Уроки прошлого
В Казахстане 31 мая почтили память жертв политических репрессий и голода.
По всей стране в этот день прошли траурные митинги, документальные и художественные выставки, спектакли и концерты, посвященные невинным жертвам тоталитаризма.
В годы сталинских репрессий в Казахстане были созданы 11 спецлагерей, в том числе самые крупные лагеря ГУЛАГа: АЛЖИР, Степлаг, Карлаг. В лагерях на территории республики держали почти два миллиона человек. С начала XX века в Казахстан были переселены 5,6 миллиона человек. С 1921 по 1954 год было осуждено 3,7 миллиона человек, расстреляно свыше 640 тысяч, по политическим мотивам осуждено 103 тысячи человек, 25 тысяч — приговорено к высшей мере наказания — расстрелу. Сталинским террором был погублен цвет казахской интеллигенции, в том числе такие видные деятели науки и культуры, как Ахмет Байтурсынов, Алихан Бокейханов, Мыржакып Дулатов, Магжан Жумабаев, Мухамеджан Тынышпаев, Сакен Сейфуллин, Ильяс Жансугуров, Беимбет Майлин, Санжар Асфендияров и другие.
Еще одной национальной трагедией стал голод 1932—1933 годов, который унес жизни около двух миллионов человек.
С начала XX века 5,6 миллиона человек были насильственно переселены в Казахстан. В 1930—1940-е годы депортировали целые народы. В казахские степи было депортировано 800 тысяч немцев, 102 тысячи поляков, 19 тысяч корейских семей, крымские татары, турки, греки, калмыки, чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, иранцы, курды и другие.
Эти события во многом сформировали полиэтнический портрет сегодняшнего Казахстана и заложили основу для межнациональной дружбы и толерантности. Общая трагедия сплотила людей.
«Причиной голода, депортаций и массовой гибели людей стала жестокая политика советского режима. Главный виновник репрессий — это бесчеловечная тоталитарная система. В то же время мы должны помнить и о другой стороне нашей общей истории. Несмотря на все трудности, благодаря гостеприимству казахского народа все депортированные обрели в Казахстане новую жизнь. Их потомки сегодня – наши сограждане. Вместе мы строим сильный, независимый Казахстан по пути мира и созидания!» — сказал Нурсултан Назарбаев, выступая на открытии монумента памяти жертв голода 1932—1933 годов в Астане в 2012 году.
В этот раз День памяти жертв политических репрессий и голода Астана отметила рядом впечатляющих мероприятий. В селе Акмол, где находился Акмолинский лагерь жен изменников Родины, прошел митинг памяти. В Национальном архиве РК открылась уникальная документальная выставка: впервые экспонируются подлинные документы репрессированных, ранее хранившиеся под грифом «Совершенно секретно». В Национальном музее РК открылась выставка современного искусства «Архипелаг Карлаг». В Конгресс-холле прошла музыкально-драматическая постановка «Ашаршылық құрбандарына тағзым», посвященная жертвам репрессий и голодомора.
(Продолжение темы на странице 5.)
Уроки прошлого
Корзины роз и красные гвоздики: в День памяти жертв репрессий и голода астанчане возложили цветы к памятнику жертвам голода 1932—1933 годов.
К монументу пришли потомки репрессированных, деятели культуры, представители государства и общественности, студенты, школьники. Звучали кюи «Кішкентай», «Кiсен ашқан», «Ақбай». Затем присутствующие почтили память жертв тоталитарного режима минутой молчания.
Перед собравшимися выступили известный писатель и поэт, кавалер ордена «Парасат» Несипбек Айтулы и депутат маслихата Астаны Мирас Шекенов.
Депутат маслихата Мирас Шекенов:
«В этот день мы вновь собрались почтить память наших соотечественников, которым пришлось столкнуться лицом к лицу с карающей силой тоталитарного режима, — сказал депутат. — В 1937—1938 годах сталинские репрессии достигли огромных масштабов. Массовым репрессиям подвергались выдающиеся представители интеллигенции и их семьи, которые отстаивали интересы простого народа и идею создания суверенного государства. Казахстан в 30-х годах прошлого века был местом депортации десятков тысяч безвинных людей и местом ссылки репрессированных деятелей. В то же время наша страна стала общим домом мира, дружбы для всех народов, испытавших на себе тяжесть политических репрессий и голода в условиях тоталитарной системы. В эти трагичные годы, по официальным данным, органами НКВД на территории Советского Союза было арестовано свыше 1,5 миллиона человек. В Казахстане по политическим мотивам было осуждено более ста тысяч человек, а свыше 25 тысяч — расстреляно. Сегодня историки отмечают, что примерно два миллиона представителей казахского населения стали жертвами массового голода 1931—1932 годов. Столько же вынуждены были покинуть землю своих предков. Главе нашего государства Нурсултану Абишевичу принадлежат мудрые слова: «Страшны не только цифры, хотя за ними трагедия миллионов, страшно другое: непонимание порочности тоталитаризма в целом».
Сегодня мы склоняем головы перед светлой памятью безвинных жертв политических репрессий и голода. Для нас и последующих поколений важно помнить уроки прошлого и бережно относиться друг к другу, быть толерантными и сплоченными».
«Мой отец был человек живой, достойный. Для НКВД и этого хватало...»
У памятника мы встретили Жамбыла Артыкбаева, доктора исторических наук, профессора Евразийского национального университета имени Л. Гумилева. Как выяснилось, у Жамбыла Омаровича с этой скорбной датой глубоко личные отношения.
— Я пришел не столько как историк, сколько как гражданин Казахстана. В этот день я считаю своим долгом прийти и почтить память своих предков, прежде всего моего отца Омара Артыкбаева, который два раза был осужден и сидел в лагерях. Вначале его держали в Карлаге, потом в лагере в Иркутске.
— Сколько же лет пробыл в лагерях ваш отец?
— Он вернулся в 1954 году, а я родился в 1959-м. Первый раз он сидел три года: с 1938-го по 1941-й. Потом его отправили в Жолымбет, есть здесь такой рудник, на вольное поселение. Семья переселилась туда. А в 1947 году, когда была вторая волна репрессий, он попал под нее.
— Уже по новому обвинению? Как оно звучало?
— Он был осужден по статье 58-10, 58—11. Это означало пропаганду против советской власти. Отец был простой человек, к политике не имел никакого отношения. Я думаю, просто он был человек такой, живой, достойный, для НКВД хватало и этого.
— А кем он работал?
— После того как вернулся из лагеря, как раз целина начиналась, он прошел водительские курсы и был водителем.
— Отец рассказывал вам что-нибудь о том времени?
— Мало. Эта тема была табуирована у нас в семье. И голод 1930-х годов… Семья моего отца тогда еле выжила, они бросили все, уехали в Россию, оказались в Омске… Выжили, вернулись, попали под репрессии. Я много слышал о тех ужасных временах, но отец не очень-то охотно о них говорил. И когда уже повзрослел, я не то что боялся, просто опасался затрагивать эту тему: это как болячка, не хотелось говорить о ней. Отец был реабилитирован только в 1989 году, в год своей смерти. Реабилитация была в июне, а в декабре он умер.
— А вы, как сын репрессированного, испытывали какое-то давление, трудности с поступлением в вуз и так далее?
— В моем детстве были люди, которые старались как-то намекать на то, что мы дети врага народа. Такая атмосфера еще была в 1960-х годах. Потом уже нет… Но определенный комплекс существовал. Знаете, почему? Вот, скажем, мы сидим в классе, человек двадцать. У кого-то отец — ветеран войны, у кого-то — ветеран тыла, его приглашают на эти встречи со школьниками. А твой отец всегда… (в этом месте собеседник сдерживает слезы и не заканчивает фразу. — Корр.). Вот примерно так. А так в целом не ощущалось.
— А как историк, вы занимались темой репрессий?
— Нет, я этой темы, можно сказать, избегал. Было слишком болезненно. Я пошел в более древний пласт нашей истории: занимался историей XIX века, защищал докторскую по этносоциальной структуре казахского общества XVIII века. Это были интересные мне периоды, неизученные. А XX век я знал хорошо, поскольку сам жил в этой среде.
— Но сейчас вы все-таки стали возвращаться к этой теме?
— Возраст, наверное! Уже свои дети взрослые. И поскольку я должен что-то оставить своим детям, я, наверное, напишу небольшую книгу о своем отце. Сейчас начал собирать потихоньку материалы. В этом году, надеюсь, я это сделаю. Может быть, осенью соберу своих друзей, знакомых, коллег и сделаю ас беру, такие поминки.
— Это будет книга не для широкого круга читателей?
— Честно говоря, у нас ведь многие пережили репрессии, голод, бедствия в 1930-е годы. Наверное, нет семьи, которой бы это не коснулось. Поэтому не знаю, есть ли смысл сильно выпячивать историю моей семьи.
— Как вы считаете, процесс изучения периода репрессий уже в целом завершился или еще продолжается?
— Я думаю, он должен продолжаться, поскольку мы не знаем всех нюансов той репрессивной политики. Мне кажется, не изучен сам механизм репрессий, психология отношения людей к ним. Массовые убийства своих граждан, совершенно невиновных, — это называется государственный террор. Почему мы все-таки столкнулись с этим? Не только историки и политологи должны этим заниматься, здесь много работы и для культурологов, социологов, психологов.
— Сейчас в общественном мнении, по крайней мере в России, заметны попытки изменить отношение к тому времени. Мол, масштабы репрессий преувеличены, и не так все было страшно, и вообще не так… Как вы к этому относитесь?
— По моим соображениям, репрессированных было очень много. Трудно говорить, не будучи специалистом, но мне кажется, те люди, которые не пострадали, — они фактически и руководили нами. Возможно, эти люди не хотят терять свои позиции, хотят как-то реабилитироваться – отсюда и возрождение сталинщины. Конечно, здесь не только Сталин виноват. Он — олицетворение той страшной эпохи. Но здесь есть масса нюансов. В самой России накопились определенные негативы.
— История развивается циклично, может, в этом дело?
— Видите ли, когда в ходе истории в силу тех или иных причин какой-то механизм остается неотработанным, неотлаженным, не решенным до конца — он в дальнейшем дает сбой. Скажем, в России в 1860-х годах освободили крестьян, но землей их не наделили. Мужик был как бы свободен, но экономически несостоятелен. Эта половинчатая земельная реформа в дальнейшем привела к революции: зло накопилось и вылилось в такие потрясения. Сейчас, между прочим, земельные проблемы тоже стоят очень остро… Вот почему мы должны извлекать уроки из истории.