Феноменальный враль генерал Андерс и его непробиваемый позвоночник

Презабавные идеи, возникающие в Варшаве относительно получения репараций за Вторую мировую войну и с России, и с Германии у неподготовленного к тому человека вызывают чувство безграничного изумления. В какой реальности существуют индивидуумы, способные выдвигать или всерьез обсуждать подобные намерения?

Его Красная Армия в командармы «звала»Презабавные идеи, возникающие в Варшаве относительно получения репараций за Вторую мировую войну и с России, и с Германии у неподготовленного к тому человека вызывают чувство безграничного изумления. В какой реальности существуют индивидуумы, способные выдвигать или всерьез обсуждать подобные намерения?Между тем такое своеобразное видение окружающего мира и своего места в нем характерно для изрядной части поляков, не всех поголовно, разумеется.Чтобы убедиться в этом, можно, например, ознакомиться с мемуарами генерала Владислава Андерса «Без последней главы».Совершенно серьезно взрослый человек, профессиональный военный, пишет о своих ранениях, полученных в боях в сентябре 1939 года: «Нас атаковали неприятельские самолеты. Я ранен в позвоночник осколком. На десять минут у меня парализовало ноги, но, слава Богу, все кончилось благополучно… В ночь с 4 на 5 сентября приехали в Плоцк. Меня перевязали, наложили гипс. Я почувствовал себя гораздо лучше и принял командование».Ранение осколком в позвоночник – это пустяк, ноги на десять минут парализовало – и все. Но на этом испытания на прочность многострадального позвоночника Андерса не кончились: «Когда мы обходили деревню Застувку, в темноте на нас напала банда, состоявшая, видимо, из русских солдат и украинских партизан. Началась стрельба и даже рукопашная. Как великолепна была в ту минуту горстка поляков!Меня ранило раз, а потом другой. Я чувствовал, что поврежден позвоночник. Хлестала кровь из раны в бедре. Не желая затруднять соратникам дальнейшее продвижение, я просил их оставить меня. Я решил, что живым не сдамся. Но мои однополчане и слышать об этом не хотели. С огромным трудом, жертвуя собой, они вынесли меня на руках. Я почувствовал, что истекаю кровью, и приказал им идти в Венгрию. Прощайте, солдаты».В том, что горстка поляков, да еще под командой Андерса, великолепна, усомниться невозможно. Как и во взаимном тяготении друг к другу русских солдат и «украинских партизан» образца 1939 года. Просто хлебом не корми и тех и других, дай только объединиться и слиться в экстазе.Но всего великолепнее уже поврежденный осколком позвоночник Андерса, коему после кратковременного паралича опять досталось, на сей раз в рукопашной. О такой «ерунде», как ранение в бедро, из коего кровь хлещет, говорить уже не приходится.Разумеется, все эти раны не могут лишить польского генерала подвижности. Уже на следующий день он скакал зайчиком: «Я решил на авось пробраться к ближайшей деревне, Стасёвой Ясёнке. Со мной, несмотря на мои уговоры, остались ротмистр Кучинский и улан Томчик. Как только мы подошли к деревне, один из ее жителей немедленно оповестил милицию, а затем и советских солдат, которые были расквартированы в каждом доме. Под эскортом бронемашин нас отвезли через Турку в Старый Самбор, где расположилось командование Красной Армии».Понятное дело, что эскортировать раненного в позвоночник и бедро генерала Андерса, да еще в сопровождении ротмистра Кучинского и улана Томчика без бронемашин нельзя. Вдруг три героя сопротивляться станут? Без бронеавтомобилей с ними никак не справиться. В советском плену уже во Львове Андерс закатил роскошную ясновельможную истерику в стиле «спасайте меня все, проклятые красные варвары»:«Я кричал, что истекаю кровью, что вообще не могу двигаться, и, в конце концов, получил разрешение отправиться вместе с моим ординарцем Томчиком в госпиталь. Вез меня энкаведешник с револьвером в руке. Мы ездили от больницы к больнице, всюду не было мест, наконец, меня под расписку поместили в военный госпиталь на Лычаковской».Можно себе представить, как кто-то из советских командиров, наслушавшись воплей «не могущего двигаться» Андерса, приказывал: «Отведите эту истеричную бабу в штанах поскорей к докторам, не могу больше его визга слышать».Красноармейцы, которым посчастливилось выжить в польских лагерях в 1920-21 годах, могли бы рассказать Андерсу, как их поляки «лечили»…Характерно, что способность двигаться к пану генералу опять резко вернулась, и бронемашины для эскорта не потребовались, револьвера хватило.Как бы расценил опытный военный хирург фантастическую подвижность Андерса, поведавшего: «Ходить я еще не мог, потому что пулю из бедра не вынули и раны меня мучали»? Как же он ходил с этой пулей до лечения – неведомо.Андерс подсчитал, сколько же именно раз его в сентябре 1939 года ранили: «Поскольку я был ранен восемь раз, мне удалось получить инвалидное свидетельство».Конечно же, советское командование, потрясенное то ли невероятным масштабом личности Владислава Андерса, довоенного командира польской кавалерийской бригады, то ли феноменальными особенностями его организма, прямо жаждало поставить такое чудо природы красноармейцами командовать. Разумеется, не комбригом, ведь польский орел мух не ловит: «После многократных долгих разговоров мне предложили вступить в Красную Армию, обещая всяческие блага:— Мы вас назначим командармом. Я отказался.— Вы подумайте как следует, мы еще об этом деле поговорим».Интересно, какие блага сулили - целую бочку варенья да целую корзину печенья?Но доля советского командарма – не для Андерса. Он, по его представлениям, был большего достоин: «Меня беспокоил интерес советских властей к моей особе. Меня все чаще навещали разные высокопоставленные чины, пока не появился сам комендант города генерал Иванов (генеральских знаний в СССР в 1939 году не существовало, введены в 1940 году - М.К.) с группой энкаведешников. Имела место длинная политическая беседа. Он предложил создать польское правительство под покровительством советских властей».«Беспокоило» Андерса стремление советских властей уломать его, командира кавалерийской бригады польское правительство создать, ни больше, ни меньше. Он это не доброму доктору в психиатрической клинике рассказывал, а с полнейшей серьезностью в мемуарах писал. Просто какой-то модернизированный вариант россказней Хлестакова из «Ревизора» о том, как его Государственный Совет боится. Но гоголевский персонаж-то это спьяну нес…Так что при получении известий об очередных эпохальных предложениях варшавских политиков не следует ничему удивляться. Можно перечитать воспоминания генерала Андерса и убедиться в том, что ничто не ново под луной, в том числе и ясновельможная мания величия…Максим Кустов