Партия войны хочет реванша
Когда в конце прошлого года стали появляться слухи о том, что ряд лиц хлопочет о пересмотре политической оценки решения о вводе советских войск в Афганистан, я сначала не придал этому особого значения. Ну мало ли каких вздорных идей не появляется в головах наших не всегда адекватных соотечественников. Однако вскоре слухи стали обретать реальные очертания: сначала с инициативой о пересмотре выступили якобы ветеранские организации, например, «Боевое братство». Затем — как это водится на политической кухне — почву взрыхлили записные участники телевизионных шоу. А следом эстафету подхватили в Комитете Госдумы по обороне: он постановил внести на рассмотрение нижней палаты парламента проект заявления, в котором подчеркивается историческая несправедливость осуждения в 1989 году на Съезде народных депутатов СССР решения о вводе советских войск в Афганистан.
То есть сейчас мы в одном шаге от…
Тут я бы хотел сделать паузу. Давайте вчитаемся в строки того самого постановления Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря.
В его первом пункте содержится поддержка той оценки, которую Комитет ВС СССР по международным делам дал решению о вводе в Афганистан советских войск. Съезд посчитал, «что это решение заслуживает морального и политического осуждения».
Что же конкретно осудили нардепы, среди которых, кстати сказать, было немало ветеранов и инвалидов афганской войны? Зачитывая в Кремле вердикт Комитета по международным делам, его глава А. Дзасохов говорил, в частности, следующее:
«На принятие решения в декабре 1979 года, безусловно, повлияла чрезмерная идеологизация советской внешнеполитической деятельности, складывавшейся на протяжении ряда лет под непосредственным воздействием доминировавших тогда идеологических установок… Этой акцией мы противопоставили себя большинству мирового сообщества, нормам поведения, которые должны быть приняты и соблюдаться в международном общении… Решение о вводе войск было принято в нарушение Конституции СССР (положение статьи 73 пункт 8)… Верховный Совет СССР и его Президиум вопрос о вводе войск не рассматривали. Решение было принято узким кругом лиц».
Далее А. Дзасохов перечисляет этих лиц: Брежнев, Устинов, Андропов, Громыко. И подчеркивает:
«Внешняя политика должна быть всегда под контролем народа. Особенно важен, как нам представляется, надежный и неукоснительный контроль за выработкой и принятием решений, связанных с применением Вооруженных Сил».
И еще один очень важный пассаж из этого документа — его надо обязательно запомнить, продолжая чтение:
«Политически и морально осуждая решение о вводе советских войск, Комитет считает необходимым заявить, что это ни в коей мере не бросает тень на солдат и офицеров, направлявшихся в Афганистан. Верные присяге, убежденные в том, что защищают интересы Родины и оказывают дружественную помощь соседнему народу, они лишь выполняли свой воинский долг».
***
Вернемся к инициативе «ряда лиц» и ее поддержке сегодняшними парламентариями. Что же они хотят пересмотреть? В чем видят историческую несправедливость?
И тут, сразу надо сказать, нас ждут совершенно необыкновенные открытия. Оказывается, ввод советских войск предотвратил — ни много ни мало — «интервенцию американцев в Афганистан для частичного восполнения потери Ирана и своего влияния на Востоке» (это я цитирую документ «Боевого братства»).
Но ведь давным-давно известно — из рассекреченных архивов, мемуаров политиков, генералов, разведчиков, дипломатов — что в планах Вашингтона Афганистан никак не значился.
Вообще — никак и нигде. Ну нет и не было тогда таких планов — ни у ЦРУ, ни у Пентагона, ни у Сороса.
Занимаясь современной историей Афганистана и, в частности, периодом, предшествовавшим вторжению, я поднял тысячи страниц разных документов — и у нас, и за рубежом, — провел беседы с десятками высокопоставленных лиц, и нигде не обнаружил «американского следа». А как хотелось — такая была бы интрига! Более того, книгу «Вирус «А». Как мы заболели вторжением в Афганистан» я писал в соавторстве с полковником внешней разведки, кандидатом исторических наук Валерием Самуниным, который накануне ввода войск являлся сотрудником кабульской резидентуры КГБ и по долгу службы хорошо был осведомлен об истинных намерениях янки. Но и он в эту тему ничего нового добавить не смог.
По сути дела, инициаторы пересмотра повторяют тот старый партийно-гэбэшный трюк, срочно придуманный сорок лет назад для объяснения и оправдания советского военного вторжения.
Еще дальше пошел депутат-коммунист Н. Харитонов, который якобы под бурные аплодисменты зачитал на заседании Комитета по обороне проект заявления о пересмотре: «Решение о вводе войск принималось в полном соответствии с нормами международного права».
Ну, здесь я даже и не знаю, что сказать. Так и просятся непечатные выражения. О каком международном праве можно говорить, если, появившись в Кабуле, войска и спецслужбы первым делом физически уничтожили того самого главу суверенного государства, который так настойчиво просил оказать ему военную поддержку.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ СЕКРЕТАРЯ ЦК КПСС Л. ЗАМЯТИНА
«Была создана четверка: Брежнев, Устинов, Андропов, Громыко, при секретаре Черненко. Там было принято решение о вводе войск в Афганистан… Кроме протокола, который был написан от руки Черненко, ничего… Это впервые в истории Политбюро — решение не печаталось на машинке, а писалось от руки… Заверения Устинова были, что это временный ввод войск, максимум на три-четыре месяца, а потом мы их выведем».
Собрались келейно, протокол писали от руки, все в тайне — даже от других членов политбюро, не говоря уже о членах Верховного Совета.
Какое тут международное право и вообще право, там все было похоже на заговор или на акт политического терроризма.
Наконец, в выступлениях «ряда лиц» прозвучало и другое невероятное: дескать, мир тогда не осудил единодушно вторжение, это, мол, все выдумки псевдоспециалистов. Опять хочется руками развести: а как же тогда бойкот московской Олимпиады, жесточайшие санкции, острая критика, звучавшая из уст лидеров многих коммунистических и братских партий. Как быть с голосованием на Генеральной Ассамблее ООН 14 января 1980 года, когда 104 страны осудили Москву и потребовали немедленного вывода войск?
***
Сегодня не лишне вспомнить некоторые обстоятельства, сопутствовавшие принятию решения о вторжении.
Афганские лидеры, которые в 1978 году совершили в Кабуле государственный переворот и зверски расправились с президентом М. Даудом, его семьей и соратниками, действительно, неоднократно обращались к Москве с просьбами об оказании им военной помощи. Ни Тараки, ни сменивший его Амин не пользовались поддержкой широких масс, испытывали все нараставшее давление со стороны радикальных исламских организаций. Уже через год после переворота (т.н. «апрельской революции») новый кабульский режим оказался, по существу, в заложниках у оппозиции. И начиная с лета 1979 года брежневские соратники стали думать, как с этим быть.
Рассекреченные документы партийных и государственных архивов свидетельствуют о том, что вплоть до глубокой осени кремлевские старцы все как один стояли насмерть: поддержку Кабулу оказывать надо, но вводить войска — ни в коем случае. Однако после того как по приказу Амина глава Афганистана Нур Мохаммед Тараки был убит, а убийца занял его место, в Кремле и на Старой площади настроение стало меняться. Теперь доподлинно известно, что три человека — но зато самых могущественных — принялись продавливать решение о вводе войск. Министр обороны Д. Устинов, глава КГБ Ю. Андропов, министр иностранных дел А. Громыко. Генсек к тому времени был настолько немощен, что согласился бы с любым вариантом. Даже с предложением о высадке наших дивизий на Солнце. Но, естественно, ночью.
Каждый из этих трех имел свои основания для военного вторжения. Устинов надеялся броском на юг потренировать дряблые мускулы своих вооруженных сил, быстренько разгромить разрозненные отряды оппозиции и спустя три-четыре месяца вернуть войска в казармы. Для Андропова это был шанс расправиться с Амином, которого в недрах его ведомства уже назначили «агентом ЦРУ» и трижды пытались ликвидировать, но каждый раз неудачно. Ну а Громыко не смел перечить «Диме и Юре», хотя в глубине души, как потом вспоминал, был против силового варианта.
Келейно, в узком кругу, именно эти люди обсуждали, как лучше осуществить «возвращение к ленинским нормам партийного руководства в НДПА».
Заметьте, речь шла не о борьбе с терроризмом, как это сейчас пытаются представить люди типа депутата Харитонова, а о «ленинских нормах руководства».
Но — внимание! — совершенно неожиданно идею военного вмешательства встретили в штыки именно самые высокопоставленные генералы Минобороны. Во-первых, против этого последовательно выступали два представителя МО в Кабуле: главный военный советник генерал-лейтенант Горелов и советник от Главпура генерал-лейтенант Заплатин. Направленный «за речку» для независимой инспекции главком Сухопутных войск генерал армии Павловский, вернувшись в Москву, также в категоричной форме высказался против ввода войск. Он прекрасно сознавал, что такая позиция не понравится министру, но Павловский был из тех генералов, которые истину ставили выше карьерных соображений.
Дальше — больше. Против выступили начальник Генерального штаба маршал Огарков, а также его заместитель генерал армии Ахромеев и начальник главного оперативного управления генерал армии Варенников. Против был предсовмина Косыгин. В записке, направленной в ЦК, свои возражения высказал академик Примаков. Позже в такой же записке обоснованное несогласие выразил академик О. Богомолов.
В документах, подготовленных авторитетнейшими военными и академическими экспертами, содержался вывод: вторжение будет означать неминуемую эскалацию боевых действий, приведет к неизбежному втягиванию в них наших частей и подразделений, а Запад расценит это как повод значительно увеличить помощь вооруженной оппозиции. Такой шаг станет трудно объяснить даже нашим друзьям из соцстран. Потерь будет гораздо больше, чем приобретений.
Увы, процесс к тому времени принял уже необратимый характер.
ПРОДОЛЖЕНИЕ