Товары вместо услуг: как в России изменилось потребительское поведение

Реальный рост цен на товары в России оказался несравнимо выше, чем официальный уровень инфляции

Лекарства, еда, шторы

Рост цен на лекарства в России с начала года составил уже 7,6% – в три раза больше, чем уровень инфляции. Исключение – список жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов, цены на которые контролируются правительством. При этом интересная деталь: дешевые лекарства (до 50 руб. за упаковку) подорожали лишь на 1,8%, а средние и дорогие – на 7,9%. То есть люди, которым нужны сложные (как правило, импортные) препараты, беднеют просто на глазах.

Одновременно мы видим заметный рост цен на еду. Побила все рекорды простая белокочанная капуста – летом 2017 года она стоила на 73,8% больше, чем годом ранее (официальная инфляция за это время – менее 5%). Те же проблемы с картофелем и луком – то есть самыми простыми, традиционными овощами и корнеплодами. Кстати, и официальная безработица подрастает на фоне оптимистических заявлений молодого главы Минэкономразвития Максима Орешкина.

Как же все это сочетается с данными Росстата? На этот законный вопрос попытался ответить в своем видеоблоге директор департамента прогнозирования Центробанка Александр Морозов. Он признал, что даже его знакомые не верят в официальные цифры по инфляции, однако они, видимо, просто не умеют считать. Ведь потребительская корзина, напоминает Морозов, это не только товары. Да, рост цен на продукты или бензин заметен каждому, поэтому людям кажется, что инфляция высока. Однако услуги парикмахера, который стрижет Морозова, за два года вообще не подорожали, а чистка штор чиновника даже подешевела за это время.

Есть у Александра Морозова и рецепт борьбы с подорожанием товаров. Он заявил, что «чем больше потребителей считает пересмотр ценника нормальным, тем больше производителей идут на такой шаг». Проще говоря, если вы купили картошку по 40 рублей за килограмм, то тем самым проголосовали за такую цену – зачем снижать, если и так покупают? Продолжая эту логику, можно прийти к выводу, что лучший удар по инфляции – полный отказ от всяких трат, ведь покупая любой подорожавший продукт, вы «сочли пересмотр ценника нормальным». К сожалению, нормальному работающему человеку кушать хочется каждый день, а вот искать по окрестным магазинам самую низкую цену времени у него нет.

Материализм возвращается

Тем не менее рациональное зерно в выступлении Морозова – в сочетании с приведенной выше статистикой – есть. Оно состоит в изменении парадигмы покупательского поведения россиян. Много лет, еще с 1991 года, быстрее всего в России дорожали услуги. В первую очередь – государственные или связанные с естественными монополиями (ЖКХ, проезд на транспорте, фиксированная телефонная связь), во вторую – с культурой и образованием (особенно – билеты в театры, ставшие настоящим предметом роскоши), в третью – с услугами повседневного спроса. В то же время товары, которые можно потрогать руками, в том числе продукты, находились в арьергарде роста цен. Все это привело к невероятной переоценке рынка услуг, к лекциям депутата Льва Пономарева в Сколково по 30 тысяч долларов за выступление, к неконтролируемому размножению всевозможных бизнес-тренеров, коучей, психологов, консультантов, мотиваторов – людей, в большинстве своем продающих откровенный воздух (когда и отравленный).

Две трети россиян работают именно в сфере услуг. При этом ситуация меняется. Товары начинают брать реванш за многолетнее забвение. Материальное выигрывает у духовного. У нас кончились деньги на услуги, без которых можно обойтись. В результате эти две трети оказываются особенно уязвимыми перед лицом кризиса – они давно не могут поддерживать привычный уровень потребления.

Определенные успехи в российском производстве (связанные с импортозамещением, особенно в продовольствии), таким образом, полностью нивелируются проблемами с услугами. Товары дорожают, их производители успешны, но покупать эти товары все сложнее, потому что все меньше денег в сфере услуг (повторимся, две трети потребителей). Порочный круг.

При этом не поможет вариант активного развития промышленности, перетягивания туда людей из умирающего консалтинга или из тех же парикмахерских. Какими бы отсталыми мы ни казались кому-то, автоматизация и роботизация производства, распространение 3d-принтеров все равно налицо, и они делают бессмысленным приток людей в промышленность: в обозримом будущем большинству из них придется осваивать другие профессии. В любой промышленно развитой стране Запада в услугах занят больший процент трудоспособного населения, чем в России.

Где наши деньги?

Но решение есть, и оно очевидно. У нас есть товары – спасибо режиму эмбарго и программам импортозамещения. У нас есть услуги, зачастую весьма высокого уровня. Но у людей, которые работают в этих сферах, не хватает средства обмена. Жестокая монетаристская политика Центробанка привела к тому, что объем денежной массы в стране – 40% от годового ВВП, это почти в три раза меньше, чем в Китае, где правительство делает ставку именно на развитие внутреннего спроса, на рост уровня жизни – а значит, и покупательской способности – населения.

Для формального удержания инфляции Центробанк пытается вернуть нас в те годы, когда лучшим способом обмена был бартер. Но тогда, в 1990-е, деньгам не доверяли из-за высокой инфляции, тогда как сейчас этих денег просто нет физически. Их напечатано гораздо меньше, чем нужно для нормального функционирования страны. И эта системная ошибка, обрушившая внутреннее потребление услуг, может очень дорого стоить всей стране.