«Лирики здесь мало». Как белгородка 8 лет работала в доме престарелых

События последнего года ещё раз напомнили обществу, насколько тяжела профессия медицинского работника. Хотя она никогда не была простой: видеть людские страдания ежедневно и при этом оставаться милосердным и преданным своему делу дано не каждому. Это касается не только тех, кто работает в больницах, но и медиков, занятых в социальной сфере. Об этой стороне профессии нам рассказала белгородка, проработавшая в доме-интернате для инвалидов и престарелых людей.По призванию. «После окончания медучилища почти 6 лет я отработала в терапевтическом отделении районной больницы. А потом началось какое‑то очередное реформирование и нас сократили.Коллеги уходили в торговлю, косметологию, переучивались на массажистов. Но я считала, что в медицине моё призвание, обожала свою работу (хотя она совсем не денежная и не престижная) и согласилась на должность медсестры в доме-интернате. Тогда их только открывали, было непонятно, что и как будет, приходилось вникать, с колёс меняться и перестраиваться.. Сначала старики ложились к нам как в больницу, на долечивание, но со временем учреждение отошло от этого направления, стало своего рода социальным пансионом, за проживание в котором нужно заплатить.И специфика моей работы поменялась с лечебной на уходовую. Пришлось вспомнить первый курс сестринского дела: как помыть пациента, переодеть, побрить, подстричь ногти, поменять памперс лежачему и так далее. А измерение давления, инъекции и физиотерапия ушли на второй план». Не нужны. «Как только об открытии интерната узнали в области, изо всех районов стали привозить никому не нужных людей. Неприятно звучит, но это моё мнение. Мало кто из них совсем не имел родных (думаю, и теперь мало что изменилось): кто‑то где‑то да был. Одного-двоих обычно направляли как потерявших жильё по разным причинам, в том числе из‑за пьянства. В целом же попасть к нам могли люди разного возраста. Не только старики, но и инвалиды, даже до 50, по факту все они получатели пенсий.Жизнь в таком учреждении всегда тихая и размеренная. Всё по расписанию, по правилам. Методист устраивает простые развлечения, гости немногочисленны. Живут в комнатах по несколько человек, в основном мирно.Тут как в семье – сначала делят лидерство, а потом за годы жизни свыкаются, подстраиваются друг под друга, да и сил на бои всё меньше.. Случалось, что и стрелы Амура кого‑то пронзали. Мне нравилось наблюдать, как расцветали седовласые люди: любовь омолаживает. Правда, до свадеб дело не доходило – дружили парочки, и всё».Драма жизни. «Но на самом деле это крошечные эпизоды, лирики было совсем мало. Более того, столько, сколько я плакала за период работы в интернате, я не плакала никогда. Потому что вокруг настоящая человеческая драма. Привезла однажды женщина престарелую мать. Говорит, что та с её мужем не уживается и он якобы грозится обеих выставить на улицу, если тёща останется в доме. Поцеловала дочка старушку: «Мама, я скоро приеду». И пропала.Бабушка сидела у окна целыми днями – ждала. Мы её как только не отвлекали: разговорами, занимали посильной работой – то тряпочки дадим штопать, то картинки вырезать на праздник. И врём: «Дочка звонила, занята пока на работе, но скоро освободится, приедет». Я наговорю ей всего, а потом за угол – и реву. Так и умерла бабушка, не дождавшись никого».И таких историй – десятки.«Один раз только на моей памяти хеппи-энд случился. Сын уезжал на год куда‑то далеко по работе, а мать не с кем было оставить. Он её к нам под присмотр и определил. Вернулся и правда через год: с букетами, гостинцами персоналу и маме, посадил её в машину, и укатили они счастливые.. Но чаще было, что приедут родственники, которые близких к нам определили (как бы на месяц, а получалось, что навсегда), и давай претензии предъявлять: и одет он не так, и помыт не эдак, худой какой‑то, и где тот платочек, что мы год назад привезли. Я опять в слёзы – от обиды и несправедливости». Привыкнуть невозможно. «На такой работе по‑иному начинаешь смотреть на жизнь. И на смерть. Человек дряхлеет, становится беспомощным на твоих глазах, теряет ко всему интерес. Он словно впадает в детство: капризничает, своевольничает. А потом уходит.Для меня было потрясением узнать об одном предзнаменовании смерти: примерно за неделю до неё умирающий от старости просит постелить ему постель на полу. И это много раз повторялось. Услышав такую просьбу, понимаешь, что будет дальше, – привыкнуть к этому невозможно.. Затрачивая столько эмоций, варясь всё время в одном котле с одними людьми, а потом, теряя их, ты выгораешь. Поэтому в этой сфере надолго не задерживаются, особенно молодёжь. Моих душевных сил хватило на восемь лет. Я ушла совершенно в другую область. До сих пор не могу точно определить, что мне дали эти годы. Как медик, я, конечно, не развивалась. Может, немного мудрее стала, терпимее, иначе смотрю на отношения с родными, детьми. Страшно сидеть одиноко на склоне лет у окна. Хотя мы ничего предугадать не можем».Записала Ольга Бондарева.