Ekaterina Barabash: Итак, меня уволили из Интерфакса

Формально – по собственному желанию, на деле – попросили поскорее исчезнуть, дабы беды не навлечь. Я не ухожу из профессии – на худой конец буду ухаживать за могилкой российской журналистики

 Итак, меня уволили из «Интерфакса». Формально – по собственному желанию, на деле – попросили поскорее исчезнуть, дабы беды не навлечь. Нет-нет, я не примеряла перед входом в «Интерфакс» пояс шахида и не стояла перед кремлевской стеной с плакатом «Интерфакс требует привлечь к суду кровавый путинский режим!», начертанный под родным логотипом. Но я, как выяснилось, слишком открыто не люблю российские власти, презираю министра культуры и московского мэра, люблю Украину, поддержала Майдан, а также меня тошнит от младенцев в пилотках и стриптизерш в георгиевских лентах. Обо всем этом я пишу в фейсбуке, а также в оппозиционной прессе, а это то ли не нравится, то ли может не понравиться нашим смотрящим в администрации президента. Справедливости ради – меня терпели долго, уговаривая молчать на публике, объясняя, что информационная журналистика – это братская могила, а журналист-новостник не имеет права на собственное мнение, даже в свободное от работы время. А недавно спросили открытым текстом: «Что вам дороже – ваша свобода слова или работа в «Интерфаксе»?» Вопрос, на мой взгляд, был совершенно риторическим, и я даже слегка разочарована, что мне не пришлось мучиться и разрываться, доказывая свою приверженность свободе слова. На всякий случай поясню: я не так уж ураганю на фейсбуке, могу неделями не высказываться, а могу и вовсе замолчать. Но это будет только мой выбор, и никто не имеет права указывать мне, что я могу и чего не могу говорить или писать в своей приватной жизни. И мне не по пути с теми, кто думает наоборот. В конечном счете я рада, что так получилось – не каждому журналисту-либералу удается пострадать за свободу слова. Мне – удалось, и я неимоверно сама перед собой этим хвастаюсь, когда никто не слышит. Да и можно наконец с чистой совестью всплакнуть над трупом российской журналистики. До сего момента она была вроде как пропавшей без вести, по крайней мере для меня, я не видела своими глазами ее дохлого тельца, и стакан водки, накрытый кусочком черного хлеба, выставлять было как-то неловко. Теперь – самое время. Прощай, любимая, нам когда-то было хорошо вместе, помнишь? Мы так любили друг друга. 

Мои друзья, френды – руководители пресс-служб – не вычеркивайте меня из своих рассылок, я чуть позже каждому отдельно скажу, для кого я буду о вас писать. Я не ухожу из профессии – на худой конец буду ухаживать за могилкой российской журналистики.

P.S. Отдельной строкой хочу обратиться к тому человеку-крысенышу, что мониторит частную жизнь сотрудников моей теперь уже бывшей конторы и через минуту после появления поста на фейсбуке отправляет начальству донос в виде скриншота. Я не знаю этого человека – я только знаю, что он есть и очень старается. И что он меня сейчас читает. Неужто ты, дружок, думаешь, что за тобой рано или поздно не придут? Что подлость уходит в вечность и не натыкается там на какое-нибудь препятствие, чтобы вернуться?