Гагарин учится летать. 1955-1957 гг.
|
Воспоминания летчика-инструктора Я.Ш. Акбулатова об обучении Ю.А. Гагарина в Первом Чкаловском военно-авиационном училище летчиков им. К.Е. Ворошилова в 1955–1957 гг., 1961 г. |
РГАНТД. Ф. 99. Ед. хр. 300-1, 300-2[1]. Расшифровка фонозаписи на магнитной ленте. Время звучания – 68 мин. |
|
Акбулатов Ядкар Шакирович, летчик-инструктор Первого Чкаловского военно-авиационного училища летчиков им. К.Е. Ворошилова, в котором в 1955–1957 гг. Ю.А. Гагарин был курсантом. Первая моя встреча с Гагариным состоялась в 1955 г. Я был назначен дежурным по лагерю: эскадрильи в то время находились в летних лагерях. Дежурным по лагерю меня назначили в воскресный день, когда все отдыхали. Офицеры наши уехали в Оренбург, по домам, и старшим был я. И вот, следя за порядком, я обнаружил, что в одной из эскадрилий не было порядка, и я пригласил тогда старшину к себе. Уже был отбой. Старшина прибежал ко мне: пришел не по форме – в майке, в сапогах, без формы одежды. И доложил мне: «Сержант Гагарин по вашему приказанию прибыл». Я говорю, что я не вижу, что вы сержант, что же вы приходите к офицеру в таком виде. Он развернулся и убежал. Потом минуты через две–три пришел и докладывает по форме, как положено. Ну, я и говорю: «Гагарин, надо найти того нарушителя, который не дает покоя остальным». И потребовал от него, чтобы он впредь соблюдал устав. Если вызывает старший, значит, нужно приходить как положено, по форме одетым. Это первая наша встреча была. И лишь потом, в 1957 г., когда прошло два года, я уже был в боевом полку, летал на МиГ’ах, мне выпала честь обучать и воспитывать Юрия Гагарина[2]. Мы же не знали тогда, что он будет космонавтом. Правильно, так оно в жизни и положено. Мы, как педагоги, относились ко всем одинаково. Наша задача была подготовить в кратчайшие сроки из этих молодых людей хороших летчиков, которые должны были стоять на страже нашего неба. После того, как мы сделали один выпуск на МиГ’ах, нам предложили отдохнуть неделю – там, в Оренбурге, есть санаторий энергетиков «Маяк». Но приехал командир полка полковник [И.М.] Полшков[3] вместе с комиссаром подполковником Агафоновым и говорит: «Акбулатов, вам нужно идти в полк представиться майору Беликову и продолжать обучение курсантов». Я попросил оставить меня отдохнуть оставшуюся неделю, но мне сказали, что срочно, завтра же надо выехать. Я приехал туда и доложил майору Беликову, что прибыл в его распоряжение. Он говорит: «Срочно надо принять экипаж у старшего лейтенанта Колосова[4]». Я пошел выполнять и принял у Колосова экипаж. В разговоре Колосов мне охарактеризовал каждого. Захаров – прекрасный летчик, но немного приболел, у него что-то с ухом. Иван Доронин нормально летает – все хорошо. Прошу обратить внимание на Юрия Алексеевича Гагарина. Почему? Потому что он моложе всех. Все уже летали четвертый год, а Гагарин только год в училище. Молодой. И налет у него поменьше, и опыта очень мало. Подошли к экипажу, экипаж был построен в методгородке, ко мне вышел навстречу сержант и доложил: «Товарищ капитан, экипаж в составе трех человек построен». А сам улыбается. «Гагарин, а что вы улыбаетесь?» Начал говорить, что боевое применение, боевой летчик прибыл. Я говорю, что это нехорошо, Гагарин. И, подойдя к месту, где должны быть занятия, смотрю, что Иван Доронин без подворотничка, у Гагарина нет миниатюр старта. Я говорю, а где же миниатюры старта? Старт должен быть выложен, и вы меня должны встречать так, как положено, как в увольнение идете – готовитесь, так и меня должны каждый раз встречать на занятиях. «Да я вот забыл». – «Ну-ка, бегом туда». Только пятки сверкнули. Убежал Гагарин за чемоданом миниатюр старта. «А ты, Иван Доронин, подворотничок пришей. И чтобы последний раз это было». А иначе никак нельзя, потому что дисциплина – это основа из основ, особенно в летном обучении, где все на пределе. Чуть малейшее ослабление – значит, жди неприятностей. Мы запланировали на другой день полеты. И я с каждым слетал. Гагарин еще летал по кругу – у него были самые простые элементы, и начал простой пилотаж в зону. Когда выполнили полет, я говорю: «Ну, что же говорят, что у тебя ошибки бывают при посадке? Нормально же сел со мной. Вот так и сажай, ничего особенно сложного нет. А теперь давай по программе дальше будем идти. Спешить не будем, но будем выполнять программу, потому что в октябре уже государственный экзамен». Летать любил Гагарин, как и любой курсант. Готовились они все к полетам, в том числе и Юра, тщательно, я проверял их каждый день. Летал с ними, а потом выпускал их самих на боевых машинах МиГ-15 бис. Летали они с увлечением, каждый старался выполнить полет на «хорошо» и «отлично». Но были такие моменты, которые бывают у каждого при обучении. Или же утомляется курсант и иногда допускает ошибки в технике пилотирования. Я очень строго относился к этому. Если были ошибки, сажал на спарку, сам садился с ним – и летал до тех пор, пока качество не будет отличное. Особенно я хочу отметить характер Гагарина, у него не было такого сугубо мужского крутого характера. Были такие моменты, ведь учителю приходится не только хвалить своего ученика, но и требовать, иногда и поругать надо. Бывало, ругаешь Гагарина, он опустит голову и хлопает глазами, покраснеет весь. Похвалишь его, он тоже голову опустит, стоит, чуть не плачет, то есть какой-то девичий характер был у него в натуре. Было что-то такое милое. Когда мы закончили программу, а программу он закончил со всеми вместе, хотя имел отставание, подошли государственные экзамены. По кругу он слетал нормально, ему поставили за первый полет «пять». А во втором полете заходит на посадку – и метров триста с недолетом падает. Председатель Комиссии [спрашивает]: «Кто там сел?» Я говорю: «23-ий – Гагарин, дайте ему еще полет!» Гагарин заруливает, подхожу, стремянку техник поставил. Я подошел и говорю: «Ты чего там падаешь?» – «А это зачетный был?» Я говорю: «Нет, вот сейчас будет зачетный, смотри». – «Ладно, ладно, я учту». Полетел и сделал нормальный полет – «отлично», на боевой машине МиГ-15 бис[5]. Потом в зону он полетел с капитаном Богдановым. Слетал. Я пришел, доложил: «Товарищ капитан, как слетали Доронин, Гагарин?» – «Ну, я претензий не имею, прекрасно – всем троим «отлично». А вот про пленку я не знаю, воздушный бой – они должны были сами стрелять по самолету условного противника. Не знаю, как он прицеливался». – «Ну, хорошо, я определю». Сняли пленку, проявили ее – отличные данные, поэтому общая оценка была тоже отличной – за воздушный бой, за технику пилотирования. Госэкзамены закончили по технике пилотирования, и надо было лететь на полигон отстреляться, как военным летчикам. Они обязаны это делать. Смотрю, слетал на полигон, и по телефону оттуда звонят, что попадания хорошие, отличные: попал в цель по наземной цели. Прекрасно. Общая оценка была отличной. Я написал аттестацию. Сначала я пригласил Захарова. «Вот аттестацию я написал – это тебе на всю жизнь. Прочитай, что там я написал. Если недоволен, пожалуйста, я что-то могу изменить, если есть претензии». Пригласил Гагарина в Ленинскую комнату – отдельно, я их вызывал по одному. «Вот, Гагарин, я написал на тебя аттестацию на присвоение воинского звания летчика-истребителя и звания лейтенант. Прочитай, если есть замечания и недовольство, скажи, мы можем изменить». Он прочитал и говорит: «Спасибо, товарищ капитан, у меня претензий нет. Спасибо». После этого я собрал всех троих и сказал: «Теперь по теории вы должны сдать. Я оставил место в аттестации «Училище закончил по … разряду». Иван Доронин по второму должен закончить. Теперь теоретический курс вы должны сдать на «пять» – кто по первому разряду. А кто по второму: половина «пять», половина четверки». Я говорю: «Гагарин, ты мастак в теории. Возьми Ивана Доронина на «буксир». – «Ясно, товарищ капитан». – «А ты, Захаров, сам шуруй. Чтобы пятерки у меня были! Минимум четверка, по всем предметам пятерки – это первый разряд, имейте в виду». И начали готовиться. Иван Доронин готовился вместе с Гагариным. Ну, Гагарин действительно входил в первую десятку курсантов по теоретическим дисциплинам. Но вот какой-то парадокс. Я слежу за ними, как они там сдают. И вот заходит сдавать историю партии Иван Доронин – первый. Выходит оттуда, смеется, говорит – «пять». Ну, я рад за него. Потом Гагарин заходит. Выходит мрачный. «В чем дело?» – «Четыре» поставили». – « Как это «четыре»? Доронин «пять» получил, а ты же был его учителем и вдруг – «четыре»?» Надо было помочь парню, а то он уже голову опустил. Я захожу к преподавателю: «В чем же дело с Гагариным?» – «Отвечать надо конкретно, четко». – «Он знает прекрасно материал». – «Я знаю, что он знает». А председатель комиссии где? Здесь председатель. Я спросил, разрешите обратиться, я – инструктор Гагарина. Может, он не конкретно что-то сказал, но он отлично летает и должен идти по первому разряду. «А ну, давай его сюда». Я смотрю, Гагарин аж побелел. Я сказал: «Возьми себя в руки, Гагарин, заходи». Полковник говорит: «Ну, ты чего раскис, какой у тебя вопрос там был?» Гагарин ответил. «Куда хочешь идти служить?» – «Я с удовольствием пойду на север, куда угодно». – «Вот это молодец, это мне нравится». И обращается к преподавателю: «Пятерку ему». Преподаватель его еще поспрашивал и исправил четверку на пятерку. Ивана он вытащил на второй разряд. А сам остальные предметы сдал все на «пять». И когда я закончил аттестации, поставил Гагарину высший разряд. Вот такой еще штрих. Он обращался ко мне: «Товарищ капитан, мне бы в город». Не раз обращались ко мне с такой просьбой. Время было напряженное. Я говорил, ребята, вот закончите, потом будете отдыхать, сейчас главное учеба, финал – к финишу пришли. Какой тут отдых! «Да вот я жениться хочу». Я говорю: «Жениться я всем запрещаю, пока вы не окончите военное училище. И даже не подходите ко мне насчет женитьбы. Запрещаю жениться каждому. Успеете – это никуда не денется». Когда он окончил училище, был направлен на север. Уехал, женился он там[6]. Я его встретил через год примерно. В 1958 г. смотрю, Гагарин вместе с Полехиным, на Советской их встречаю. – Ну, как дела? – Здравствуйте, товарищ капитан. Я уже летчик 3-го класса. – Молодец. Ошибки не повторяешь при посадке? – Нет, сейчас все нормально. И потом встретил его в 1959 г. Я шел с полета. Смотрю, стоит около столовой Гагарин. – Ну, как ты? – Нормально – жив, здоров. А в это время он уже был в Энгельсе, отобран в отряд космонавтов. Он мне ничего не сказал. Вот и все. И вдруг, когда мы готовились в ночные полеты 12 апреля – подготовка шла тщательная, летный состав готовили – вдруг Левитан передает, что Гагарин Юрий Алексеевич. Ну, много таких фамилий. Я даже не подумал, что это он. Во-первых – это майор. Я даже виду не подал, обрадовался, что наш человек в космосе, а то, что мой ученик, я даже не думал. Нет. У меня даже мысли не было такой. И вдруг через какое-то время заходит командир эскадрильи и говорит: «Товарищи, прошу встать. Поздравляю вас всех – в космосе советский человек, наш воспитанник, выпускник 1957 года Юрий Алексеевич Гагарин». Мне стало не по себе, голову опустил. Я не поверил, что это он. Потом Полехин прибегает, говорит, да, это он. Я по голосу даже узнал. И тут же отдел кадров звонит, командир эскадрильи приходит и поздравляет нас. Я сижу, молчу, мне неудобно даже что-то говорить. Тут начался митинг, я в стороне, не уверен я, что это он, не уверен – и все. А потом, когда уже точно оказалось, что это он, у меня пошли слезы. Приходит дежурный и говорит: «Капитана Акбулатова срочно вызывает начальник политотдела». Машину прислали за мной. Я приезжаю, там в училище митинг, давай, говорят, выступи. Я отказался. Тогда поздравляем тебя, ты учитель. Да, я многих учил. Ничего особенного здесь нет. Спасибо ему за то, что он слетал, не побоялся. Ведь это все-таки рискованное дело. Вот я двадцать лет пролетал, знаю, что такое риск в авиации. А тут в космос лететь, туда, куда человек поднимается впервые. Каков будет конечный результат – никто не знал. Никто не мог дать ответ: будет ли жив, здоров. Даже Королев не был уверен. 5 июня 1961 г. Юрий Гагарин прилетает в Оренбург. Мы как раз летали в это время, днем. Смотрим, садится Ил-14. Народу – как на демонстрации, в конце аэродрома за красной чертой для особо важных персон. Нам полеты тут же закрыли – «особо важный» летит. А командир эскадрильи говорит: – Слушай, Акбулатов, твой ученик летит. – А чего ж закрываете полеты? – Приказ командующего. – Ну, ребята, пойдемте, встретим его. Подходим туда, а нас не пускают: стоит оцепление, солдаты, офицеры. Вот уедут, потом пойдете. Как же уедут – мы хотели видеть. Толя Сидоров говорит: «Ведь это учитель Гагарина». – «Нет, нам не разрешили никого пускать». Мы обиделись, конечно. Повернулись и ушли. Начали взлетать, смотрю, машина приходит. – Где Акбулатов? – В небе, летает. – 007, закругляй! – В чем дело? – Ждут, за тобой приехали! – Понял. Зашел на посадку, сели. Захожу на КП, смотрю, там стоит офицер, и машина стоит генеральская. Ну, впервые, конечно, я на генеральской машине, сел – и меня прямо в училище. – Где будет встреча? – Говорят, здесь в читальном зале будет встреча. Захожу в читальный зал, длинный такой, смотрю, стоят высшие офицеры, мне абсолютно незнакомые, со всего гарнизона, летчики, артиллеристы. Я поздоровался, кому я представлюсь – никого я не знаю. Пошел в угол, встал и стою, смотрю там рисунки какие-то. Проходит какое-то время. Входят Гагарин в гражданском костюме бирюзового цвета при галстуке и секретарь обкома. Н.П. Каманин[7] входит. Поздоровался со всеми, увидел, генерал вышел навстречу, генерал Макаров. Обнялись они. Ну, я думаю, куда уж теперь, если он был в объятиях у всех членов Правительства, мне, капитану, куда лезть. Стою, смотрю на него и говорю про себя: «А все-таки изменения есть, пополнел немного парень и уже привык, видно, вращаться в этой сфере, хотя прошел только месяц, уже он привык к сфере высшего командования, теперь не до меня. Правильно делает». Потом Гагарин увидел меня и пошел навстречу, перед ним расступились, и коридор образовался. Я еще подумал: «Неужели ко мне идет? Вот странный какой». Уже осталось метра три. Вижу – точно ко мне, растопырил руки, идет, улыбается. Я пошел тоже навстречу, обнялись, расцеловались. Я говорю: – Спасибо, Гагарин, что ты не побоялся, не струсил (я всегда его называл по фамилии – легкая фамилия), сделал этот полет, мы все горды за тебя. – Вам большое спасибо, товарищ командир, вам! Не было бы этого обучения, не слетал бы я в космос. Ну, как у вас дела? – Так же обучаю, так же летаем. – Это хорошо, слетать бы нам вместе! – Пожалуйста, приходи на аэродром, полетим. – Уж надоело, буквально затаскали меня, то в Болгарию, то в Чехословакию, то по Советскому Союзу. И все не на военных машинах, а на транспортных. Но ничего, я сажусь в правое кресло, мне доверяют управление, и выполняю полет. – Ну, молодец, раз ты летчик, ты должен летать на многих машинах. Потом был банкет, устраивал его Гагарин и обком партии, все присутствовали на этом торжественном ужине. Говорили тосты хорошие, начинал секретарь обкома Шурыгин, выступил Цедрик[8] – генерал-лейтенант, Каманин выступил. И вдруг потом Валя [Гагарина] говорит: «Пусть скажет инструктор его». Юра посадил меня рядом и говорит: – Давай-давай, два слова надо сказать. – Хочу провозгласить тост за нашу авиацию, [за летчиков], среди которых есть и космонавты. – Ну, вот и молодец. Я спрашиваю: – Откуда ты взял слово: «Поехали»? Откуда ты его взял? – Это ваше слово, товарищ капитан. Вы всегда, когда лететь в зону, на пилотаж, на высоту 12 тысяч метров, ведь страшновато, вы всегда с такой простотой: «Ну, поехали», как будто на телеге. Такую уверенность эти слова давали. Поэтому я и сказал эти слова на старте перед пуском. – Ну, это здорово. Я был несколько раз дома у него, он приглашал. Это были радостные встречи. Он всегда с такой теплотой встречал. Шинель возьмет, разденет, накормит. Приглашает остановиться на несколько дней. Но я заходил просто повидаться, узнать, как живет. Однажды я получил тревожную телеграмму, что мама у меня в крайне тяжелом положении. Я лежал в госпитале в Ростове, проходил комиссию. Я отпросился и через Москву поехал в Казань к матери. Позвонил. Гагарин взял трубку. – Вы где находитесь? – Да я на вокзале. – Я машину пришлю. – Не надо. Я сам доеду. Приехал на электричке, встретил меня хорошо. – В чем дело? – Вот мама больна. Лекарств в аптеке не нашел. – Хорошо, адрес оставьте. Оставил адрес и… спасибо Валентине, спасибо Юрию Гагарину, что они не посчитались, что первый космонавт, знаменитый человек, а моей маме прислали посылку с лекарствами, которые были нужны. Ну, как не любить такого человека? Это простой, русский, душевный человек. Теперь моя мать лежит парализованная, не встает. Я знаю, что этот человек никогда уже больше не встанет, хожу каждый день к ней, смотрю за ней. Ничего не поделаешь, такая судьба. И вот моя больная мама передала привет маме Юрия Гагарина Анне Тимофеевне. И я ей передаю привет, ведь ей скоро 80 лет, потеряв сына, больше всех переживает мать. Те встречи, которые у нас были с Гагариным, навсегда останутся в памяти. У меня ведь около трехсот моих учеников, которых я обучил во время прохождения службы в армии. Многие сейчас генералы, кого-то уже нет, авиация есть авиация, в том числе нет любимого всеми нами Юрия Алексеевича. Очень жаль, всех их жаль, а первого космонавта жаль всей стране нашей. Эту книгу, которую он подарил мне, я буду хранить, не только для себя, будут внуки, пока я жив, эта книга будет у меня. Он написал: «Ядкару Акбулатову. Летному учителю и воспитателю в память о первом космическом полете. С уважением и наилучшими пожеланиями. 20.07.1962 г. Ю. Гагарин». Подробнее о последнем этапе обучения. Мне пришлось писать аттестацию на присвоение летчика-истребителя Юрию Алексеевичу Гагарину, поэтому весь этап прохождения учебы Гагарина в Оренбургском летном училище мне хорошо известен. После прибытия в Оренбург в 1955 г. в летное училище, обучившись в теоретическом батальоне, Юрий Гагарин попадает на аэродром летать на учебных самолетах типа Як-18. Они разных были модификаций: Як-18, Як-18А, Як-18У. И обучал Гагарина летному искусству на учебных самолетах Крючков Иван Федорович. Что можно сказать об Иване Федоровиче? Учитель в душе. Старательный, преданный делу авиации человек. До сих пор продолжает свою летную деятельность. Заслуженный летчик Советского Союза, полковник. Когда он обучал Юрия Алексеевича Гагарина в 1955–1956 годах, то был обыкновенный летчик-инструктор и вел свою программу как и со всеми курсантами, так и с Гагариным до конца ее прохождения. Налет тогда составлял на учебных самолетах 40–50 часов. После окончания этой учебной программы Гагарина вместе с другими курсантами переводят на более усовершенствованные самолеты, на последний этап обучения – это на самолеты МиГ-15бис. Спарка тогда была на УТИ МиГ-15. Попадает Гагарин в экипаж лейтенанта [А.Г.] Колосова, молодого, только что окончившего училище. Старательный лейтенант принял экипаж в составе трех человек – Захаров, Доронин, Гагарин. Гагарин меньше всех имел налет, потому что он начал прохождение службы с 1955 г. в училище. А эти двое – Захаров и Доронин – они раньше, с 1953 г. были уже курсантами. И Колосов приложил все свое умение, старание, чтобы успешно пройти программу, в том числе и с Гагариным на боевом реактивном самолете. Но не все ладилось у молодого человека. Не все. Сразу же его, как хорошего летчика, оставили в боевом полку, сразу же доверили инструкторскую программу. И он прекрасно начал выполнять свой долг, обучать и воспитывать экипаж. Не все ладилось, потому что искусство обучать – это не сразу дается, нужно иметь опыт работы, командиры должны постоянно следить за молодыми летчиками, помогать им… Поэтому, когда выпускает Колосов Захарова, Доронина самостоятельно, Гагарин все продолжает находиться на вывозной программе. Трудно давался молодому курсанту Гагарину боевой самолет. Единственное грубое отклонение было в результате ошибки техники пилотирования – это высокое выравнивание, профиль высокий посадки. И Колосов все отдал, чтобы исправить эту ошибку у летчика. В конце концов, ему помогали такие офицеры, как командир эскадрильи майор Берегов, человек, который прошел войну, вылетал на боевые задания, сотни и сотни курсантов обучил в Оренбургском военном училище – принципиальный человек, который мог предвидеть, что получится, что не получится. Он много сил и энергии потратил на то, чтобы помочь лейтенанту Колосову обучать и воспитывать Юрия Гагарина, хотя и ему это очень трудно давалось. Командир полка полковник Полшков, как командир, как учитель солидный, с большим стажем, также принимал участие в обучении, помогал лейтенанту Колосову в овладении своей профессией педагога в обучении всех курсантов, в том числе и Юрия Гагарина. Не все ладилось у Колосова, и он, как молодой, неопытный инструктор, выполнив программу, отдает Гагарина на проверку. Проверял его Иван Михеевич Полшков, и тот отстраняет Гагарина от дальнейших самостоятельных полетов. Не допускает. Конечно, такой удар трудно переносится инструкторами, тем более такими молодыми, как Анатолий Григорьевич Колосов. И Гагарин тоже, видя, что его не выпускают, значит недоработок много еще, тоже опускает плечи, ходит ниже травы тише воды, забитый такой. Конечно, это очень неприятно. Не один раз отдавали на проверку Гагарина – и все получалось на оценку «удовлетворительно». А чтобы лететь самостоятельно, надо иметь твердую четверку или пятерку. Бились долго над Юрием Гагариным. Вот как Иван Михеевич Полшков пишет в письме: «Было указано раньше о том, что Юрий Гагарин по теоретическим дисциплинам учился только на пятерки, что касается полетов на МиГ-15бис, были серьезные затруднения. Мне приходилось трижды летать с ним на предмет выпуска его самостоятельно. И трижды я отклонял выпуск по неподготовленности. Частично малой успеваемости в полетах способствовал малый рост Юрия, 1 метр 62 сантиметра, что затрудняло определение расстояния до земли при посадке. Были и другие причины, связанные с его способностями. Качество полетов и после выпуска было посредственным. Стоял вопрос об отчислении его из училища. Был оформлен материал об отчислении. Но когда инструктор Колосов прилетел с полевого аэродрома и попросил меня продолжить обучение Гагарина, мотивируя тем, что Гагарин слезно просит разрешить ему летать, я оставил его для продолжения обучения». Я немного расшифрую сказанное. Дело в том, что Юрию Гагарину трудно давались полеты – как на учебном самолете, так и на боевом самолете у Колосова. Самое страшное – это высокий профиль посадки. А посадка – это основной элемент для летчика. Иван Михеевич [Полшков] пишет, что причиной этого является малый рост Юрия. Знаете, это не совсем так. Я еще меньше ростом Юрия Гагарина, на два–три сантиметра, но я уже имел опыт какой-то: у меня полеты были с хорошим и отличным качеством, особенно посадка. Здесь дело в другом. Гагарин имел налет на учебных самолетах по сравнению с другими курсантами в два раза меньше, поэтому опыта было меньше, и труднее давались полеты, особенно основные элементы: взлет, расчет, посадка. Со временем он придет к успеху, когда дальше будет летать, когда будет больше опыта, практики. И второе, Иван Михеевич подчеркивает, что трижды проверял его, и был материал представлен на отчисление. Я беседовал с командиром полка, с бывшим заместителем командира полка недавно, будучи в Оренбурге, и сейчас могу обобщить все данные. Во-первых, Гагарин уже больше полумесяца ходил на старт и каждый раз хотел вылететь самостоятельно. Желание огромное, а не получается. И Колосов бьется над этим. Командира звена в то время не было. Был временный, майор Пикулев, который также летал со своим экипажем и замещал временно должность командира звена. Колосов был почти предоставлен сам себе. И тогда майор Беликов, видя, что Гагарин уже отстал от остальных курсантов (те уже летают в зону самостоятельно, а он еще не вылетел), приказывает Колосову написать представление об отчислении Юрия Гагарина от дальнейшего обучения, как не справившегося с летной программой – по летной неуспеваемости. Колосов пишет и предоставляет этот материал Беликову, тот подписывает и передает этот материал командиру полка. Командир полка завертелся, как всегда, у него много работы, и он не подписал сразу этот документ, все некогда было. А Гагарин уже был отстранен от полетов – все, раз уж написано представление об отчислении. Ну и ходит, конечно, в тяжелом положении: и глаз не поднимает, и голова опущена. Подходил он к инструктору Колосову, к Беликову с просьбой оставить его: «Я хочу, я должен быть летчиком». Но материал уже был отправлен. Когда Колосов перегнал самолет на основной аэродром в ТЭЧ, он встретил там командира полка и просил Ивана Михеевича Полшкова, чтобы тот не подписывал документ, а оставил дальше учиться курсанта Гагарина. Во-первых, желание огромное у этого молодого человека стать летчиком. Он так поставил вопрос, что поможем всеми силами, чтобы он стал летчиком. Тогда Полшков дал добро и добавил несколько дополнительных полетов к тому, что он отлетал, и чтобы дальше продолжали учить Гагарина. И плюс ко всему он пригласил заместителя Григория Константиновича Серкова, с тем чтобы помочь лейтенанту Колосову, чтобы все было нормально в экипаже и выпустили отстающего курсанта Гагарина. И подполковник Серков включился в это дело вместе с Колосовым. Он сам несколько дней летал с Гагариным по кругу – контрольные полеты на спарке, и каждый раз делал замечания ему, что то не так, это не так; ну и основное – посадка. Гагарин видел это, исправлял и производил в дальнейшем нормальную посадку. Уж настолько он желал самостоятельно вылететь! Летчики по традиции после самостоятельного вылета угощают всех так называемыми «вылетными» папиросами. У него в планшете имелось штук шесть этих коробок, они все уже за это время истерлись. Конечно, у молодого человека было настроение крайне низкое. И вот, полетав два–три дня с Гагариным, убедившись, что он может увидеть ошибку, исправить ее и нормально произвести посадку, подполковник Серков решает выпустить Гагарина самостоятельно. Поговорили с ним предварительно: – Замечаешь ты ошибку? – Замечаю. – Вот я сейчас слетаю с тобой – все делаешь сам, если увидишь отклонение самолета от нормы, значит, сам исправляешь это отклонение и производишь нормальную посадку. Что он и сделал. И после этого Серков говорит: «Видишь – боевой самолет, садись и лети самостоятельно». Гагарин от радости побежал к этому самолету, Серков его вернул, говорит: «Нет, ты отдохни, посиди. И пешочком, не спеша, иди к боевому самолету. Бегать не надо, и так у тебя нервы напряжены, волнуешься, а пробежишь – пульс вообще будет 200. Надо все делать нормально». После этого Серков отправил его пешочком к самолету. Гагарин садится в кабину, приняв предварительно самолет у техника. Подходит Серков, лейтенант Колосов, проверяют, как он сел, все ли включил. И Гагарин запрашивает: «Я 210-ый – запуск». Беликов отвечает: «Запускай, 210-ый». Он даже не знал, что выпускает самостоятельно Гагарина. И когда запустил двигатель Гагарин, вырулил 210-ый, Беликов передает Серкову: – Вы что, выпускаете 210-ого? – Да, пусть летит, все нормально. 210-ый выруливает, взлетает. Прекрасно взлетел, построил маршрут, заходит на посадку, подходит к земле, чуть высокий профиль, исправил это высокое выравнивание и произвел посадку. Первый полет он сделал, значит, он вылетел самостоятельно и уже является летчиком. И после этого он начал тренироваться (уже Колосов подключился здесь). Выпустил его Серков, а продолжал дальше Колосов. Колосов дал ему сначала контрольные полеты, а потом самостоятельные полеты по кругу, после этого контрольные на простой пилотаж в зону. И в этот период, когда у Гагарина было двадцать с лишним полетов по кругу и он начал летать контрольные полеты на простой пилотаж, экипаж передают мне по приказу командира полка. Я принял этот экипаж, и Колосов мне сказал, что особое внимание надо обратить на Гагарина. У него постоянное высокое выравнивание, профиль посадки, надо это учесть. Ну, мы по-товарищески, без ругани все обсудили. Принял я у него экипаж, он мне сдал. У Колосова много было работы на старте, потому что он был секретарем комсомольской организации, вел комсомольскую работу. Надо было, чтобы на старте стартовки были оформлены, помогать курсантам. У курсантов много бывает вопросов после самостоятельных полетов. Он у тренажного самолета был как преподаватель, как инструктор тренажного самолета, то есть он делал наше общее дело. Когда я принял экипаж из трех человек, то на следующий день летал с каждым из них. Никаких грубых отклонений не было. Я еще сказал, когда прилетел с Гагариным в зону: – Гагарин, да все нормально у вас, что это за посадка, говорят, что высокий профиль, сам же садился? – Да, сам. – Нормально, я претензий не имею к посадке. Вот так и летай. Продолжали мы летать дальше. Во-первых, закончили простой пилотаж, начали сложный пилотаж в зоне и высший пилотаж. Потом – полеты на большую высоту. Что характерно, на большую высоту летать не так просто, земля далеко не так чувствуется, а вот небо темное становится, поведение самолета вялое, скорости большие. И вот когда набрали высоту 12 км, я им подсказал: – Посмотри наверх в небо. – Темное. – А теперь давай разгонимся. Разогнали скорость за 1100 на этой высоте. Я говорю: – Вот видишь! – Да, 1000 км в час. Конечно, это здорово. Когда мы прилетели, сели на землю, подошел ко мне Гагарин, говорит: – Здорово, товарищ капитан – скорость 1000 км в час. – Мы еще слетаем один полет, по программе положено. Как себя чувствуешь на высоте? – Нормально все. – Вот закончишь училище, поедешь в строевую часть и будешь летать на скорости не 1000, а 2000 км, и высота будет не 12 тысяч метров, а 20 и более тысяч метров. Конечно, ни он, ни я не знали, что через каких-то три с половиной года ему, этому молодому человеку, предстоит лететь на высоте 340 километров и на скорости 28 тысяч километров в час. Программу он усваивал неровно, средне. Не было у него постоянства, чтобы все время «отлично» и «отлично». Были даже «тройки» за полет. Я, более опытный по отношению к Колосову, лет на пять-семь старше его по летной практике, уже опыт имел приличный, и мне помогал Пенкин Николай Иванович, он был командиром звена и тоже много летал с Юрием Гагариным. Командир звена – это тот же инструктор, только старше по должности. И все-таки даже в этих случаях Гагарин допускал те же отклонения в технике пилотирования, что были и при Колосове. Так что здесь все зависело от него самого, постоянно надо было следить за ним – даже начиная с отдыха, потому что летчик готовится к полету с земли: с отдыха, подготовки. Программу все закончили: Гагарин – по высшему первому разряду, сдал государственный экзамен на «отлично». В зону – «пять», воздушный бой – «пять». По кругу – «четыре». Хочу подчеркнуть, что неровно было. Вырулил и взлетел, произвел посадку. Один полет сделал, и посадочка прекрасная. Стоим – Николай Иванович Пенкин и я. Я обращаюсь и говорю: – Николай Иванович, смотри, нормально ведь? – Давай, звони. А руководитель полетов сидел прямо напротив «Т». Я звоню: – Будет производить зачетный полет 231-ый, курсант Гагарин. – Ясно. Гагарин взлетает. Мы уверены: только что сделал один полет отлично. Заходит на посадку и как метров за пятьсот ударил колесами, отскочил самолет. И с помощью руководителя полетов посадили самолет. Председатель комиссии говорит: – В чем дело, кто там? Коля Пенкин говорит: – Это Гагарин. – Дайте ему еще один полет, это не полет. Гагарин заруливает, открыл фонарь. Я говорю: «В чем дело, Гагарин?» Я теперь понял, что это психологическое влияние на него оказывалось. Один полет сделал – и устал, это не летчик, конечно. Физически здоровый, крепкий. Один полет – это ничто для молодого человека, одно удовольствие. А тут такую грубую ошибку сделал, да на госэкзамене. Он меня спрашивает: – Товарищ командир, это государственный? Я говорю: – Вот сейчас будет государственный, что, на спарку посадить или сам полетишь? – Нет, нет, я сам полечу. – Ошибку учел? – Учел. – Ну, давай. Может, с точки зрения педагогических правил, я и неправильно сделал. Но именно в этом случае надо было заставить его, чтобы он был тверже в своих решениях и управлении самолетом. Выполнил нормально два полета. Общую оценку поставили – «четыре» по кругу. И тогда получается так: «пять» – воздушный бой. «Пять» – полигон, на стрельбы слетал. Пилотаж в зоне, сложный пилотаж – «пять». И по кругу – «четыре». Общая оценка была поставлена – «пять». И он тянул уже по первому разряду. Остались только теоретические дисциплины. Если он сдаст все на «пять», тогда выпускается по первому разряду. Иван Михеевич пишет, что он учился на «отлично» теоретически, сдал все на «пять» и закончил училище по высшему первому разряду. Его имя сейчас в Оренбургском летном училище золотыми буквами написано, как окончившего училище по высшему разряду. И вот недавно я был в училище, встретился с его товарищами, которые учили его: Смирнов, Гордеев, Блинов, Полшков, Серков и много других учителей, которые знали Юрия Гагарина. Все о нем вспоминают с теплотой. Не потому, что он стал космонавтом, а просто он был очень славный парень. У него было много таких качеств, как нежность излишняя, несвойственная мужчинам, в характере было много женского. Поэтому эти отклонения и были. Летчик должен быть твердым и последовательным в своих действиях. Мы готовили летчиков, поэтому мы должны были знать, каким он будет в роли ведущего. Ведь курсант – это все ведомый да ведомый. Привыкнут они быть всегда ведомыми – приедут в часть уже офицерами, ведь надо и ведущим быть, чтобы вести пару – свой самолет и напарника. У нас по программе был такой раздел, чтобы дать возможность курсантам в нескольких полетах быть ведущими. Я как инструктор занимал положение ведомого, и курсант должен был командовать мною. И вот в нескольких полетах мы взлетали в паре (и я, и Пенкин летали за ведомого). Курсант взлетает, я вместе с ним взлетаю – это труда не представляет для нас, летчиков, ведомым взлетать сложнее, потому что он взлетает по ведущему. А там уже идут маневры и бой, он – ведущий, я – ведомый. Я стреляю по его самолету, он – по моему самолету, но он сам строит маневр, и я должен как инструктор анализировать: правильно ли он строит этот маневр. И, как ведомый, я должен правильно принять решение: и чтобы состоялась атака с моей стороны, и видеть, как он будет меня атаковать. В роли ведущего Гагарин был молодец. Принимал грамотные и правильные решения. У нас не было воздушного боя типа «карусель», но такие маневры, как боевые развороты, глубокие виражи, пикирование, спираль, – все это входило в элементы воздушного боя. Я считаю, что он очень грамотно, искусно строил маневр. И в качестве ведущего он был уже подготовлен в училище.
РГАНТД. Ф. 99. Ед. хр. 300-1, 300-2. Расшифровка фонозаписи на магнитной ленте. Время звучания – 68 мин. [1] Под одним номером публикуются две фонозаписи, т.к. вторая является логическим продолжением первой. [2] В своей книге «Дорога в космос» Ю.А. Гагарин написал: «Но нам ещё многое надо было освоить, чтобы стать настоящими лётчиками: высший пилотаж, маршрутные полёты, воздушные стрельбы, групповую слётанность. Всей этой премудрости обу |