УК сто

20.10.2021 23:11

D3.ru

УК сто
–––––––––––––––––––––––––––––
Какая у тебя статья? — спросил у новенького Фельдмаршал.
— УК сто, — ответил тот.
— УК знаешь, что такое? – раздражаясь на глупый ответ сказал Фельдмаршал.
— Нет, — ответил новенький испуганно.
— Уголовный, бля, кодекс.
— Я не знал. Спасибо, что объяснили.
— Будешь должен, — сказал Фельдмаршал. Так ты значит убийца?
— Да, — сказал новенький, — при отягчающих.
— Что значит високосный год, убийцы косяком пошли, — заметил, свесившись с верхней шконки Кнырь, предчувствуя представление.
— А вас за что? — спросил новенький?
— За что и всех, за убийство, — ответил Фельдмаршал.
— Кого вы убили?
— Старушку одну, процентщицу и ее родственницу. Да ты, что не слышал? Об этом много писали.
— Что–то слышал, — сказал он. Вы что все убийцы? – спросил он.
— Ну, да. Это камера, где сидят только убийцы. А кто с нами еще сидеть согласится. Ты кого убил? — сказал Кнырь.
— Да там, двоих.
— Как?
— Из двустволки.
— Была бы трехстволка, троих бы, наверное, положил? — спросил Кнырь.
— Положил бы, — улыбнулся новенький.
— Давай, не темни, рассказывай. Ты вообще кто такой, чем занимался?
— Я мастер по ремонту кинотехники. Работал на Беларусьфильме. В большие командировки приходится ездить со съемочной группой. Доснимали эпизод из Короля Стаха. Там много статистов, дублеры на лошадях, вся наша труппа и еще московские. Мы все вместе сидели в гостиннице в Новогрудке. Уже неделю сидели. Вторая половина сентября в Беларуси, дожди, делать нечего. Бухали и дулись в рамса. Знаете такую игру. По четыре человека на партию садились по очереди. Днем и ночью играли. Я быстро проигрался. Пошел к бухгалтеру, взял командировочные вперед. Сел, опять проигрался. Догадался, что московские мухлюют, а как не понятно. Потом заметил, что они садятся играть по одному. Один играет, а другой палец перевязывает.
— Какой еще палец? – спросил недоуменно Кнырь.
— Указательный палец на правой руке. Как бы порезался.
— Все ясно, сказал Фельдмаршал, — колода наколотая. Палец для чувствительности бинтует.
— Я этого не знал, но у меня особoe чувство на обман. Ну, я им и сказал. Вы бы видели их морды. Стали кричать: "Ты нам предъяву делаешь! Докажи!"
Короче, подрались. Я один, а они втроем. А из наших никто не заступился. Разбили мне лицо и вытолкали в коридор. Я умылся, пошел к себе в номер, взял ружье, зарядил жеканами, вернулся и говорю:
— Приготовтесь встретить свою смерть лицом к лицу.
А они смеются: — Оно у тебя незаряженное.
Я одному в голову, второму...
Наши испугались, руки вверх, так смешно, на меня смотрят, как пленные немцы. Я им говорю, вас это не касается, кинул ружье на пол и пошел к себе в номер.
— Ты ружье в командировку возил? Зачем?
— Я всегда его вожу. Видите, пригодилось. Оно разборное, много места не ззанимает. У меня охотничий билет есть.
— Ничего себе, история.
— Что мне за это будет, как вы думаете?
— Не знаю. Тяжелый случай. Сотая. Два трупа.
— Так и у вас два трупа.
— Меня расстреляют, — сказал Фельдмаршал с притворной грустью.
— Значит и меня расстреляют, — он погладил себя по лицу, как бы удостоверяясь в своем пока еще существовании. – Ну, и пусть. Скажу вам честно, я давно хотел кого–нибудь убить, но не знал кого, а тут эти двое, Их бы все равно кто–нибудь убил. Такое чувство было, как будто очень хорошее дело сделал. Лег и сразу уснул.
Он подошёл к двери, прислушался, посмотрел в глазок и сказал:
— Там кто–то ходит.
— Отойди от двери, — сказал дежурный надзиратель.
Новенький обернулся к камере и раскрыв руки странным движением, как будто пытался всех обнять сказал:
Братья, вы должны меня понять. Мы же все убийцы. Вот говорят, человек обязан построить дом, посадить дерево, там еще что–то. А я считаю, что каждый должен убить.
— Сколько? — спросил фельдмаршал.
— Не меньше двух, — сказал новенький.
— Так человеческий род прекратится, — сказал изумленный такой мыслью Кнырь.
— А зачем он нужен — этот человеческий род. Если Бога нет, так и человек в этом мире лишний. Я вот много книг читал. Я вообще люблю читать. Там, где описания природы, никогда не пропускаю, как некоторые делают. Я думаю, как так получилось, что с одной стороны жизнь, а с другой стороны человек. Если бы я был Бог и мне пришлось выбирать между природой и человеком, я бы выбрал природу.
Вы слышали выражение «Человек – венец творения». А какой он венец. Вот к примеру дерево, на нем плоды. А человек, спилит дерево, покусает плод, наделает консервов, а что даст взамен – говно, мочу, слизь всякую. В природе все гармония – одно переходит в другое, а человеческое – всякая химия и радиация, пластиковые пакеты. Природа это отвергает.
— A ведь он прав, — сказал Кнырь. Вот мой батька, помню, вздумал картошку человеческим говном из сортира удобрять. Ведрами таскал и лил на огород. Погорела вся картошка.
— Вот видите, — сказал вдохновленный поддержкой новенький. — О чем это говорит. О том, что мы природе противны. Она не хочет от нас ничего. Она и самих нас не хочет. Приходится человека сжигать или на три метра в землю закапывать.
А этих двоих мне тем более не жалко. Поверите, мне себя совсем не жалко. Я даже на маленьких детей на улице смотрю иногда и думаю, что мне их не жалко. Давно войны не было. Людей слишком много, не пройти, шумят, толкаются, засрали все вокруг. Воздух портят. Пусть меня убьют, но пусть и вас всех тоже убьют.
— У тебя семья есть, — перебил его Фельдмаршал, — жена, дети.
— Жена, зачем она нужна?
— Как зачем? Для полового акта, например.
— Вот еще одно ужасное свойство человеческой природы – постоянное половое сношение. У всех животных как, наступил благоприятный период, сошлись в пару, сделали несколько штук, половина выжила и продолжение вида. А этот венец творения обставляет свой примитивный инстинкт такими церемониями – музыка, живопись, поэзия, балет и все для одного, для того, чтобы выделить эту слизь, чтобы она слилась с другой слизью. Круглый год совокупляется, совокупляется и рожает, рожает как будто его главная задача заполнить собой мир. Миллиард. А зачем его столько нужно. Миллиард зелененьких кузнечиков — это уже бедствие, саранча – кара божья. А здесь милиард китайцев жрут, жрут, жрут. Голодный китаец все сожрет. Я в общаге у вьетнамцев был, видел, как они едят. А еще регулирование, по какому праву человек на себя это взял. "Что–то волков много развелось, давайте отстреливать". А почему, в силу какого закона людей должно быть больше, чем оленей или волков.
— Аху*ть, что он несет! – воскликнул Кнырь, потрясенный вдохновенной речью новенького.
— А вы сколько убили? – спросил у него новенький.
— Я — серийный, — сказал Кнырь, — у меня семнадцать человек.
— Семнадцать человек! – воскликнул новенький. Позвольте я пожму вашу руку. Конечно, двое это мало, это ничто. Каждую минуту на земле рождается сто пятьдесят четыре человека. Что тут можно сделать как вы, топором. Здесь нужен немецкий пулемет — тысяча двести выстрелов в минуту.
Он вдруг упал на живот на пол и принялся стрелять из воображаемого пулемета
— Тра–та–та–та. ЭмЖи тридцать один лучший пулемет второй мировой войны.
— Да он гонит, — сказал Кнырь.
— Вижу, — сказал Фельдмаршал. Мокрый весь и температура. Нужно менту сказать.
— Эй, начальник! — Фельдмаршал постучал кулаком в дверь.
Почти сразу открылась кормушка и просунулась недовольная морда попкаря.
— Что такое?
— Врача нужно
— Зачем?
— Человеку плохо.
— Мне тоже плохо, — сказал попкарь.
— Здесь по–настоящему плохо. Фельдмаршал указал на новенького, который лежа на спине, странно двигал руками и ногами.
— Ты что делаешь? — спросил у него попкарь.
— Ствол меняю, перегрелся, — ответил новенький.
— Это может быть белая горячка, сказал Фельдмаршал. — Ему нужен врач.
— Где я тебе выебу врача, в пятницу вечером. Ждите до понедельника, — крикнул фальцетом попкарь.
— Это опасно. Он может загнуться, — сказал Фельдмаршал.
— Ну и хуй с ним, пусть загибается, на одного меньше станет, — сказал попкарь и захлопнул кормушку перед самым носом Фельдмаршала...