Наивно, супер. "Три товарища?" Юрия Смекалова в "Приюте комедианта"

Спектакль солиста Мариинского театра Юрия Смекалова "Три товарища?" — заметим, уже второй его опус на драматической сцене "Приюта комедианта" — затевался, несомненно, как кассовый хит. Ну как же, автор — обожаемый петербургскими балетоманами танцовщик и хореограф, равно популярный у любителей Бориса Эйфмана и бравурной Мариинско–Михайловской классики. Соавтор и драматург (впервые в собственной биографии) — Александр Цыпкин, модный светский персонаж, пиарщик и соцсетевой писатель, чьи юмористические рассказы читают на сценах всей России Константин Хабенский, Ингеборга Дапкунайте и Анна Михалкова. В ролях — не только "товарищи по несчастью" Александр Челидзе (известный контемпорари–хореограф и танцовщик, занятый и в прежних сценических опусах Смекалова) и Виталий Куликов (выпускник Вагановской академии, перековавшийся в успешного драматического артиста Театра Ленсовета), но и молодые актеры, хорошо засветившиеся в новейшем российском кино, — Иван Батарев и Антон Гуляев. Плюс солистки Большого и Михайловского театров (Виктория Литвинова и Сабина Яппарова) в одной и той же почти закадровой роли Золушки наоборот — self–made woman, победившей балетную энтропию и, как выясняется по ходу пьесы, ставшей путеводной звездой для всех "товарищей". Но что–то пошло не так. Звездному актерскому составу приходится разыгрывать удивительно трогательную в своей наивности историю. Сначала драмартист (Батарев или Гуляев, по очереди) долго–долго, и правда очень долго едет в мигающей, как елка, машине и болтает по телефону с невидимой возлюбленной. Он поддал, он пересыпает речь всевозможными штампами о балете и не только, рассказывает о трех "балерунах", с которыми засел в буфете Мариинки на втором акте "Лебединого озера". Логика событий ведет к тому, что этот расслабленный балагур, едва ли не выпускающий руль из рук, сейчас убьется об стену. Но нет — на сцене появляются "балеруны" и начинается почти автобиографическая исповедь с танцами. Александр Челидзе в роли слишком уж потрепанного и пьющего артиста Мариинского миманса жалуется на невостребованность его любимого современного танца в Петербурге и со слезой объясняет, почему в свое время не уехал на Запад за прогрессом (мама, жена…). Виталий Куликов отважно играет полуоткрытого гея, чья мечта — исполнять женские балетные партии — сбылась лишь один раз в пустом репетиционном зале Вагановки. Юрий Смекалов проклинает несовершенство собственных пяток (никакого другого изъяна в своем идеальном теле постановщик не нашел, разумеется) и вспоминает, как защищал девочку — белую ворону в той же Вагановке. Девочка (пока безымянная) с каждым танцует соответствующий теме дуэт — чем более размашистый, тем более подчеркивающий тесноту заставленной реквизитом сцены. Наконец, все трое сливаются в плаче по утраченным иллюзиям и — главное — страхе перед наступающей старостью. Балетной старостью, которая к 35–40 годам лишает каждого надежд на сольные партии, новые успехи в карьере и вообще продолжение жизни. В отчаянный момент, когда три товарища с растерянностью, переходящей в выученную беспомощность, пытаются ответить на вопрос "что делать?", просыпается драматург Александр Цыпкин. Невидимая, а потом неназванная балерина — успешная западная солистка контемпорари–труппы — появляется на сцене и раскрывает карты: убийственно слезоточивые, такие, что моментально снимают остроту балетных вопросов и придают истории сериально–мелодраматическую перспективу. Финальный общий танец, в котором вместе с профессионалами блещут и драматические водители–болтуны, символизирует катарсис. Это "бульварное чтиво", неровно пересыпанное старыми шутками и общими местами, таки стало хитом, судя по кассовым продажам. Но задетая в нем струна не по–хитовому остро звенит: а кто не вспоминает с товарищами школьные драмы, до сих пор свербящие душу? Кто не оборачивается с досадой на прошлое, в котором надо было поступить не так, а эдак? Кто не боится старости, угасания, утраты надежд и перспектив? Наивность драматургической конструкции и простодушность речей играют на руку авторам "Трех товарищей?". За неловкостью сквозит искренность, подлинные страхи и фобии, живая боль. Балетная старость, небалетная старость, все одно — страшно, а признаться стыдно. И вдруг тут, в "Приюте", такая редкая возможность — поговорить об этом начистоту да в компании со звездами.