Латышские стрелки языком беспристрастных фактов
В цепи примечательных дат, ознаменовавших столетние юбилеи различных событий Первой мировой войны, не затерялись и дни боев с участием знаменитых латышских стрелков.
С одной стороны, сейчас в Латвии их принято уважать как представителей первых национальных воинских формирований. С другой — здесь не могут забыть, что латышские стрелки приняли самое непосредственное участие в становлении советской власти. А поэтому о стрелках предпочитают лишний раз не вспоминать…
На волне патриотизма
С началом Первой мировой вряд ли кто–то из жителей Курземской и Лифляндской губерний Российской империи предполагал, что в течение нескольких лет кровавые сражения станут перепахивать их родной край. Мало кто думал, что битвы будут кипеть и на суше, и на море, что земля покроется окопами, рвами и колючей проволокой, окажется завалена сотнями тысяч тел.
Идея о создании латышских формирований появилась у командующего Северо–Западным фронтом генерала от инфантерии Михаила Алексеева после того, как в первой половине 1915 года немецкие войска вторглись в Курляндию, захватили Либаву, Туккум, Виндаву, и стали угрожать Риге.
До этого латыши распределялись по «обычным» воинским частям да комплектовали добровольческие соединения народных дружин (которые использовались для охраны Усть–Двинской крепости). Но патриотично настроенные латыши, особенно из числа студентов, неоднократно выступали за создание национальных частей. В конце концов, войска кайзера топтали их собственную землю — да и в целом отношение к немцам, памятуя собственных баронов, было самым негативным.
Не все представители местной гражданской администрации одобрили идею создания частей латышских стрелков. Но в условиях немецкого наступления, видя, как трещит фронт под вражеским натиском, генерал Алексеев не стал медлить:
1 августа (19 июля по старому стилю) он подписал знаменитый приказ № 322 (848–3287) о создании восьми стрелковых батальонов. Одновременно депутаты Госдумы Российской империи Янис Голдманис и Янис Залитис опубликовали воззвание к соотечественникам: «Собирайтесь под латышскими флагами!».
12 августа в Риге началась запись добровольцев: в первый же день заявления подал 71 человек. В короткое время удалось создать три батальона. Первые бои с их участием произошли 25 октября неподалеку от железнодорожной станции Мангали под Ригой, 29 октября — на берегах реки Миса и 31 августа — под Юрмалой. Тогда русским войскам при участии латышей удалось отбросить немцев назад, в Курляндию. По окончании этих боев объявили всеобщую мобилизацию латышей, в результате которой были созданы еще шесть батальонов.
К концу 1916 года общее число солдат в данных подразделениях достигло 39 000, из которых создали отдельную Латышскую стрелковую дивизию (разделенную, в свою очередь, на две бригады под началом Андрея Аузанса и Аугуста Мисиньша). Именно тот год оказался для латышей в шинелях судьбоносным: начиная с марта они вновь участвовали в тяжелейших боях под Ригой.
Кошмар на Острове смерти
Наиболее серьезные сражения этого периода имели место в июле под Кекавой и в сентябре на Острове смерти у левого берега Даугавы. Этот крохотный клочок земли рядом со станцией Икшкиле с марта служил плацдармом ожесточенных схваток. 25 сентября немцы провели здесь газовую атаку, и около 1400 солдат и офицеров, не имевших противогазов, подверглись отравлению — почти полностью погиб находившийся на острове Каменецкий пехотный полк. После этого сюда перебросили на помощь латышских стрелков. Хотя у них и имелись противогазы, полностью от ядовитых газов они не спасали. Восемь дней 2–й Рижский батальон выдерживал атаки солдат кайзера, причем 120 его бойцов получили отравления. Всего же за те дни здесь полегли 167 человек.
Знаменитый писатель Вилис Лацис так описывал эти события: «…люди с оторванными головами, вырванными боками, из которых вываливаются наружу внутренности, юноши с изуродованными лицами, без носа и рта; люди, легкие которых отравлены ядовитыми газами, извиваются в страшных судорогах с кровавой пеной на губах, их мучения может облегчить лишь смерть. Вороны и крысы терзают убитых, тела которых не успели похоронить. Даже живые пропахли трупами, люди живут в полубредовом состоянии. Постепенно они привыкают к опасности, потому что нет смысла бояться, если знаешь, что от нее нельзя избавиться… Под ураганным огнем противника, в отравленном воздухе, не снимая с лица противогазы, дрались и умирали стрелки. И назло немецкому упорству и непрекращающимся атакам Остров смерти держался, представляя собой маленькое, но опасное жало в теле германской армии, заграждая путь в обход Риги и угрожая войскам Вильгельма II прорывом фронта».
В конце 1916 — начале 1917 года новые бои с участием латышских стрелков имели место у Тирельских болот между Бабитским озером и Олайне и у знаменитой Пулеметной горки.
«Вот взлетают в воздух две красные ракеты, слышится отданная вполголоса команда, и серые полки приходят в движение. Темная волна катится вперед, разветвляется по ходам и растекается уже по ту сторону заграждений, как полая вода, налево и направо. Словно прорвавшая плотину река, вливаются они на поле боя, бурной струей несутся через овраги и равнину, по инерции толчками выплескиваются на высокий земляной вал и, все разрушая и затопляя на своем пути, перекатываются через бруствер и прыгают с трехметровой высоты на голову растерявшемуся противнику. Одновременно с латышами в наступление устремляются сибирские стрелки. Безмолвие кончилось. Еще в заграждениях стрелков начали косить винтовочные пули и пулеметные очереди. Среди криков наступающих звучат стоны раненых и предсмертные хрипы умирающих. Вот падает один, а там на полуслове обрывается крик другого воина, словно невидимая рука зажала ему рот, но бурный поток стрелков мчится вперед. Натужно хрипят уставшие от бега тысячи грудей. Гудит земля под ногами наступающих полков, лязгают штыки, ударяясь друг о друга, стучат приклады, слышится команда, воздух рвут гранаты. Сокрушительная сила половодья затопляет блокгаузы и блиндажи. Один за другим затихают немецкие пулеметы. В темноте видны полуголые бегущие фигуры, и винтовки посылают им вслед огненные плевки», — пишет о тех боях Вилис Лацис.
Преторианцы советской власти
Революцию стрелки, будучи в основном выходцами из социальных низов, приняли с восторгом. Осенью 1917 года начштаба Северного фронта генерал Сергей Лукирский докладывал верховному главнокомандующему Николаю Духонину: «Что касается латышских стрелков, то именно они развратили всю армию и теперь ведут ее за собой».
В дни Октябрьской революции стрелки сорвали отправку с Северного фронта в Петроград войск, оставшихся верными правительству. К тому времени они обзавелись собственным руководящим органом под названием Исполнительный комитет латышских стрелков. Именно это учреждение распорядилось 19 ноября об отправке одного из латышских полков, бойцы которого отличались «образцовой дисциплиной и пролетарской сознательностью», в столицу для усиления революционного гарнизона. Там латыши участвовали, в частности, в разгоне Учредительного собрания в начале 1918 года, положившего начало диктатуре коммунистов.
Дальше у латышей было многое: охрана первых лиц молодой Советской республики, участие в войсковых операциях и карательных акциях, беспредельная храбрость и бесчеловечная жестокость.
Заслуги латышей отмечены.
Про них, как правило, пиши:
Любые фланги обеспечены,
Когда на флангах — латыши!
Так писал про преторианцев нового режима Демьян Бедный.
Действительно, латышские части активно использовались в операциях против Каледина, восставших белочехов, Деникина и Врангеля. Однако стрелки отличились и участием в терроре, развязанном против тех, кого власть полагала враждебным элементом: на Дону, в Ростове, в Белоруссии, Москве, Ярославле, Муроме, Рыбинске, Калуге, Саратове, Нижнем Новгороде, на Тамбовщине, в Кронштадте…
Латышей с удовольствием брали в органы ЧК; там иные из них сделали себе кровавую карьеру. Впрочем, справедливости ради надо указать, что свой латышский батальон был и в составе войск Колчака.
Дальнейшая судьба стрелков складывалась по–разному. Иные остались в СССР: из таких многие погибли в застенках в сталинские времена. Значительная часть стрелков вернулись на родину — или в конце 1918 года (они успели принять участие в боях за недолго просуществовавшую первую версию Советской Латвии), или уже в 20–х. Здесь их часто тоже встречали отнюдь не хлебом–солью, а судами и тюрьмами — как пособников вражеского государства. И лишь немногие дожили до 50–х, когда в СССР вокруг латышских стрелков начали создавать героическую легенду, воздвигая музеи и памятники, щедро вешая на грудь награды…
Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ