Врач 52-й больницы рассказала о прорывной технологии лечения СOVID-19
Сегодня все только и говорят о ГКБ-52, которая добилась потрясающих результатов в лечении коронавирусной инфекции. Каждый день из этой больницы, два месяца назад превратившейся в госпиталь, выписывают по 40-50 пациентов. Люди, которые ещё недавно задыхались, возвращаются домой на своих ногах. Многие переболевшие смогут стать донорами и спасать тяжёлых больных, потому что переливание плазмы уже показывает обнадёживающие результаты. Мы связались с врачом ГКБ-52 Аленой Загребневой, главным внештатным специалистом-ревматологом Департамента здравоохранения города Москвы, чтобы узнать причины прорыва в борьбе с COVID-19. - Я курирую вопросы назначения таргетной и биологической терапии пациентам с коронавирусной пневмонией. Пациенты поступают в клинику в состоянии различной степени тяжести, тактика их лечения ежедневно обсуждается на консилиумах. Наша задача — определить, есть ли показания к назначению таргетной или биологической терапии. Лечим, наблюдаем за состоянием пациентов в динамике, ведем аналитику. - Таргетная терапия блокирует рост раковых клеток, она успешно практикуется в онкологии... - Это терапия, которую мы используем в лечении своих ревматологических больных. Она направлена на уменьшение активности агрессивной иммунной системы, поэтому все эти препараты пришли к нам из ревматологии, и мы сейчас их успешно применяем в лечении пациентов, у которых происходит цитокиновый шторм. - А расскажите о плазме, вы ведь используете этот метод? - Несколько клиник сейчас работают с плазмой пациентов, которые переболели COVID-19. Мы начали только в последнюю неделю, и пытаемся для себя понять, когда правильнее использовать плазму: в начале, в середине, в конце. Сейчас готовых решений ещё нет. Нам нужно время – неделю, полторы или две. Но плазма – не панацея, а одно из средств, которое может быть успешным. И надо понимать, что лечит не плазма, а определённый набор разных методов. - В чём вы видите причины прорыва в лечении больных с COVID-19? - В нашей больнице работают четыре главных специалиста: аллерголог, нефролог, ревматолог и коагулопатолог Москвы. Мы первые, кто начал работу с какими-либо препаратами - Как изменилась больница? - Клиника претерпела большие преобразования: все корпуса стационара принимают на лечение пациентов коронавирусной пневмонией — мы развернули без малого 900 коек. Увеличилось количество реанимационных коек, все койки в отделениях оснастили кислородом, в корпусах сформированы зоны санпропускников, строятся два больших здания для наблюдения тех пациентов, которые выписываются из стационара после основного курса терапии, но ещё нуждаются в круглосуточном медицинском наблюдении. Появилось общежитие для сотрудников. - Вы живёте дома? - Лично я живу дома. Но многим моим коллегам пришлось изменить свой привычный образ жизни. Люди, в чьих семьях есть маленькие дети или пожилые родители, которые находятся в группе риска, переселились либо в общежитие при больнице, либо в специально выделенные городом отели. - Среди медицинского персонала есть люди в возрасте за 65? - Да, конечно, и их немало. Им была предоставлена возможность выбора, но все доктора этой возрастной категории, не имеющие заболеваний, которые повышали бы риски крайне тяжёлых последствий в случае инфицирования, остались в строю. Это было осознанным решением каждого сотрудника, но характерно для коллектива нашей больницы в целом. - Некоторые медики уходят из больниц. Около 350 медработников в Калининграде отказались работать с коронавирусом. Из вашего стационара тоже увольняются? - У нас, насколько мне известно, уволились лишь совместители, чей график существенно изменился по основному месту работы. Все медработники отменили свои отпуска и продолжили работать. Ведь, несмотря на все меры защиты, всё равно есть потери внутри персонала – заболевшие выбывают из строя примерно на месяц. - Сколько сотрудников инфицировалось? - 26 человек. К счастью, все они перенесли инфекцию в лёгкой форме. - Они заразились в больнице? - На самом деле вопрос, где мы можем подхватить инфекцию — на работе или по пути на нее — очень актуальный. Заразиться можно и в метро, и в магазине, потому что одноразовые маски и перчатки – не самая надёжная защита. Отчасти на работе даже надёжнее и спокойнее, нежели в любом другом месте, мы обеспечены достаточно надежными средствами индивидуальной защиты. Но проблематично стопроцентно соблюдать правила защиты, когда ты работаешь сутками. Приём пищи, воды, походы в туалет сопряжено с неукоснительным соблюдением мер безопасности. Иногда пренебрегаешь этим. Человеческий фактор, к сожалению, имеет место. - Медперсонал испытывает жесточайший стресс… - На самом деле, нам всем очень тяжело это правда. Люди выбиты из привычного образа жизни. Имеет значение и отсутствие полноценных выходных, и оторванность от родных. - Но пациентам тоже приходится непросто. Один лишь диагноз может сразить наповал. - Когда пациенты поступают в стационар, то первое, что видят – количество выписывающихся людей. Вчера еще больной задыхался, а сегодня у него нормализовалась температура, и ему почти не нужен кислород. Свет в конце тоннеля у них абсолютно точно есть! А у нас пока этого света нет, потому что количество поступлений не снижается. Был период, когда все отделения были переполнены. Сейчас количество коек в Москве увеличено, и стало намного легче. На самом деле все мы с большим напряжением ждем окончания майских праздников – призыв сидеть дома работает лишь отчасти. - Многие панически боятся попасть на аппарат ИВЛ. - Вы знаете, я абсолютно уверена, что этот страх — от полного непонимания причинно-следственной связи. Искусственная вентиляция легких – это жизнеспасающая методика в комплексном лечении пациента. Но используется она действительно в случае тяжелого течения заболевания. - Людям страшно, потому что смертность при этом высокая. - Надо понимать, что если пациент попал на аппарат ИВЛ, мы имеем дело с тяжелым, а иногда неконтролируемым течением заболевания. Смертность никак не связана с самим фактом подключения пациента к аппарату ИВЛ. Исключительно с тяжестью поражения органов и систем в рамках COVID-инфекции. - Сначала нам говорили, что COVID-19 поражает в основном пожилых людей, теперь мы всё чаще слышим о молодых и здоровых. Какого возраста ваши пациенты? - Возраст самый разнообразный: от 20 до 100 с лишним лет. Сейчас акцент действительно сместился на молодых – от 20 до 40 лет. Из них определенная часть страдает хроническими заболеваниями: ожирением, сахарным диабетом, хронической обструктивной болезнью легких и другими заболеваниями. Конечно, помочь пациенту без сопутствующей патологии намного проще. - Столкнулись ли вы как врач-ревматолог с чем-то новым, неожиданным? - Я пока не до конца понимаю законы течения этого заболевания. С одной стороны, это обычная вирусная инфекция, и часть пациентов просто переносит условную «простуду» со стандартным набором клинических проявлений. Но вторая часть событий – это реакция иммунной системы на вирус: начинается так называемый «цитокиновый шторм», проявления которого как раз способны погубить человека. Иногда пациент может иметь все признаки «цитокинового шторма» на третий день от появления клинических признаков заболевания, а иногда это происходит и через 12-14 дней. К сожалению, пока не очень успешно получается определить сроки наступления этой реакции организма. Слава богу, что «цитокиновый шторм» имеет определенные характеристики, как по данным компьютерной томографии органов грудной клетки, так и по лабораторным анализам, и это отчасти позволяет предполагать, какие лекарственные препараты нужно применять у каждого пациента в данный момент времени. - Не боитесь заразиться? - Нет, не боюсь. Есть абсолютно понятные нам эффективные схемы лечения, которые срабатывают вне зависимости от тяжести заболевания. Проблема, как правило, возникает с теми пациентами, которые по неясным для нас причинам не выполняют рекомендации врачей амбулаторного этапа или не обращаются за медицинской помощью вовсе, выбирая «страусиную» политику: «ничего не знаю, значит, ничего и нет». Болеть ковидом не страшно. Вопрос только в своевременности обращения за медицинской помощью.