков дальних
Они очнутся. А пока
Мы смертны. И издалека
Всё глуше зов последней дани,
Для нас назначенной судьбой
Среди рождений и распятий.
И на декабрьском закате
Всё громче вечности прибой.
Немного истории
В жизни есть эффект карнавала, когда, густо сконцентрировавшись в какой-то точке Земли, на несколько дней жизнь становится нескончаемым праздником. Но потом всё кончается, и ветер гоняет по опустевшим площадям лишь обрывки вчерашней сверкающей мишуры. Однако есть и более редкий феномен — Лицея. Того самого, Пушкинского. Чисто формально Александровский лицей жил ещё столетие, от первого выпуска в 1817 до последнего в 1917 году. Но мы-то знаем, что воспетое Пушкиным лицейское братство длилось ровно столько, сколько отпущено было жизни первым лицеистам. И оборвалось со смертью Горчакова. Дальше было что угодно: тома воспоминаний, легенды, бессмертные стихи. Но живой человеческий круг кончился, погасил свои свечи.
Мне повезло. У меня в жизни, теперь уже навсегда, до конца, были, есть два «лицейских круга». Второй, более поздний, в аспирантские годы, — студенческая строительная целина. Первый — наш курс. Самые близкие мои друзья, самые родные мне люди — из этого Лицея.
Конечно, я не могу не быть крайне субъективным в данном вопросе. Но вот мнение со стороны (впрочем, может ли быть «со стороны» мнение Николая Великанова, который был членом факультетского комсомольского бюро, избранного в результате бурных событий 1956 года на журфаке, и возглавлявшегося Игорем Дедковым): «... Неслучайно именно в наборе 1952 года оказалось так много светлых голов, а выпуск 1957-го — Дедковский курс! — стал надолго эталоном студенческого коллективизма».
Да, нас называли курсом Игоря Дедкова. И прав был другой Игорь — Саркисян, противопоставив в своих стихах «курс Игоря Дедкова» курсу доллара и всяких прочих ценных бумаг.
Когда весной 1956 года студентов и преподавателей познакомили с хрущёвским докладом о культе личности на ХХ съезде, факультет взорвался. Началось всё с комсомольского собрания нашего четвёртого курса «Место журналиста в общественно-политической жизни страны», с доклада Игоря Дедкова (он был секретарём курсового комсомольского бюро), кончавшегося словами: «Мы должны внимательно следить за тем, чтобы старые догмы не были заменены новыми, хотя и более прогрессивными. Гарантия отныне – бдительность народа». И финальным аккордом — афоризм Э. Лусталло, публициста времён Французской революции конца XVIII века: «Великие нам кажутся великими оттого, что мы стоим на коленях. Поднимемся!»
Собрание единогласно приняло Открытое письмо студентам и преподавателям факультета, смысл которого сейчас, задним числом, можно было бы обозначить словами известного говорухинского фильма: так дальше жить нельзя. В ходу была присловье: Закрытый доклад ЦК и Открытое письмо 4-го курса. Письмо это было поддержано комсомольскими собраниями всех курсов и факультетским собранием, несомотря на то, что каждое из них начиналось с призывов официальных лиц это наше обращение осудить.
При прощании с МГУ на вопрос выпускной анкеты: «Что ты больше всего ценишь в человеке?» Игорь ответил: «Преданность идее. Чтобы было за что расстреливать».
Вот таким, живой легендой, Игорь Дедков и остался в памяти тех, кто учился тогда на факультете журналистики Московского университета. Нашей верой, нашей совестью, нашей молодостью.
А потом, годы спустя, читая его статьи в «Новом мире», мы открыли для себя другого, нового Игоря — вдумчивого исследователя глубинных процессов, протекавших в тогдашней литературе, в искусстве, в жизни.
Естественность, закономерность этого перехода не сразу и не всеми была понята из тех, кто сотворил из него кумира своей юности. Помню, за дружеским застольем одна наша сокурсница сказала приехавшему из Костромы Игорю: мы ждали от тебя так многого, а ты пишешь о деревенской прозе. Он посмотрел на неё с недоумением. Потом в уголках его губ появилась горькая полуусмешка.
Ничего-то она не поняла. Ни в новом Игоре. Ни в том, из легенды. Ибо не было ни для того, ни для нового Игоря Дедкова (а если по большому счёту — и того, и другого в одном лице) ни «деревенской», ни «городской», ни «военной» — или какие там есть ещё дефиниции? — прозы. А были миры Василя Быкова и Фёдора Абрамова, Михаила Ромма и Тенгиза Абуладзе, Микеланджело Антониони и Анджея Вайды. Миры, сквозь которые, как сквозь «магические кристаллы», и мы в России, и всё человечество в разных странах прозревало своё, отнюдь не лучезарное будущее на грани двух тысячелетий. Как критик, как мыслитель, как провидец, если хотите, Игорь имел дело с этим личностным материалом, запрограммированным на будущее.
В 1967 году исполнилось 10 лет нашего выпуска. Так получилось, что мы оказались самым первым первым курсом журфака МГУ имени Ломоносова (до нас было отделение журналистики на филфаке), и наши курсовые юбилеи совпадали с юбилейными днями рождения факультета. Мы готовили специальный выпуск факультетской газеты, посвящённой нашему курсу. Естественно, родилась идея попросить Игоря написать несколько страниц, открывающих этот номер.
Я позвонил ему в Кострому, он прислал эти несколько страниц. И впервые они появились в факультетской многотиражке «Журналист». Самим своим рождением она, между прочим, обязана тому нашему курсовому собранию весной 56-го года, на котором среди других впервые прозвучало и предложение: выпускать на факультете многотиражную газету, но не учебную, как это в конце концов получилось, а общественно-политическую.
Одно из светлых студенческих воспоминаний: младшекурсница, читающая на факультетском вечере под музыку Грига «Корзину с еловыми шишками» Паустовского. Потом она стала женой Игоря, и мы приняли её в своё курсовое братство. И долгие годы она была с нами, когда общие праздники и потери собирали нас вместе. Позже исповедальное письмо Игоря, адресованное однокурсникам, было помещено Тамарой Дедковой в сборнике воспоминаний об Игоре и его статей и интервью.
Прошло более полувека с той весны 67-го. Неузнаваемо изменилась страна, изменился мир, изменилось время. А те давние страницы свежи и злободневны и ныне. Или я не прав? Судить — сегодняшнему читателю.
Ким Смирнов,
«Новая»
И это все о нем
P.S.
Вечер памяти Игоря Дедкова, состоится 27 декабря в 18.00 в Малом зале Центрального дома литераторов по адресу: Б. Никитская, д. 53 (м. Баррикадная). Предусмотрена льготная продажа от издательства знаменитого «Дневника. 1953-1994» Дедкова. Вход свободный.