Когда мама – профессор. Анна Пересыпкина из Белгорода с детства мечтала стать учёным

Анна Пересыпкина – профессор кафедры фармакологии и клинической фармакологии медицинского института, заведующая лабораторией НИИ фармакологии живых систем НИУ «БелГУ». Кандидатскую диссертацию она защитила 23 года, а в 31 уже была доктором биологических наук, успев за это время дважды стать мамой. «Белгородской правде» Анна рассказала…О пути. «Знала с детства, что пойду в науку. У меня всегда в школе были только пятёрки. Я постоянно участвовала в городских и областных олимпиадах по химии, занимая призовые места.Моя мама – хирург-онколог – хотела, чтобы я тоже стала врачом. Поэтому химию я начала изучать с 6-го класса, хотя в школе этот предмет вводится только в 8-м. Репетитор мне всё очень чётко и логично разложила по полочкам, поэтому было трудно не понять и не влюбиться в химию.. Выбор профессии и научного направления для меня был очевиден – фармакология. Она для меня интереснее, чем, например, классическая химия: можно создавать или совершенствовать лекарства, испытывать их, смотреть, как они действуют.Мне очень повезло, что научным руководителем в аспирантуре стал доктор медицинских наук, профессор Михаил Владимирович Покровский. Он, как фанат своего дела, сразу вдохновил меня, заразил желанием исследовать, искать, идти вперёд. Он направлял и поддерживал на всех этапах моей работы, ведь это очень важно, когда в тебя и твои идеи верит научный руководитель».. О работе. «Сейчас я разрабатываю новые препараты для нейро- и сосудистой протекции сетчатки глаза. У меня три аспиранта, есть уже защитившиеся кандидаты наук. В основном занимаюсь организационной работой, но в лаборатории тоже часто бываю. Сейчас там трудятся уже мои последователи».. О практике. «Лекарства испытываю на крысах, хотя в лаборатории есть и мыши. Как‑то так сразу сложилось, что выбор пал на крыс – они универсальные и больше подходили именно для моих исследований. Ну и потом привыкаешь к одному виду – уже знаешь все особенности.Количество животных в эксперименте упирается в статистику. Обычно в одной группе их десять, а вот сколько будет таких групп, уже зависит от специфики исследования. Поначалу, когда только поступила в аспирантуру, было очень их жалко, месяца три они мне снились. Например, у врачей с пациентами совсем другие отношения по принципу «не навреди». Как бы ни казались эти ситуации похожими, нам же нужно проверить множество вариантов: взять изначально здоровое животное и смоделировать различные патологии, а потом уже лечить. И вот это самый сложный психологический момент для учёного как человека. Ведь к животным тоже привыкаешь. Но со временем учишься от этого абстрагироваться».. О научной школе. «Всего в России три центра, которые занимаются офтальмофармакологией, включая наш. У нас получилось запустить свою методику и создать научную школу. Мы проверяем субстанции препарата, а потом, если они себя зарекомендовали, связываемся с заводами, которые делают уже готовую лекарственную форму. Мы её вновь тестируем. Весь процесс от субстанции до вывода лекарства на рынок занимает в России в среднем 15 лет. Сейчас много заказов на проведение исследований, поэтому иногда даже не хватает рук».О перспективах. «Сейчас я нацелена на международное сотрудничество. За два года подтянула английский язык до свободного владения и веду лекции на нём для студентов специальности «фармация» из Колумбии, Египта и Ирака. Сотрудничаю с коллегами из Малайзии. У меня получилось первой из института опубликоваться в журнале категории Q-1 (это высшая категория в базах данных международных научных журналов – прим. авт.), хотя для этого пришлось долго стучаться в другие издания. Теперь по принципу снежного кома стали приглашать публиковаться в передовых мировых журналах, рецензировать ещё не опубликованные статьи – так знакомишься с новыми методами и исследованиями ещё до того, как их узнает весь научный мир».. О глобальном. «Полтора года назад довелось принять участие в международной конференции в Тегеране. Это был интересный опыт – в хиджабе на английском языке выступать с докладом для учёных из разных стран в главном медицинском вузе Ирана. Больше представителей из России с устным докладом не было. Причина этого, на мой взгляд, в том, что далеко не все научные работники владеют английским языком на должном уровне. А ещё многие испытывают какой‑то внутренний страх. Если бы не это, наши учёные достойно бы представляли Россию на подобных мероприятиях».О мотивации. «Радует, когда результаты твоей работы кому‑то полезны. Когда удаётся заключить лицензионный договор с заводом. Когда светила науки интересуются твоими разработками. Когда то, что ты создал, будут применять на практике. А ещё получаю удовольствие от возможности постоянно развиваться».. О жизни в науке. «Наукой я занимаюсь почти круглосуточно: постоянно прокручиваю идеи, боюсь что‑то не успеть, переписываюсь с коллегами и аспирантами. Даже во сне умудряюсь расставлять приоритеты, что нужно сделать в первую очередь. Как только ты начинаешь жить наукой, сразу приходит миллион идей, даже не нужно что‑то выдумывать. Тут даже приходится их отсеивать: по возможностям, по срокам, по ресурсам, по важности – много критериев». О жизни без науки. «Времени на хобби практически нет. Если удаётся его выкроить, то занимаюсь вокалом, играю на фортепиано. В юности у меня был второй взрослый разряд по плаванию, стиль баттерфляй, давно хочу возобновить тренировки в бассейне, но пока, увы, времени не хватает».О семье. «Между рождением моих детей прошло всего полтора года. При этом в декрете я толком и не была: появилось место в докторантуре, и я начала работать над диссертацией. Пока я на работе, с детьми занимается няня. Муж и родственники всегда поддерживали, понимали, что мне это нужно. А я в свою очередь работаю для будущего детей. Если спросить моих дочерей, чем я занимаюсь, они скажут, что мама – профессор, она изобретает лекарства и лечит глаза животным».. О гендерном аспекте. «Я никогда не чувствовала разницы или какого‑то особого отношения к себе как к женщине в науке: ни в студенчестве, ни в аспирантуре, ни сейчас. Когда ты работаешь за идею, какая может быть гендерная разница? Даже если смотреть по половому распределению хоть аспирантов, хоть членов нашего диссертационного совета, то мужчин и женщин примерно поровну. Хотя вот у моих студентов из Ирака, Египта и Колумбии иная ситуация: на 16 парней всего 2 девушки. Кстати, когда была в Иране, заметила, что у них в вузах учатся и девушки, правда, они все из обеспеченных семей. В целом ситуация, скорее всего, зависит от религиозных и культурных традиций конкретной страны. Российским девочкам будет и в жизни, и в науке намного проще, на мой субъективный взгляд, если их с детства воспитывать с мыслью, что нужно быть независимой. Так воспитывали меня, так я воспитываю своих дочерей. Нужно давать возможность развиваться наравне с мальчиками, ведь если мозг заточен под науку, то совершенно не важно, какого ты пола, – все будут добиваться поставленных целей. Просто каждый должен заниматься своим делом, развивать именно свой талант».. О главном. «В науке главное – чётко понимать, зачем ты что‑то делаешь. Должна быть цель, которая нужна не только тебе для галочки или рейтинга, а которая полезна для людей, общества. Иначе можно настрогать уйму ненужных проектов. Самое сложное – отобрать из множества, увидеть самое перспективное, чтобы воплотить это в жизнь».Дарья Кумейко.