Рустам Батров: «Многовариативность – фундаментальная черта ислама»
Плюрализм — это не проблема, которую не смогли решить мусульманские богословы, а неотъемлемая черта ислама, форма его земного существования
«В истории ислама многократно предпринимались попытки сформулировать единую для всех «ортодоксию», но все подобные попытки неизменно терпели крах» — говорит Рустам Батров, разбирая особенности догматизма в исламе. Постоянный автор «БИЗНЕС Online» рассказывает о том, как в исламе искали свою «ортодоксию» и не могли ее найти.
«В исламе не произошло канонизированной системы догматов»
Заветная мечта многих мусульманских религиозных деятелей — привести всех верующих к общему знаменателю, затолкать их в одно единственное — «истинное» — толкование ислама. Но это не только невозможно — полуторатысячная исламская история тому подтверждение — но и в корне ошибочно. Ислам строится на парадигме: «Только Бог подлинно един, все остальное является множественным». А потому многовариативность, плюральность — фундаментальная черта нашей религии.
Многим верующим принять эту плюральность крайне сложно. Им кажется, что все остальные люди должны понимать духовные истины также, как и они. Поэтому в истории ислама многократно предпринимались попытки сформулировать единую для всех «ортодоксию». Но все подобные попытки неизменно терпели крах.
Если в христианстве проблему унификации религиозных взглядов решали церковь, Вселенские Соборы, то исламе не было формализованного института, который был бы уполномочен выносить вердикт об истинности или ложности того или иного положения. Распространение определенных взглядов было основано исключительно на личном авторитете конкретного богослова. Естественно, все богословы и формирующиеся вокруг них школы апеллировали к авторитету традиции, настаивая, что они являются носителями подлинного понимания истины. Однако по факту не было формальных критериев, которые бы позволили идентифицировать одни богословские школы как правоверные, другие — как заблудшие. Подобные оценки носили исключительно субъективный характер.
По этой причине авторы доксографических мусульманских трудов, например, не выработали такого единого понятия, которое мы встречаем в христианстве, как секта. Для обозначения различных богословских и религиозно-политических группировок, появившихся после смерти Пророка, они использовали самые разные термины (фирка, мн. ч. фараик; таифа, мн. ч. таваиф; синф, мн. ч. аснаф, сунуф; хизб, мн. ч. ахзаб; милла, мн. ч. милал). Но все они не имели негативной коннотации и могли равно использоваться как для обозначения истинных (с точки зрения авторов оценки) религиозных групп, так и заблудших.
Другой важной особенностью ислама было то, что в нем не произошло исчерпывающей «кодификации» теологических положений, канонизированной системы догматов. Поэтому отклонение от нормативности могло носить также только субъективный характер. Именно по этой причине в исламе не выработан единый аналог христианскому понятию «ересь», употребление которого применительно к исламским реалиям принято считать не совсем корректным. Впрочем, в полемической и доксографической литературе получил распространение ряд терминов, которыми мусульманские богословы обозначали взгляды своих оппонентов — зандака, илхад, бида`, далала.
***
Все вышесказанное является следствие глубинной парадигмы исламского мировосприятия, которая связана с тем, что окончательная истина Бога сокрыта от человеческого понимания. Даже Пророк во время своего небошествия (ми`радж), когда он, по преданию, достиг Лотоса крайнего предела и приблизился к Богу ближе, чем Его самые близкие ангелы, беседовал с Ним через завесу, которая была преградой и выступала олицетворением финальной недоступности Бога человеку, Его трансцендентности. Поэтому все попытки сформулировать эти окончательную истину порождают многовариативный ансамбль различных интерпретаций. Данные интерпретации, безусловно, отражают истину, но она ими не исчерпывается.
Применительно к проблеме ортодоксии данный принцип выражается не только в отсутствии исчерпывающего определения конечной истины, но и как следствие в относительном плюрализме исторического ислама. Ислам всегда, даже в средневековье, был многовариативным. Единственным критерием, по которому можно считать то или иное учение превосходящим все остальные — степень его распространения среди мусульман. «Моя умма не сойдется на заблуждении», — отражена эта мысль в изречении, возводимом к Пророку. В мусульманском мире везде, кроме Ирана, Ирака и Азербайджана сунниты составляют абсолютное большинство. Лишь с этой точки зрения мы можем считать суннитов условными носителями исламской ортодоксии.
Суннизм в аутентичной исламской литературе обозначается как ахль ас-сунна ва аль-джама`а — «люди сунны и согласия». Именно этой группе людей, согласно одному известному хадису, Пророк и предсказал спасение. Когда же его спросили, что значит «сунна и согласие», то он ответил: «То, чего сегодня придерживаюсь я и мои сподвижники».
Слово «сунна» буквально переводится, как «закон», «обычай», «традиция». Когда говорят следовать сунне Пророка, это означает следовать традиции Пророка. Таким образом, словосочетание ахль ас-сунна ва аль-джама`а означает «люди Традиции и согласия». Отсюда и адаптивный перевод этого термина на русский язык: «традиционный ислам».
Следование сунне и согласие — слишком общая формулировка для того, чтобы с содержательной точки зрении придать исламской «ортодоксии» точное понимание. Все движения в исламе так или иначе апеллировали к традиции, сунне Пророка. Поэтому среди суннитских богословов встал вопрос о том, как истину ислама, т. е. учение суннизма, отличить от всего прочего. В условиях отсутствия единого легитимного института, который был уполномочен решать подобные вопросы, это также осталось неразрешенной задачей.
***
Данную задачу пытались решить несколькими способами. Первый исходил из раграничения проблем исламского дискурса на ключевые и второстепенные. Ключевые проблемы исламского богословия не допускали разночтения. Для того, чтобы оставаться в лоне суннитского ислама нужно было их решать так, как это исторически делает большинство мусульман в мире. Второстепенные же вопросы допускали разные интерпретации и подобные разногласия оставались частью внутрисуннитской дискуссии и не могли быть основанием для обвинения человека в заблуждении или отступничестве.
Однако подобный подход породил новую сложность: какие вопросы можно рассматривать как ключевые (усуль), а какие как второстепенные (фуру`)? Единодушного мнения среди суннитских богословов на это счет так и не сформировалось. Например, аль-Багдади в сочинении «Основы религии в спекулятивном богословии» (Усул ад-дин фи `ил ьм аль-калам) описал пятнадцать основ веры, подразделив каждую из них в свою очередь на пятнадцать «вопросов» (масаил). Известный исламский доксограф аш-Шахрастани в сочинении «Предел отваги в спекулятивном богословии» (Нихаят аль-икдам фи `ильм аль-калам) представит суннитское богословие уже в виде двадцати «основоположений». А крупнейший авторитет ислама имам аль-Газали вообще считал, что основополагающих догматов всего три: вера в Бога, пророков и Судный день, в отношении всего остального можно дискутировать.
Стремление сформулировать основное кредо исламской ортодоксии породил и такой жанр богословской литературы, как `акыда (мн.ч. `акаид). Акыда представляла собой сжатое, четкое изложение прокламативного характера позиции школы или отдельного автора в основных вопросах догматики и отчасти права. Подобные символы веры возводились ко многим выдающимся исламским богословам: Абу-Ханифе, ат-Тахави, Ахмаду ибн Ханбалу, аль-Ашари, Ибн-Абу-Зайду аль-Кайрувани и др. Сам факт наличия множества таких текстов говорит о том, что и данный жанр не мог решить проблему формулирования исламской «ортодоксии».
Другим способом обозначения границ суннитской ортодоксии стало простое перечисление тех, кто к ней относится — своеобразная богословская перепись населения. Так, аль-Багдади, к ахль ас-сунна ва аль-джама`а относит восемь групп мусульман: мутакаллимов-сифатитов (т.е. богословов, признающих божественные атрибуты), представителей двух существующих направлений исламского права (т.е. рационалистов и традиционалистов), аскетов-суфиев, знатоков преданий и сунны Пророка, знатоков литературы, языка и грамматики, чтецов и комментаторов Корана, воинов-мусульман, защищающих рубежи исламского мира, простой люд тех городов и областей, где восторжествовало знамя суннитов. Подобный способ обозначения «своих» позволяет отчасти обойти стороной проблему содержательного определения суннитского учения и в то же самое время дает о нем минимальное преставление.
Как видим, все эти усилия не решили окончательно проблему исчерпывающего перечня постулатов исламской ортодоксии. К тому же ярковыраженный акцент на вероучительном аспекте, который отличал подобные подходы, существенно сужал восприятие ислама, не давая целостного представления о нем.
***
Наряду с содержательным подходом с течением времени в мире суннитского ислама сформировался другой способ в попытке зафиксировать суть суннитского правоверия. Он строился на выделении фундаментальной конфигурации суннитской «ортодоксии». Согласно нему, традиционный ислам — ахль ас-сунна ва аль-джама`а — базируется на трех главных знаниях или науках, в недрах которого происходит духовно-нравственное становление личности. Эти науки восходят к знаменитому хадису архангела Гавриила.
Однажды, гласит это предание, Пророк находился в окружении своих учеников. Вдруг перед ним предстал человек в ослепительно белах одеждах с черными как смоль волосами. Никто не знал этого человека, но не было на нем и следов пути. Незнакомец прошел под удивленные взгляды собравшихся, сел непосредственно напротив Пророка и задал ему несколько вопросов: «Что есть вера?», «Что есть покорность [Богу]?» и «Что есть добродетель?».
Отвечая на первый вопрос, Пророк перечислил шесть главных догматов исламского вероучения. Отвечая на второй, назвал пять главных видов исламского богослужения. И отвечая на третий вопрос, он рассказал про искренность: «Ты должен действовать так, как будто ты видишь Бога, хотя ты его не видишь, но Он видит тебя». После каждого ответа Пророка незнакомец говорил: «Ты прав!», чем вызывал еще большее недоумение присутствующих. Затем он спросил Мухаммада о времени наступления Судного Часа и удалился. После непродолжительного раздумья Пророк обратился к своим ученикам: «Знаете, кто это был?». «Бог и Его посланник знают» — ответили они. «Это архангел Гавриил явился наставить вас в религии вашей» — объяснил Пророк.
С течением времени из трех вопросов Гавриила, точнее ответов Пророка на них, выросли три базовые науки ислама: догматическое вероучение, каноническое право и духовная этика. Первая наука отвечает на вопрос «Во что должно верить?» и помогает человеку сформировать правильный с точки зрения ислама взгляд на мир. Вторая наука отвечает на вопрос «Что должно делать?» и помогает выстроить правильное поведение. Третья наука отвечает на вопрос «Как нужно верить и действовать?», т. е. она помогает наполнить первые два знания глубинными переживаниями, искренностью.
В каждой из этих дисциплин сформировались свои школы и практики. В рамках догматического вероучения оформились два толка: матуридитский и ашаритский. В рамках канонического права — четыре: ханафитская, шаифиитская, маликитская и ханбалитская. В рамках духовной этики двенадцать базовых школ. Следование той или иной школе в каждой из трех или хотя бы первых двух наук это и есть исповедание «традиционного ислама», путь ахль ас-сунна ва аль-джама`а. Кстати, нашумевшая «Грозненская фетва» 2016 года о сущности суннитского правоверия строится именно на этой парадигме.
Однако тут важно понимать, что все упомянутые школы, признанные в суннитском исламе равноканоническими, находятся между собой в дискуссии практически по всему спектру обсуждаемых ими вопросов. При чем их взгляды разнятся между собой порой диаметральным способом. Другими словами, мы снова упираемся в проблему невозможности формулирования в рамках ислама единой позиции. Ислам всегда остается многовариативным.
Многовариативность — это не проблема, которую не смогли решить мусульманские богословы, а неотъемлемая черта ислама, форма его земного существования. Это не интеллектуальное поражение исламских ученых, как может показаться не первый взгляд, а одно из главных достоинств мусульманской религии. «В разногласии уммы — милость [Божья]», — учил об этом Пророк. И эта милость связана с фундаментальной истиной мира: лишь Бог един, все остальное — множественно.