За морем я Эльбруса не увижу...
Бати Балкизов
(1948–2020)
Родился в с. Верхний Куркужин Баксанского района Кабардино-Балкарской Республики. Работал в МВД и отдал органам внутренних дел более 27 лет жизни. Ушёл в отставку в звании майора. Государственную службу сочетал с активным занятием поэтическим творчеством. Заочно окончил Литературный институт им. А.М. Горького (семинар В.И. Фирсова) в 1987 г. Выпустил пять книг стихов на кабардинском языке. Член Союза писателей России с 1991 года. Лауреат литературной премии «Белые журавли России». В переводе Валерия Латынина на русском языке его стихи печатались в журналах «Молодая гвардия», «Аврора», в «Российском писателе», в республиканских СМИ, выходили в сборнике «Созвездие родственных душ» и отдельной книгой «Светильник в сердце». В этом году 15 июля исполняется 75 лет со дня рождения Бати Балкизова.
Явь
Поэма
1
Если Ева с Адамом нас всех сотворили,
А планета Земля – наш родительский дом,
Чтобы в нём мы семьёй, крепко спаянной, жили,
Так зачем же родителей мы предаём?
Так зачем предаём изначальное братство,
Чтобы ради корысти и ложных идей
Меж собой в страшных войнах веками сражаться,
Убивать бесконечно таких же людей?!
Почему с добротой человеческой рядом
Подвизается зло на житейском пути,
Чтоб дубиной ли, пикой, разрывом снаряда
Уничтожить добро, навсегда извести?
Эти мысли однажды пришли, обжигая.
Я лежал на лугу, утомившись от дел,
Средь знакомых утёсов отцовского края
И в бездонное синее небо глядел.
В чистом небе весеннее солнце пылало,
Бесконечностью космос безбрежный дышал.
И чего-то неясного вдруг возжелала,
Отрешившись от суетной жизни, душа.
В этот миг в небе будто окошко открыли,
Подключили какой-то волшебный экран –
Перед взором картины былого поплыли
Из историй различных народов и стран.
2
Вот возник в небесах Александр Македонский,
На полмира кровавый оставивший след,
И командует громко невидимым войском,
Тем, которого нет уже тысячи лет.
Словно гром, раскатилась команда в зените.
По душе хлестанула словесная плеть.
Застит солнечный свет над землёй предводитель,
Сеет ужас и страх, поощряя лишь смерть.
Видно, царского титула воину мало?
Он мечтает божественный ранг обрести,
Чтобы крепкой рукой и разящим металлом
В подчиненье себе всех людей привести.
За царём шлейф космической пыли курится.
В тело неба вонзает воитель копьё.
А когда понимает, что планам не сбыться,
Как все смертные, слёзы обидные льёт…
3
Дунул ветер, с экрана подвинул эпоху,
И в окне персонаж появился иной,
Он когда-то мечтал тоже равным быть Богу,
Римский Цезарь Гай Юлий – мудрец удалой.
Он пустынное небо глазами обводит,
Но, вокруг ни единой души не найдя,
Вопрошает, слова забивая, как гвозди:
– Убивать разве можно такого, как я?!
Долго смотрит на землю, где дети резвятся,
Где всяк сущий народ день грядущий творит,
И не в силах от жизни земной оторваться,
Размышления вслух сам себе говорит:
«Боже мой, на Земле нет ненужных народов,
Не случаен на ней ни один человек.
Разве можно простить тех, кто повод находит,
Чтоб людей истреблять, множить сирот, калек?»
– Эй, земляне! Послушайте Цезаря, люди!
Дорожить мирной жизнью обязаны вы,
И вожди, те, что славу безмерную любят
И земных удовольствий и денег рабы.
Бог людей создаёт, чтоб добром дорожили,
Умножали творенья земной красоты,
Чтоб любили друг друга, по совести жили,
Не сжигали к надеждам и правде мосты.
Лишь творящим добро Бог всегда благодарен,
Их благие дела непременно учтёт
И, быть может, вторым воплощеньем одарит
И в обличии новом на землю пошлёт.
Те ж, кто кровь человечью безжалостно лили
И по трупам рвались Богу равными быть,
Станут просто ненужной космической пылью
Или будут, как я, одиноко бродить…
4
Звездопад пролетел, образ Гая стирая,
И экран передвинул эпохи опять.
Показался костёр, искр шлея золотая,
У костра две согбенных фигуры сидят.
Я в одном узнаю силуэт Бонапарта.
Клятый Гитлер – другой.
Как сошлись они тут?
Откровенно скажу – очень странная пара.
Всё не могут согреться и русских клянут.
Только им не до слов –
Стая душ налетела,
Стала жалить,
Как пчёл растревоженный рой.
Вечный страх стал воителей этих уделом,
Позабыли они, что такое покой.
Бонапарт изнурён, горьких слёз не скрывает.
Плачет Гитлер, страдая и ночи, и дни.
Мстят им души убитых, везде настигая,
Тех солдат, кого в войнах сгубили они…
5
Расшатался экран, вновь картинку меняя.
И, раздвинув века, как завесы портьер,
Появился, стихами мой слух услаждая
И на лире играя, почтенный Гомер.
Сладкозвучная песня народы пленяет,
Воспевая героев Троянской войны.
Но жалеет поэт, что в боях погибают
Цвет и гордость одной и другой стороны.
И поэтому он вопрошает сердито,
Адресуя богиням нелёгкий вопрос:
– Посмотрите сюда, Гера и Афродита,
Пали те, кто вам щедрые жертвы принёс!
Кто Парису сказал, чтоб похитил Елену?
Афродита, не ты ли совет подала?
Слишком много на корм воронью и гиенам
Человеческих тел ты легко обрекла!
Жизни смертных людей вам доверены, боги!
Почему ж вы так мало печётесь о них?
Коль виновен один, вы караете многих,
Только в чём же вина сотен тысяч других?
Неужели людей на земле стало много,
Что нести этот груз утомительно ей,
И Елена является только предлогом,
Чтоб уменьшить количество лишних людей?
Эх, троянцы, троянцы!
Зачем красть невесту,
Чтоб потом потерять всё отечество вам?!
Разрушают твои города и предместья,
Жгут и грабят страну твою, бедный Приам!
Понимая, что слишком огромную цену
За её красоту запросила война,
Безутешно о павших рыдает Елена.
Но её ли в кровавом безумстве вина?!
Ахиллес разметает «троянские тучи»,
Гибнет каждый, кто против героя встаёт.
Страха смерти не ведает воин могучий
И всё рвётся по трупам вперёд и вперёд.
Атакует, как зверь, неприступную Трою,
Поле боя залито кровавым дождём.
Боги, боги! Сдержите порывы героя,
Успокойте звериную ненависть в нём!
Умолкает космический голос Гомера,
Стихла лира поэта на сцене небес.
На мгновенье свеченье экрана померкло,
И великий рапсод в бездне неба исчез.
6
Но на смену шагнул Архимед с небосклона –
Гениальный учёный с тростинкой в руке,
Он как раз размышлял над каким-то законом
И вычерчивал знаки на влажном песке:
«Вот тропа, что ведёт на вершину познанья,
Будут люди идти здесь один за другим,
Обретая на горнем пути пониманье,
Что без общей поддержки не выдюжить им.
И чем выше к вершине поднимутся люди,
Тем значительно выше взлетят их мечты,
Ведь пока пик познанья достигнут не будет,
Лишь частично окрестные дали видны.
А с вершины откроется взгляду пространство,
Что всех сущих людей на земле единит,
Здесь ясней понимаешь значение братства
И сильнее стремишься в согласии жить.
Через это пространство ведут две дороги,
Пусть концы судьбоносных путей не видны,
Но один к процветанью приводит в итоге,
А второй – к истребленью в горниле войны.
Если люди все вместе приложат усилья
И ведущую к счастью дорогу найдут,
То тогда остановят безумье насилья
И порядок на нашей земле наведут.
Но найти верный путь – не из лёгких задача,
Слишком много умов искорёжило зло,
И смысл жизни своей они видят иначе…
Много их по дороге в погибель ушло.
Что же станет с людьми, если выберут бездну?
Погоди-ка, чудак, ведь ты знаешь ответ,
И тебе, как и многим учёным, известно,
Что заблудшим народам спасения нет!
Этот путь не однажды уже выбирали.
Поглотила безумцев кошмарная жуть.
Но по той же дороге потомки шагали…
Новых жертв и сегодня чудовища ждут.
Ну а те, кто случайно сумеет остаться
Уцелевшими средь круговерти смертей,
В одичавших людей на земле превратятся,
Чтобы снова начать размножаться на ней».
Опечален мудрец безысходностью этой,
Неизбежностью самоубийства людей.
Он рисует задумчиво нашу планету
И веками горящие звёзды над ней.
Вдруг учёный чему-то в усы улыбнулся
И воскликнул:
– Я дам указатель пути!
Чтоб развития круг
Вновь на смерть не замкнулся,
Люди, я помогу вам дорогу найти!
В этот радостный миг появляется воин –
Грозный варвар, в руке – окровавленный меч.
Архимед несуразностью обеспокоен,
Он ведь жизнь всех людей собирался сберечь.
– Боже мой!
Этот страшный посланец откуда?
Я ж нашёл сохраненья народов секрет
И собрался открыть бесконфликтный путь людям,
Но убийца является в этот момент!
Замахнулся сомнений не знающий воин,
Что ему старика неизвестного жизнь?
Архимед лишь неловко прикрылся рукою,
Прокричав напоследок:
– Не тронь чертежи!
Сталь клинка просверкала в мгновение это,
И в крови мудреца захлебнулись слова,
Отлетела его голова на планету,
На рисунке кровавые звёзды зажгла.
7
Задрожала земля, и завихрилось время,
И другая картина предстала глазам:
Я увидел людей –
Первобытное племя
Озиралось испуганно по сторонам.
А вокруг – целофизисы[1] и крокодилы,
Кровожадные стаи другого зверья.
Вид планеты какой-то дремучий, унылый,
И запятнана кровью повсюду земля.
Не могу это видеть!
Рукою толкаю
Очертанья экрана. Мне кровь не нужна!
Как помехи, века перед взором мелькают,
И опять на экран выползает война!
Но такой не бывало на нашей планете.
Видно, время промчалось куда-то вперёд?
Будто стрелы от молний, летают ракеты,
Полог ядерной пыли закрыл небосвод.
Бомбы атомным градом везде опадают.
Смертоносный идёт над землёй звездопад.
Города и народы в огне исчезают,
И планета Земля превращается в ад.
Вижу в этом огне силуэт человека,
Он проклятия шлёт непонятно кому.
Страшно корчится в адовых муках калека,
Но спастись даже Бог не поможет ему!
8
Снова с силой экран в небосводе толкаю,
Не успев разобраться – вперёд ли, назад?
Вновь на смену приходит эпоха иная,
Над Землёй пыль и пепел по ветру летят.
От палящего солнца вода закипает
И бурлит в водоёмах, как будто в котле.
Запах смерти и тлена повсюду витает,
И не видно людей и зверья на земле.
Нет, один человек появляется всё же,
Выползает с трудом из пещеры на свет.
Видно – голод и жажда несчастного гложут,
Жадно мокрую глину прибрежную ест.
Горемыку, как пьяного, ветер шатает.
Он измучен, нет силы уже никакой,
А к нему две огромных змеи подползают,
Оплетают мгновенно, как столб верстовой.
Не под силу несчастному сопротивляться,
Рухнул он как подкошенный, тело дрожит.
Человека убив, змеи начали драться
Меж собою – не могут его поделить!
9
Чёрной буркой экран закрываю в обиде –
Не выносит душа погружения в ад.
Не могу, не желаю подобное видеть,
Как ползучие гады над нами царят!
Только разум людской на земле должен править,
Дети Евы с Адамом в согласии жить,
Мы обязаны дом наш потомкам оставить,
Все народы и расы в семью единить.
Посмотрите на небо, все люди планеты,
Сколько звёзд в ледяной загораются мгле?
Их, наверное, столько же в небе нам светят,
Сколько видим песчинок на нашей земле?!
Миллионы планет существуют над нами.
А точнее пока не сумели их счесть.
Есть и солнца свои над другими мирами,
И, наверное, жизнь, нам подобная, есть?!
Если мы наш небесный ковчег уничтожим,
Если общими силами не сбережём,
Во Вселенной о нас и не вспомнят, быть может,
И, возможно, совсем не узнают о том?!
Если окажусь вдалеке от Родины
О Родина,
Как много разлучила
Судьба с тобой
Адыгских сыновей!
Нужны, я знаю, мужество и сила,
Чтоб жить вдали от Родины своей.
А я бы там
И месяца не выжил,
Засохли б корни
Сердца моего.
За морем я Эльбруса не увижу,
Чужбина не заменит мне его.
Пусть дует пряный ветер заграницы,
Он больно уж порывист и горяч.
Из тех мелодий,
Что засвищут птицы,
Я буду слышать
Только песню-плач.
Пусть солнце там
Лучит потоки света,
Темно мне будет
И в разгаре дня.
И звёзды не зажгут мечты поэта,
Они погаснут в сердце у меня.
* * *
Мы, люди, – душа и сознание мира,
Глаза и язык.
Мы творим вдохновенно.
Подвластны нам краски и звонкая лира…
Мы сами являемся целой Вселенной.
Но вместе с добром
Зло рождается нами.
Враждуя, готовы пролить реки крови.
И если когда-нибудь мира не станет,
То лишь человек будет в этом виновен.
* * *
Тех великих людей,
Что до нашего времени жили,
Хоронили которых
Под горькие слёзы страны,
Мы, живущие ныне,
Тревожим бездушно в могиле,
Хоть ушедшим пенять
За ошибки свои не должны.
Что прошло, то прошло.
Не тревожьте прошедшего всуе.
Мы должны быть мудрей
И понять, что они не смогли.
Ну а тот, кто сейчас
С мертвецами в могилах воюет,
Не мыслитель, а червь,
Выгрызающий недра земли.
* * *
Если честь адыга не роняю,
Если у меня мечта осталась,
И по своду предков жизнь сверяю,
Не твердите, что подкралась старость;
Если для волненья есть причина,
Учащённо сердце моё бьётся,
Я живу под стать своим сединам –
Гордой и достойной жизнью горца;
Если ритмы танца будят горы,
Вмиг душа на танец отзовётся,
Если песню-плач исторгнет горе,
Со слезой невольной мне поётся;
Если у меня есть продолженье
В детях, за которых мне не стыдно,
И ко мне питают уваженье,
То грозящих горестей не видно.
Не твердите, что подкралась старость,
Счастье в ней по-прежнему осталось.
Адыгский язык
Родной язык адыгского народа,
Ты – корень наш,
Как старцы говорят,
Но мы тебя теряем год от года,
Ответь же мне,
Кто в этом виноват?
Я часто слышу ропот,
Пересуды,
Ссылаются на внешнего врага…
А я скажу:
«В том виноваты люди,
Кому родная речь не дорога!»
Пушкин
Я его вспоминаю с любовью,
Будто видел воочию, знал
И сидел у его изголовья,
Когда Пушкин от ран умирал.
Потому что,
Как горец отважный,
Выше жизни
Поставил он честь,
И пошёл
Против своры продажной,
Чтобы грязные сплетни пресечь.
Но поэт был посланником Феба.
Для поэзии чужд пистолет.
Уповал он на промысел неба,
А убийца –
На «бронежилет»**…
У ничтожества
Промахи редки,
Гонор бестии неумолим,
Был убийца надменным
И метким…
И земля не разверзлась
Под ним.
Если б Пушкин
Не вышел к барьеру,
То, наверное,
Жизнь бы продлил,
Может,
Даже улучшил карьеру,
Только б
В памяти горцев не жил.
Я его вспоминаю с любовью,
Будто видел воочию, знал
И сидел у его изголовья,
Когда Пушкин от ран умирал.
Перевёл Валерий Латынин
** По версии некоторых авторов, Дантес надел под верхнюю одежду металлический панцирь.
[1] Хищный вид динозавров.