Сноб: "Маленький Будда: как поездка в Бурятию научила меня любить"
Корреспондент "Сноба" побывал в республике и рассказал о впечатлениях в материале (прим. орфография и пунктуация автора сохранена):
«Что у тебя написано на затылке?», — спросила меня подруга в зале прилетов Домодедово, встречая просветленный рейс из Улан-Удэ. «Ом Нама Сара Садже Суха», — почти без ошибок ответил я, благо, в самолете было время выучить неведомые слова наизусть. Эта мантра богини Янжимы осталась со мной татуировкой на черепе навсегда. И лучше любых фотографий в инстаграме хранит память о, возможно, главной поездке в моей жизни.
Владимир Ильич Чингизхан
Застрявшая где-то посреди забытых тысячелетий, между великими войнами и чуть менее великими революциями, Бурятия встретила меня огромной головой Ленина. Вождь, никогда тут не бывавший, в воплощении монументальных запечатлителей советской империи Нероды и Душкина стал символом Улан-Удэ. Огромный, сдвинувший брови, он возвышается над центральной площадью и на щуплого Ленина совсем не похож. То ли пушкинский богатырь на страже восточных границ, как описывал эту голову Леонид Юзефович в тексте «Улан-Удэ. Селенга». То ли Великий Монгол — даже разрез глаз у Ленина вышел степной, вглядывающийся не в светлое коммунистическое будущее, а в скачущий вдоль горизонта табун лошадей.
«Здесь история и современность, православие и буддизм не отторгают и не подавляют друг друга. Улан-Удэ подарил мне надежду, что и в других местах это возможно», — писал Юзефович про этот причудливый микс культур, смыслов и верований, где Чингисхан — тот же Ленин, а шаман — тот же батюшка из старообрядческого прихода.
Моя неласковая Русь
Разноцветные деревянные домики, резные наличники, мужики с окладистыми бородами, бабы в платьях цвета кустодиевских полотен. Если воображение как-то может нарисовать себе русскую деревню, то вот она, притаилась посреди бурятских сопок. Там, где бубен шамана вызывал духов, двуперстным знамением осеняет меня батюшка-добряк, проводя в храм. Изгнанные еще при Екатерине, старообрядцы построили на этой земле кочевников дом, когда и самого такого понятия «дом» у скитающихся от пастбища к пастбищу бурятов не было. Отчасти потому местных староверов и называют «семейскими» — за то, что возвели семью и, собственно, фамильный дом, в культ. Ведь как свезли их сюда, в отличие от одиноких каторжников, целыми семьями из Речи Посполитой, так они тут и живут, рожая по 15 детей и не торопясь покидать свои села на краю земли.
От Улан-Удэ до Тарбагатайского района Бурятии, где обитают старообрядцы, полтора часа езды. Вроде бы только скрылись за убегающими вдоль серпантина сопками ступы дацана, как вот уже и деревянные церквушки с выбивающимися из ожидаемых пейзажей куполами. Эти колокола — не туристические аттракционы, они, кажется, даже в звоне своем хранят особенный, гордый дух веры, пронесенной сквозь века скитаний. Дух Руси, не ласковой, но суровой.
На праздники семейские облачаются в наряды, сшитые прабабками из китайских тканей. Еще одно замысловатое сплетение культур — затейливые русские вышивки на восточных шелках, шуршащих в такт многоголосым песням, слова в которых современное русское ухо разберет с трудом. Это пение — часть уникального наследия семейских. Приедете в гости — непременно услышите многоголосие за застольем. Сами семейские особо не пьют. Но всегда нальют вам самогона с дороги. И накормят щами и пирожками с черемухой...
Продолжение по ссылке на материал