«Немцы очень быстро узнали о приходе сибиряков»

«Я думаю, что несмотря на грязь, мороз и бездорожье, несмотря на предательство и бездарность некоторых начальников, неразбериху в нашей логистике и героизм русских солдат, мы захватили бы Москву в начале декабря 1941 года, если бы в бой не были введены новые сибирские части».




Военный корреспондент П. Павленко в газете «Красная звезда» 6 марта 1942 года писал:

Они прибыли в разгар великой битвы за Москву. В вагонах, запорошенных снегом, звучало неторопливо: «На тихом бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой». Из вагонов на жестокий мороз степенно выходили в распахнутых ватниках, в гимнастерках с раскрытыми воротами, деловито умывались на ледяном ветру.

— Однако климат у вас легкий, — говорили москвичам покровительственно.

Они ударили по немцу с ходу. Пехотинцы, разведчики, артиллеристы, они влили в ряды защитников Москвы свежую сибирскую мощь. Заскрипели лыжи, привезенные из родной тайги. Заработали таежные охотники-следопыты.

Немцы очень быстро узнали о приходе сибиряков, вернее, почувствовали его на себе. Входя в деревню, обязательно расспрашивали жителей — не сибиряки ли тут действуют. Качали головами, если оказывались сибиряки. Да как тут не закачать?

Напорист и азартен в бою сибиряк. Любит взять он, что не дается сразу, хорош на тяжелое дело.



Старший сержант Кудашкин отправился с двумя бойцами добывать «языка». Немцы укрепились на берегу реки. Кудашкин с бойцами подполз с противоположного берега. У него был автомат, у бойцов винтовки. Видят — на берегу блиндаж, у блиндажа пулемет, а рядом с ним, точно заяц, прыгает немецкий часовой.

Кудашкин говорит:

— Этого положим на месте. Вылезет из блиндажа второй — и его положим, а третьего, — их тут трое, не меньше, — третьего в ноги, чтоб не ушел, и возьмем его в качестве «языка».

Кудашкин начал действовать.

Часовой упал, не шевелится. Замертво упал и второй, третьему дали, как условлено, по ногам. Только двинулись к речке, как выскочил из блиндажа четвертый, бросился к пулемету и открыл огонь. Старшего сержанта Кудашкина ранило в локоть левой руки.

Пришлось отойти, залечь в снег.

Бойцы говорят:

— Товарищ старший сержант, идите во взвод, перевяжитесь.

— Нет, я его так не оставлю, — отвечает Кудашкин. — Меня уж злость взяла, я его так не оставлю.

А четвертый немец палит, головы от снега не поднять. Лежат.

Один из бойцов замечает, что в тыл к ним тихо заходит пятерка немцев. Медленно идут гуськом по глубокому снегу, внимательно всматриваясь в местность.

— Ну, так мы этих и возьмем, — решает Кудашкин. — Я бью головного, вы второго и третьего, а последних двух испытаем. Либо залягут, либо побегут, тогда и посмотрим, как с ними быть.

Первые три немца пали замертво, уцелевшие сначала легли, а затем панически побежали назад.

Кудашкин вскочил.

— Хальт! — закричал он. — Сдавайся!

Двое немцев подняли руки. Разведчики повели их в штаб.

Но, придя в штаб и ожидая перевязки, Геннадий Кудашкин опять вспомнил того пулеметчика, что прострелил ему руку, и злость, совсем было утихшая, снова поднялась в нем.

— Я его, гада, все-таки так не могу оставить, — сказал он тем двоим бойцам, что ходили с ним. — Сходим-ка еще раз. Надо его успокоить.

Не ожидая, когда его перевяжут, вернулся Кудашкин к реке. Немец прыгал у пулемета и хлопал руками по бокам. Кудашкин узнал его — это был тот самый, что ранил его, — он внимательно прицелился, и немец навсегда перестал прыгать на русском снегу.

— Теперь пойдем, товарищ старший сержант, перевязать вас надо, — сказали бойцы.

Но боевой азарт уже овладел всем существом Кудашкина. Он распахнул ворот шинели. В бою мороза не чувствуешь. Сибирское охотничье упорство играло в Кудашкине.

— Зачем отходить? — сказал он. — Надо пулемет забрать. Я ему, гаду, и мертвому пулемета не оставлю.

И Кудашкин с бойцами стал переползать реку.

Но пулемет не был одинок.

Стоило разведчикам вылезти на открытый лед, как два соседних пулемета скрестили над ними светящиеся линии огня.

Укрыться было негде. Трое разведчиков оказались хорошей мишенью.

— Не вышло дело, — со злостью и раздражением сказал Кудашкин. — Ползем назад.

Взяв двух «языков», убив шестерых и ранив одного немца, сибиряк Кудашкин возвращался, недовольный собою. Он считал, что задача дня была им не выполнена, как надо.

В санбате, где он, мрачно хмуря брови, рассказал о своей «неудаче», сержант Борзов и боец Прокопьев в один голос спросили его:

— Ты не из Сибири, Кудашкин?

— А вы как признали?

— Да ведь характер не скроешь. Сибиряка сразу узнать можно — упорный человек.

Источник: Павленко П. Сибиряки // «Красная звезда», 6 марта 1942 года; Скорцени О. Неизвестная война.