Маринка–маленькая

15.08.2021 02:52

D3.ru

Маринка–маленькая
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Ах, какой снег выпал в Минске на Сельхозпоселке в январе 1970–го года. Такой чистый, что его можно было есть.
Мы собирались у Вовки в мансарде с косыми стенами. Вовка, тайком мимо родителей, принес из погреба трехлитровую банку самодельного виноградного вина. Мы пили вино из чайных чашек и закусывали снегом с подоконника.
Я спросил, трахет ли он Маринку–большую. Вовка ответил — «нет», но так чтобы я понял, что трахает. Звали большую Маринку «большой», потому что была еще и Маринка–маленькая, красивая как кукла, девочка из заводского района. А Маринка–большая была действительно большая, выше Вовки на голову. Мы подкалывали Вовку, а он говорил: «В постели все равны». Но какая там была постель. Если кто–нибудь оставался у Вовки ночевать, его папа стучал по батарее парового отопления и кричал:
«Я не потерплю в моем доме блядства!»
Мишу привела Маринка–маленькая. Миша был настоящим минским мажором — учился в БГУ, изучал нафиг никому не нужную астрономию, а «для себя» японский язык, имел настоящие американские джинсы и курточку, магнитофон Комета, свою комнату в квартире на Карла Маркса, куда родители не могли войти без стука, ездил на такси.
У меня с Маринкой–маленькой ничего не было. В первый же день, в ответ на мои инициативы, она спросила:
— Если я тебе дам, ты на мне женишься?
— Не знаю, — сказал я.
— Не обижайся, — сказала она. — Ты мне офигенно нравишься, но я должна выйти замуж.
Мы дружили. Я знал, что она живет без отца в однокомнатной квартире с больной матерью, в нищете. Любит читать. На копеечную зарплату служащей в банке собрала хорошую библиотеку, выше всех современных писателей ставит Трифонова и сама пробует писать.
Мы сидели допоздна. Миша принес с собой гитару и пел очень скучные, правильные пафосные песни собственного сочинения. Вовка два раза сходил в погреб, мы выпили много вина. Почему–то Миша вызывал у меня раздражение и, опьянев, я стал искать повод, чтобы с ним подраться. Он это почувствовал, сказал что–то на ухо Маринке–маленькой, и они засобирались уходить. Я сказал, что провожу их, а на вопросительный Маринкин взгляд ответил: «Вам до Волгоградской нужно через сельхозпоселок идти. Я посадил их в такси, немного сильнее, чем нужно, захлопнул за Мишей дверь и помахал рукой.
Когда я вернулся, Вовка с Маринкой–большой уже открыли уже третью банку.
— Ну чего ты к нему цепляешься? — спросила Маринка–большая.
— Я не цепляюсь, нафиг мне этот Миша не нужен.
— Нет, ты цепляешься, он тебя боится.
— Не нужно меня бояться.
— А между прочим, он из ваших, — сказал Вовка
— Каких наших.
— На половину, — уточнила Маринка–большая, — как кентавр. Снизу конь, а сверху...
— Еврей, — уточнил я.
— А может наоборот. Сверху конь, а снизу еврей, — сказал Вовка.
— Рабинович, хочешь меня трахнуть? — спросила Маринка–большая.
— А как же Вовка.
— Я большая, меня на всех хватит.
Только через неделю, заглянув «на чердак», я увидел всю компанию: Вовку, Маринку–большую и Маринку–маленькую.
— У меня праздник, — сказала Маринка–маленькая.
— Какой праздник?
— Какая тебе разница. У меня праздник, давай отпразднуем.
Она достала из сумочки бутылку грузинского коньяка и коробку шоколадных бутылочек.
Это был наш ритуал.
Каждый откусил у своей бутылочки дно, выпил содержимое, потом в шоколадную рюмочку налил коньяка и выпил ещё раз. Нужно было с кем–нибудь поцеловаться. Я чмокнул Маринку в шею, но она сказала:
— Нет, не так.
Схватила меня как ребенка за лицо и поцеловала в губы.
— Ну, как там наш Миша? — спросил я у Маринки, когда мы выпили всю бутылку коньяка.
— Говно этот твой Миша, — сказала совершенно пьяная Маринка.
— Почему мой, он твой.
— Нет твой, — сказала Маринка–маленькая и лицо у нее вдруг сделалось старым и злым. — Ты знаешь почему.
Через месяц я узнал, что она вышла за Мишу замуж.