Рост температуры
Если террор в столицах сопровождался одним (хотя и достаточно действенным) ответом людей — бойкотом, то «подтягивание» регионов к собянинскому фашизму и попытки внедрения в регионах практик и технологий, которые апробированы в Москве, приводит к появлению еще двух видимых стратегий поведения. Первая — традиционная: обращения к царю-батюшке. Особенно это заметно по Крыму, который в силу специфики «присоединения» всё ещё сохраняет иллюзии относительно «хорошего царя и плохих бояр». Понятно, что эти обращения не будут иметь никакого эффекта, а значит — крымчанам придется либо принимать новую реальность, в которой надеяться не на кого, либо бороться с ней.
Вторая стратегия — неорганизованные и спорадические протестные выступления методами партизанских действий. В Нижнекамске (Татарстан) несколько протестующих захватили вход в торговый центр и пропускали людей без предъявления ими QR-кодов, не давая охране проводить эту проверку. Конечно, такие действия бесперспективны, а их участники с высокой долей вероятности будут репрессированы.
Но здесь речь идет о другом. Рост температуры в закрытом объеме неизбежно будет подводить систему к точке фазового перехода. Есть методы принудительного снижения социальной температуры. Их немного, но они есть. Это внешняя угроза и даже война, это усиление террора с принудительным изъятием из социума центров кристаллизации протеста, это организация гражданского конфликта.
Модель внешней угрозы уже почти не работает. Для ведения войны позиции режима сейчас откровенно слабы — сейчас для Кремля любая, даже очень локальная, война с любым противником может обернуться катастрофой. Да и нет уже таких противников. Если в 14 году им была впавшая в кому Украина, то сегодня повторение тех событий уже просто невозможно.
Террор — да, Кремль может нажать на эту возможность, но она и так близка к исчерпанию. Повышать уровень насилия на нынешнем уровне управления — ничуть не менее чревато, чем воевать.
Остается гражданская война. Этот ресурс еще не востребован по понятной причине — управлять гражданским конфликтом занятие предельно нетривиальное. Особенно, если он распределен равномерно по всей стране, а не локализован на отдельных территориях. Украина в 14 году сумела сбросить накопленную социальную энергию в войну на Донбассе, где «сожгла» избыточный потенциал, востребованный в ходе событий Майдана. Но для Украины это было относительно просто, так как локализация конфликта позволила управлять им на относительно приемлемом для рухнувшего украинского управления уровне. Плюс подсобили кремлевские коллеги, решавшие примерно схожую задачу — куда стравить внезапно вспыхнувший революционный потенциал, который Кремль сам поднял, аннексировав Крым.
Сейчас организация гражданского конфликта — дело не в пример более сложное. Противостояние, которое власть формирует («ваксеры-антиваксеры»), распределено по всей территории. Технически можно попытаться спровоцировать какие-то отдельные регионы и повторить опыт украинских коллег, но опять-таки: потянут ли кремлевские столь непростую задачу?
В любом случае пока можно констатировать рост напряженности. Причем достаточно быстрый. И с этим режиму нужно что-то делать.