Алексей Ермолов: что хорошего он сделал для народов Кавказа

Вокруг портрета Алексея Петровича Ермолова и сегодня не умолкают споры. Одни считают его деспотом и угнетателем, который планомерно осуществлял царскую политику геноцида народов Кавказа. Другие – дальновидным политиком, который сделал немало полезного для Кавказского региона. Прославленный генерал действительно славился жестокостью. Как он ее объяснял и мог ли он поступать иначе? Попробуем разобраться.

Живите смирно!

Историк Владимир Лесин в книге «Генерал Ермолов» указывает, что во время тщательного изучения биографии «грозы Кавказа» он не выявил ни одного эпизода, когда генерал проявил жестокость без причины. Массовые казни были ответом на разбои, грабежи, убийства и изнасилования, которыми сопровождались набеги горцев на казацкие поселения. Не оставлял без жесткого ответа Ермолов и подлые убийства русских солдат и офицеров.

Не было дня, чтобы горцы не совершили набега. Они нападали на беззащитных женщин и детей, работавших в полях, и угоняли их в плен. Забирали лошадей и скотину. Вламывались в дома, грабили и насиловали. Для прекращения бесчинств Ермолов приказал вешать пойманных разбойников без пощады, а «сочувствующих местных» предупредил: если будут укрывать грабителей, поплатятся сожженными жилищами и жизнью. Такой принцип «круговой поруки» работал: каждый мирный горец сто раз думал, прежде чем прятать разбойника в своем доме.

Ермолов неоднократно призывал горцев к миру. Советовал «не делать воровства, грабежей и смертоубийства». Тем, кто откажется от борьбы, а займется «хлебопашством и скотоводством», обещал спокойствие, богатство и счастье. В противном случае – «за всякое буйство» платить придется головой.

Снисхождение – знак слабости

«Грозный Ярмул» (так уважительно называли Ермолова горцы) уверял: «жестокость здешних нравов нельзя укротить мягкосердечием». Мог ли «гроза Кавказа» выбрать другую стратегию? Вряд ли. Владимир Лесин справедливо отмечает, что накануне вступления Ермолова в должность ситуация в Кавказском регионе обострилась до предела. Он понимал: его предшественники «избаловали» местную знать и «подобную им каналью». Действия генералов Цицианова и Ртищева были зачастую не менее жесткими, чем ермоловские, но они вынужденно заигрывали с ханами, переписывались с ними «как с любовницами», уговаривали, умасливали деньгами и подарками.

Историк Василий Потто о сложившейся ситуации писал как о «сношениях мирного характера», в которых Россия выступает в качестве «данницы». В столице считали, что с горцами можно заключить мирный договор и «успокоить» рублем. Поэтому многие ханы получали жалование от царя, а при обострении ситуации с ними старались договориться мирно. И при этом всякий прекрасно знал: верить обещаниям горцев нельзя. С какой легкостью они дают слово, с такой же его и нарушают.

Ермолов перестал ходить на поклон и просить. Он требовал и угрожал. «Остерегайтесь! – писал генерал. И напоминал: насколько безмерно он уважает «спокойных и кротких», настолько же страшно карает «дерзких и своевольных». И прибавлял: «Я терпеть не могу беспорядков, но еще сильнее – что местные народы противятся власти государя». Как русский офицер он был обязан выполнить приказ любым способом. И, как известно, «на войне все средства хороши».

Терпению есть предел

Однако не стоит думать, что Ермолов рубил с плеча. Он обладал мудростью и готов был «сносить досады и потери». Но лишь до поры до времени. Он часто терпел, будучи уверен, что горцы «будут вынуждены обратиться к жизни спокойной».

Ошибочно полагать, будто Ермолов относился к горцам с пренебрежением, считал их диким и недостойным противником. Хотя тех же чеченцев он называл гнусными, коварными и преступными, но одновременно писал, что нет народа «более сильного», живущего в абсолютном равенстве и не признающего «никаких властей».

Заставить бояться!

В статье Л. Федосеевой «Ермолов на Кавказе» верно подмечено, что высокопоставленные чиновники, сидевшие в столице и смутно представлявшие реалии Кавказа, ошибочно полагали, что стабилизировать ситуацию возможно «мирными переговорами» и «экономическим давлением».

Генерал Ермолов, знавший положение изнутри, обвинял Петербург «в полном незнании обстановки» и придерживался кардинально противоположной позиции. Он знал, что горцы считают русскую снисходительность признаком слабости. Поэтому когда Ермолов представлял Александру Первому план военно-административной деятельности, он упирал на то, что «установить мир на существующих условиях невозможно. «Надо заставить горцев уважать русское имя, – писал генерал. – Дать почувствовать мощь России и заставить себя бояться». Подобного добиться можно лишь силой, потому как горцы признают только ее.

Нет надобности в этой сволочи!

Алексей Петрович ценил слово и верил ему. Он не прощал предательства. Поэтому вполне объяснимо, почему ханы, «помогавшие» русским усмирять мятежников, вызывали у Ермолова столько негодования. Они присягали на верность России, получали генеральские чины и жалованье, но зачастую предавали, поддерживали мятежников или становились негласными организаторами сопротивления. Л. Федосеева приводит ермоловскую фразу о том, что русские «не имели ни малейшей надобности в этой сволочи». И это не говорит о том, что Ермолов не уважал союзников. Он лишь видел их реальное лицо.

В переговорах с правителями акушинцев, даргинцев, цудахаринцев Ермолов напоминал о «великодушном расположении» русского царя. О том, что Россия не нарушает местные обычаи, уважает веру горцев, не претендует на их собственность и «ничего не требует». И предупреждал: оскорбление и вред подданным русского государя «наказываются строго». Особенно «ужасное мщение» Ермолов обещал, если пленные солдаты не будут «немедленно возвращены».

Осененный крестным знамением

Ермолов не давал слабины не только горцам, но и собственным подчиненным. Он не прощал неоправданной жестокости, пьянства, разгильдяйства, предательства. И неоднократно цитировал Евангелие: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». В «Кавказских буднях генерала Ермолова» С. Гайдамак приведены воспоминания современников о чудо-богатырях, которые с верой в Царствие Небесное и под крестным знамением без страха погибнуть шли в атаку.

Ермоловский план «усмирения горцев» приняли на Кавказе с воодушевлением, при этом генерал издал указ, что ни при каких обстоятельствах русские солдаты и офицеры не должны порочить веру горцев. «Дабы не утратить доверие», строго-настрого запрещалось обманывать местных. Беззащитного или «бросившего оружие» полагалось «щадить непременно».

Вы – не рабы! Рабы – не вы!

Наблюдая за бесправием простых горцев, Ермолов считал одной из важнейших задач – «помешать делать злодейства» грузинским князьям в отношении своих подданных. Его нельзя назвать защитником «сирых и угнетенных», потому как простым горцам в случае нарушения договоренностей тоже от Ермолова доставалось. Но он пресекал произвол, при котором «ханы резали носы и уши» провинившимся соплеменникам.

Одной из заслуг генерала несомненно следует считать отмену рабства. Как писал Грибоедов в путевом дневнике по дороге в Тифлис, «на базаре прежде Ермолова» продавали пленников, а «нынче самих продавцов вешают». Без жестокости искоренить варварство было невозможно. Да, Ермолов стирал с лица земли непокорные аулы, заставлял непокорных уходить в горы, казнил мятежников, работорговцев и предателей, но одновременно закладывал крепости, строил школы, прокладывал дороги.

Генерал использовал методы борьбы, задолго до него сложившиеся на Кавказе. Он всегда брал аманатов (заложников), которых без пощады казнили при обмане, предательстве или нарушении договоренностей. «Из человеколюбия бываю строг неумолимо», – писал Ермолов. Он твердо верил: одна казнь спасет от гибели сотни русских. И тысячи мусульман – от измены.

И последнее: могла ли Россия в принципе отказаться от притязаний на Кавказ? Приведем мнение известного писателя Хаджи-Мурата Мугуева, изложенное в статье И. Хугаева «К переписке Хаджи-Мурата Мугуева и Халида Ошаева». «Завоевание Кавказа», несмотря на пролитые обеими сторонами реки крови, было делом прогрессивным и оправданным дальнейшей историей. Хотя бы потому, что Ермолов «русским присутствием» защитил горцев от подчинения Турции и Персии. Какая жизнь ожидала бы «вольные народы» в составе этих стран? Была бы политика турецких и персидских наместников менее жестокой и более терпимой, чем ермоловская? Сам Ермолов был убежден, что действует во благо.