Военкор Сладков — об офицерской школе политработников Советского Союза и России
ФАН представляет очередную авторскую колонку военного корреспондента Александра Сладкова. Напоминаем, данный материал является личным мнением автора, которое может не совпадать с позицией редакции.
Офицерская школа политработников Советского Союза и России. Колонка Александра Сладкова
Я излагаю свои взгляды на офицерскую школу России с учетом своего советского курсантского и войскового опыта. Это — вопрос не острый, не требующий моментальных реформ и поворотов, напротив, я считаю, действовать здесь следует весьма аккуратно, если и менять что-то, то не везде и постепенно.
Надо подчеркнуть, что сейчас вы имеете дело с автором, который распрощался с офицерскими погонами еще в начале 90-х. Автор никогда не был прилежным курсантом, получил двойку на вступительных экзаменах — единственный в истории ВВС СССР на государственном экзамене. Правда, решением Госкомиссии (генерал Неделькин) получил шанс и реализовал его.
Сегодня мало кто верит, что решением комбата Виктора Тимченко (ныне руководит ДОСААФ Украины) и замполита Николая Ульянова (пенсионер, проживает в Екатеринбурге) я был отстранен от увольнений в город в течении четырех лет учебы и провел их в казарме. Впрочем, все подробности я описал в противоречивой для многих книге «Ленин, швабра, АКМ».
В дальнейшем я смог ознакомиться и погрузиться в опыт подготовки офицерских кадров в военных училищах Вьетнама, Зимбабве, Польши, Армении, Казахстана, в академии Армии США в Вест-Пойнте. Я общался и работал с офицерами из Италии, США, Колумбии, Испании, Украины, Белоруссии, Узбекистана, Таджикистана, Афганистана, Иордании, Ирака, Сирии. Ну и, конечно, я работал в наших училищах: Москва, Санкт-Петербург, Рязань, Омск, Тула, Воронеж, Благовещенск, Казань, Екатеринбург, Сызрань, Вольск. Я имею в виду лишь вузы Минобороны.
Почему вообще эти вопросы возникли и почему я излагаю мысли на эту тему? Да потому что в офицерской среде, в командирской, ветеранской весьма часто возникают диспуты: а правильно ли мы воспитываем современные офицерские кадры, не стоит ли все поменять, взять иностранный опыт, или наш, царский, времен Куприна (имеется в виду его биографический роман «Юнкера»).
Конечно, мне очень просто прижать фуражку к груди, откашляться и громким голосом оповестить всех «как надо». Или как «надо было» делать. На мой взгляд, нельзя рассматривать офицерскую школу без контекста экономического, политического, идеологического… Без понимания сути реальной советской элиты. При СССР это были одни условия, нынче другие. Хотя классика вечна.
Итак, первый вопрос, который меня интересует: если «бытие определяет сознание» (К. Маркс), то как можно воспитать офицера исключительно в бытовой и нормативной солдатской среде? Мы в КВВПАУ четыре года жили в казарме, маршировали строем, пользовались правами и обязанностями солдат, питались отвратительным бигусом и ни капли не ощущали себя будущей элитой — ни войсковой, ни советской вообще.
Еще на КМБ (курс молодого бойца) нам объясняли: советское общество делится на социальные классы, но в армии классов нет. Как тогда стоит определяться, кто мы по советской градации? А все очень просто, говорили нам, в армии офицеры — это интеллигенция, прапорщики и сверхсрочники, это служащие, а солдаты — пролетариат, примерно так. По такому раскладу мы, курсанты, были как раз пролетариатом. Но, как тогда начитанные, воспитанные, спортивные, мотивированные, но все же солдаты могли в один день выпуска из КВВПАУ превратиться в офицеров, то есть из рабочих и колхозников превратиться в интеллигенцию?
С одной стороны, это логика, загнанная в тупик. И тем не менее так было. Почему?
Да потому что нас воспитывали, в духе РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии), в которой интеллигенция, пусть даже войсковая, в армии не приживалась, где офицер должен быть ментально накрепко связан с солдатской средой. В этом была и философия советской армии, в этом была логика: мы должны были понимать казарму, а казарма должна была принимать нас. Советская офицерская школа жертвовала нашей интеллигентностью и элитарностью в пользу единения офицеров и солдат, интеллигенции и пролетариата.
Впрочем, еще в 1971 году, 1 января, для достижения логики был введен институт прапорщиков, то есть, во-первых, согласно советской классовой градации, в армии появлялся недостающий класс служащих, а во-вторых, это была должностная позиция, повышающая статус офицеров. Солдатами должны были командовать сержанты и прапорщиками, а общее руководство осуществлять офицеры. Но фокус с прапорщиками не удался. Вот что мне говорил начальник Генерального Штаба России (2008–2012 годы) Николай Макаров в 2011-м:
«Взять Московский военный округ. Должности начальников складов на 100% заняты прапорщиками, должности, ради которых создавались прапорщики, — командиры взводов, старшины рот — заняты от 7 до 12%. Сейчас проблема на эти командные должности их затащить назад. То есть получилось наоборот, нам такие прапорщики были не нужны. У них ни образования, ни опыта, ни стремления — ничего нет».
Во времена министра обороны Анатолия Сердюкова решили институт прапорщиков ликвидировать и заменить их профессиональными сержантами. Объявили набор на сержантский факультет Рязанского десантного училища (срок обучения — два года восемь месяцев, отсутствие в программе обучения всех предметов, не имеющих отношения к боевой подготовке в войсках). Все четко — как в армии США.
Профессиональные сержанты в войсках должны были отвечать за воинскую дисциплину и боевую готовность. Офицер как элита, интеллигенция, не должен был волноваться, во что одет солдат, пьян он или трезв и как подготовлен. Его задача — определение тактики роты с учетом того, что она полностью готова к войне. Наверняка планировалось создание Академии сержантов, их продвижение по службе по своей линии: главный сержант взвода, роты, батальона, полка, бригады, дивизии, корпуса, командования, вплоть до сержанта-майора Вооруженных сил, которому подчинялись все сержанты.
Но выпускники сержантского факультета сливались с обычными сержантами, которых в войсках назначали просто так. Ни особого статуса, ни своего кадрового роста. В конце концов вернули прапорщиков, и все стало по-прежнему. А курсантов как готовили на солдатской основе, так и готовят. Это все мне кажется странным. Тем более что интеллект солдата (контрактника) сегодня интенсивно растет, рядовые профессионалы зачастую опытнее и даже интеллектуально выше прибывающих лейтенантов.
Что касается офицеров-политработников: мне кажется, в нашем училище, Курганском ВВПАУ, при наличии огромного конкурса среди желающих поступить частенько в число курсантов попадали те, кого на пушечный выстрел подпускать даже к забору было нельзя.
Были алкоголики (уже в том возрасте), трансгендеры (отвечаю за свои слова), клептоманы, люди, не мывшиеся месяцами, тупицы и откровенные лентяи. Были просто патологические нарушители дисциплины — такие как я.
Я не скажу, что система отбора была абсолютно ущербной. Мне сегодня понятен статус национального квотирования. Среди нас, поступив льготно, учились прибалты, кавказцы, среднеазиаты, ребята из Украины и Белоруссии, молдаване, и все были спаяны в довольно устойчивый коллектив. При всех рассказах про железное подавление коммунистической партией личных принципов и мнений советских граждан у нас в КВАПУ были достойные примеры обратного.
Например, когда мы разбирали на втором курсе одного курсанта, попавшегося на воровстве, то комитет Комсомола решил оставить его в членах ВЛКСМ, а значит, простить и дать возможность учиться дальше. Но на ротном собрании порешили выгнать. И выгнали. До отправки в войска этот парень жил в умывальнике, отдельно от всех, а рядом всегда был дневальный, чтоб не дать ему покончить с собой.
За инцидент с употреблением спиртных напитков и конфликта с милицией, который я, одичавший в казарме, допустил во время войсковой стажировке в Туркмении, меня приняли решение выгнать из Компартии. На ротном партийном собрании меня, несмотря на мнения инициативных партийцев, общим решением оставили коммунистом, и я дошкандыбал до выпуска.
Офицеры в училище ощущали себя элитой, а мы были — пролетариат. С нами никогда комбат или ротный не ел за одним столом, потому что нам давали такую парашу, которой легко было с непривычки отравиться. Я только раз ужинал рядом, бок о бок, с полковником Шиманским, заместителем начальника училища по тылу. Он пришел ночью в курсантскую столовую, где грязный и вымотанный наряд по кухне сел ужинать. Шиманский сам налил себе чаю, но в чайнике оказался самогон. Полковник не подал виду, выпил, поел с нами жаренной мною картошки, попросил продержаться «без залетов» и удалился.
Что касается статуса политработника: трудно говорить о статусе в войсках, когда ты приезжаешь молодым лейтенантом к новому месту службы в лагерь инжбата, а на модуле (жилой вагончик) написано:
«Замполит и парторг кретины, они подглядывают за прапорщиками и офицерами!»
Классное было начало. Это был статус дерьма по определению. И было очень сложно доказывать, что ты — другой человек.
В политических училищах должны готовить идеологический спецназ. Курсант и тем более выпускник должен быть априори человеком, которому доверяют. Он должен быть кристально честен, иметь боевой опыт, приобретенный в качестве обычного бойца еще с училища (Афганистан, Ангола, Мозамбик, Сирия, Ливия, что угодно — пусть это будет его обязательная полугодовая стажировка). Должен пройти еще одну, полугодовую стажировку (с приемом должности и материальной ответственности) в качестве командира подразделения.
Политработник обязан стрелять лучше всех, быть одним из самых значимых спортсменов полка или отдельного батальона, не просто правильно выговаривать слова, а иметь устойчивый опыт идеологических дискуссий. Он должен не просто не путать Рубенса с рубероидом, а цитировать доминиканца Томмазо Кампанеллу «Город солнца» и «Кавказскую войну» царского генерала Василия Потто. Политработник должен иметь статус офицера, которого без сомнения назначают старшим команд, колонн, засад и рейдов. Если человек оступается, ему тут же меняют учетную специальность.
Но самое главное сегодня — какую идею он должен доносить пролетариату (солдатам), служащим (прапорщикам) и офицерам (интеллигенции)? Да все проще пареной репы. Я отступлю. В прошлом году нам вручали Премию Правительства. И Михаил Мишустин, наш премьер-министр, посетовал, когда прессу попросили удалиться:
«Ребята, мы столько дел делаем, столько социальных проектов поднимаем, а нам не верят, думают, что мы бездельники».
Так вот, нынешний политработник — это проводник идей президента и правительства в массы. Он должен абсолютно точно и в деталях понимать, что делается в стране и какие ценности мы защищаем. Он должен уметь объяснить, что происходит в мире, кто наш друг, кто союзник, а кто попутчик, как нас пытаются сломать, а мы не даемся. Это ведь правда? И эту правду надо объяснять и отстаивать, беседуя с каждым солдатом и офицером.
Но чтобы офицер-политработник имел честь проводить в жизнь наши идеи, он должен иметь право на это. Только такие люди нам нужны.
