Мир уходящий все равно вернется

24 декабря 2020 года исполняется 90 лет со дня рождения старейшего литератора Сибири, поэта, переводчика, эссеиста, путешественника Юрия Михайловича КЛЮЧНИКОВА.

Родился он в рабочей семье в городе Лебедин (Левобережная Украина), где жил до начала Великой Отечественной войны. В 1941 г. вместе с родителями был эвакуирован: вначале – в Саратовскую область, а в 1942 г. – в Кузбасс. С 1942 года и до сегодняшних дней живет в Сибири. Окончил филологический факультет Томского университета. Работал учителем литературы, директором школы, журналистом в газетах, радиокорреспондентом, а также главным редактором Новосибирского областного радио, Западно­-сибирской студии кинохроники, редактором издательства «Наука» СО РАН.

В 1979 г. был обвинен в идеализме и богоискательстве и после трехлетних партийных разбирательств уволен с работы, после чего шесть лет трудился грузчиком на хлебозаводе. В годы перестройки издавал книги по духовной культуре Востока, Запада и России. Автор 23 книг стихотворений, переводов, прозы и эссеистики, академик Петровской Академии наук, член Союза писателей России и Союза журналистов России. В настоящее время проживает в Новосибирске.

  

 

 

Ветер мгновений

 

В новом году

от судьбы ожидаем удачи,

но на ходу

ошибается ветер незрячий.

То упадет самолет

то догонит волна наводнений.

Слишком уж часто печали нам шлет

ветер мгновений.

Кружатся, кружатся, кружатся

ветры и вальсы.

Их невеселому кружеву

не поддавайся.

Сменится время тревог

и дурных настроений

ляжет котенком у ног

ветер мгновений.

Мир этот создан

из грозных мгновений и мудрых.

ночью беззвездной

рождается светлое утро

Душу и грудь холодят

нам крутые метели.

Но в новый год зажигают наряд

звезды и ели.

Кружатся, кружатся зимние

ветры и вальсы.

Плечи любимые,

нежные женские пальцы.

Время меняет страницы

своих откровений.

Вдруг присылает жар-птицу

нам ветер мгновений.

 

 

Белуха

 

Когда расстанусь с плотной оболочкой,

Когда в бесплотный устремлюсь полет

В бездонно-фиолетовый, полночный,

Луной посеребренный небосвод,

Налюбовавшись звездными мирами,

Я возвращусь однажды на заре,

Как блудный сын в новозаветной драме,

К тебе, всеутоляющей Горе.

Берели Белой светлая излука,

Кок-коля Малого немолчный звон и зов.

Белуха, несравненная Белуха,

Ты для меня – как первая любовь.

В душе моей впечатаны навеки

Снегов твоих целительный простор,

Лазурные улыбки аквилегий,

Зеленый мрамор кедров и озер.

Я знаю, что и ты, как я, не вечна,

Когда-нибудь твои растают льды,

От всех твоих нарядов подвенечных

Останутся лишь светлые мечты.

Но никакой зигзаг судьбы случайный

Не разлучит нас с очагом Отца.

Живет в нас ослепительная тайна,

Которой нет и не было конца.

 

 

Красота

 

Я знаю, что любые перемены

Осядут илом в жизненной реке.

Но красота, рожденная из пены,

Не умирает в песенной строке.

Она не миф, не фраза эрудита,

Не статуя былого миража –

Забытая Европой Афродита,

Как прежде, в русской памяти свежа.

Хоть нелегко с отбитыми руками,

Ей вглядываться в сумрачную даль,

Богиня никого не упрекает,

По-пушкински светла ее печаль.

Дитя ключей Кастальских и мечты,

Храни себя, храни, душа поэта.

Быть может оскверненная планета

Твоей спасется струйкой красоты.

 

Фантазии на тему пушкинского стихотворения «Из Пиндемонти»

 

                                    Не дорого ценю я громкие права,

                                    От коих не одна кружится голова.

 

Тоскую по зарытой в грунт речушке

Неглинке, по зеленым берегам,

Где некогда бродил подросток Пушкин,

В ту пору не причисленный к богам.

В ту пору нас вела по жизни бодрость,

В глазах не рубль светился, но звезда…

Дуэли останавливали подлость,

Где не держала царская узда.

Мечтаю запахнуть медвежью полость

Да тройкой в путь под песню ямщика...

Или когда плетет интриги сволочь

Нажать на спуск дуэльного курка!

Прости, читатель, грезы о бомонде!

В цене теперь иной аристократ...

Не буду продолжать «Из Пиндемонти»

Поэтом перечисленных утрат.

Не стану поминать потоки крови,

Цензурный плен, синодик небосвод...

Ничто не беспокоит сердце, кроме

Украденных ничтожеством высот.

От Сахалина и до Петербурга

Угрюм сегодня дух родных полей.

Уставился в них хмурый сивка-бурка,

Понять не может новых королей...

Пусть скачет, или пашет наш Пегас,

Плетется даже слабой рысью,

Мне бы

Не потерять из виду наше небо

И чтобы пушкинский светильник не погас.

   

 

Рыцарский роман

 

Я сутки на свидание спешил,

Чтоб выкроить минуту для прощанья,

Я все свои заботы отложил

И вот стою пред вашими очами.

В эфире ангел нежности парит,

В ушах труба архангела запела.

Прощай, преуспевающий Мадрид.

Я уезжаю, донна Изабелла.

Без вас и ваших глаз мне счастья нет,

Вы у меня последний свет в оконце.

Но этот свет не светит без монет,

Сегодня в моде бесы и торговцы.

Сегодня в моде толстая сума,

А на моих счетах одни пробелы…

Чтоб от любви к вам не сойти с ума,

Я уезжаю, донна Изабелла.

От всех мадридских сплетен и проблем

От глянца королевского порога

Я нынче уезжаю в Вифлеем,

Чтоб защитить поруганного Бога.

Я вырою и вновь воздвигну крест

И, может быть, не врою душу в тело.

Мне на земле не выжить без небес.

Я уезжаю, донна Изабелла.

 

 ХХ век

                          Памяти Николая Гумилева

 

Я люблю этот век,

потому что он начат стихами,

Карнавалами масок,

игрой коломбин и пьеро.

А еще потому,

что срывал наши маски штыками,

Что на кровь и на вес

измерял нашу суть и перо.

Я люблю этот век,

потому что ласкал нас свирепо,

И надежду таил

среди самых свирепых угроз.

А еще потому,

что на прочность проверил в нас

Небо –

Нашу верность Ему

и связующий с Вечностью трос.

Я люблю этот век

за его черно-белые страсти,

Потому, что размазал

по стенке все полутона.

А еще потому.

что любое ничтожество власти

Долго терпит, но быстро

смывает со стенок страна.

Я люблю этот век,

потому что в нем жизнь свою прожил

И не мог не влюбиться

в его восхитительный лик.

А еще потому,

что был сыном его, не прохожим,

Что родное болото

всегда обожает кулик.

 

*  *  *

Всё просим у тебя,

нам вечно мало

Твоих даров и сладких, и лихих.

Врагам ты позвоночники ломала,

Но и сынов не бережешь своих.

В твоих очах, загадочных и ясных,

Бездонная, как небо, синева.

В степях твоих, ленивых и опасных,

Нас вечно караулит трын-трава.

Промчится коник юный и горячий,

И гасит пуля огонек свечи.

И втоптан воск, и сотня дальше скачет…

Куда? Бог весть.

Ведь главное – скачи!

Скачи вперед до гробовой истомы,

За нею новый бой и шенкеля*.

Полынные российские просторы,

Безжалостная, нежная земля.

 

* В кавалерийской посадке: часть ноги ниже колена (икра), прилегающая к бокам лошади; служит для управления задней части туловища последней.

 

 

Созвучие

 

Не плачу, не жалею, не зову,

Мир уходящий все равно вернется,

Ты снова упадешь в его траву,

Глотнёшь воды из милого колодца.

Но прав поэт, родная красота

В грядущей жизни поменяет лики.

Трава, зазеленеет, да не та,

Мелькнут в воде совсем иные блики.

Есть в каждой нашей встрече древний зов

И тонкая печаль неузнаванья.

В нас это просыпается без слов,

Всю суть твою пронзив до основанья,

Когда, склоняясь к дорогим губам,

Почуешь жар Божественного гнева

И то, что ты – обманутый Адам,

Которого нашла в капусте Ева.

И приходя на землю каждый раз

Из тишины, что спрятана за кадром,

Соединяешь вечный праздник глаз

С есенинским прощаньем незакатным.