Дать героям свободу
«Я уважаю своего читателя и веду с ним сложную, если позволите, интеллектуальную игру», – делится историей создания своего романа Ольга Погодина-Кузмина.
– Ольга, ваш роман «Уран» прозвучал громче, чем предыдущие вышедшие книги. Это был управляемый автором взрыв или стало неожиданностью?
– Думаю, это логично, что с каждой публикацией автор становится чуть более известным. К тому же, написав несколько книг, сценариев, пьес, принимая участие в работе разного рода премий как участник, отборщик и член жюри, в какой-то момент начинаешь понимать механизмы современного литературного процесса. Видишь, какие книги однозначно вызывают интерес читателей и критиков, а какие при том же наборе достоинств могут пройти почти незамеченными.
Когда родилась идея написать роман о послевоенной жизни, о строительстве «атомного города» в Эстонии, я осознавала, что затрагиваю сразу несколько полемических тем. Тот случай, когда читателю и критику есть за что зацепиться при обсуждении – неважно, ругает он книгу или хвалит. Поэтому я, конечно, рассчитывала, что многим будет интересно узнать об этих малоизвестных страницах нашей общей истории, которая имеет продолжение в сегодняшнем дне.
Да, можно наметить вектор, но сконструировать и предсказать успех, разумеется, невозможно. И когда книга вызвала такой дружный отклик в профессиональном сообществе, у критиков и других писателей, в толстых журналах, для меня именно количество рецензий, масштаб интереса стал приятной неожиданностью.
– Строительство города и секретного комбината по производству урана описано с такой теплотой, что невольно любуешься вместе с автором белыми колоннами ДК, представляешь фасады домов, лучи улиц, выходящих к морю. Вы не можете помнить то время, но, похоже, очарованы им?
– Родилась я позже, но с раннего детства помню атмосферу индустриального городка, уютную малоэтажную застройку – именно сталинского времени. Хрущёв отменил эти проекты как «излишнюю роскошь» (он прямо высказывался, мол, Берия и Сталин строили «города-курорты», а советскому человеку нужно жильё дешёвое и практичное). Первые годы жизни я провела в шахтёрском Междуреченске, в строительстве которого принимали участие мои дедушки и бабушки, представители той самой инженерной советской элиты, которая описана в книге. Один мой дед был начальником шахтоуправления, депутатом областного совета, второй – главным бухгалтером в том же тресте. Когда мне было три или четыре года, часть семьи вернулась в Ленинград, а другая часть переехала из Сибири в другой шахтёрский город, Дзержинск Донецкой области, где я каждое лето проводила каникулы.
Старые фотографии, предметы быта, семейные воспоминания, сам тип отношений в семье – из этого материала вырастал рассказ о людях той эпохи. В эстонский атомный город я попала гораздо позже, взрослым человеком. Но его история легла на впечатления моего детства, постепенно обросла деталями и сюжетными поворотами.
Я включила в книгу какие-то подробности из рассказов своих близких, людей старшего поколения, старожилов города Силламяэ – прототипа атомного городка, описанного в «Уране». И мне странно слышать иногда упрёки в «очернительстве» того времени. Напротив, моё отношение к тем людям проникнуто большой любовью, уважением, сочувствием. На долю военного поколения выпали такие испытания, что судить или обличать их мы просто не имеем права. А вот попытаться понять их образ мысли, мотивы поступков, источник их силы, веры и надежды – мне кажется, это очень важно для ныне живущих.
– В «Уране» много колоритных персонажей, но, пожалуй, самый яркий и смачный из них – вор Лёнька Май, сумевший с относительным комфортом устроиться на зоне, которая описана весьма убедительно: от жаргона до особенностей блатной иерархии. На какие источники или свидетельства вы опирались, работая над этой сюжетной линией?
– Возвращаясь к памяти детства – в Сибири, где жила часть нашей семьи, разумеется, были лагеря, и воспоминания о них естественно вплетались в рассказы бабушки, медицинского работника, и деда, который сам чуть не загремел в тюрьму вместе со всем руководством лесхоза, где он тогда работал. В камере, уже после приговора, он чудом встретил какого-то опытного уголовника, и тот проявил сочувствие к молодому бухгалтеру и объяснил, как написать кассацию. Дед рассказывал, что подать эту кассацию можно было только в течение 10 дней после приговора и ему это удалось с большим трудом как раз на девятый день. И, как ни удивительно, кассацию рассмотрели, и дед был вскоре освобождён. Если бы не этот уголовник, дед бы отправился в лагерь и ни мой отец, ни я, возможно, не появились бы на свет.
Общеизвестно, что заключённые были важным трудовым ресурсом в период сталинской индустриализации. Но в силу разных обстоятельств сегодня многим представляется, что в лагерях тогда сидели только политические заключённые, невинные люди, в основном представители интеллигенции. Этот перекос в сознании произошёл потому, что яркие литературные воспоминания о своих мытарствах оставили именно они – Варлам Шаламов, Лидия Гинзбург, Александр Солженицын. Однако правда состоит в том, что основная масса лагерников были обычными правонарушителями, сидевшими за кражи и халатность, за бытовые убийства и спекуляцию. Это было тяжёлое время для страны, за короткий срок пережившей две войны, разруху, голод, обрушение всего привычного социального устройства.
Мне показалось, что кто-то обязан предоставить слово, дать язык и тем самым уголовникам, о которых Шаламов пишет «они не люди». Я стала исследовать историю сталинских лагерей вокруг Силламяэ, искать редкие воспоминания надзирателей, врачей, бывших сидельцев. Читала о Колымских лагерях, о так называемых сучьих войнах. Так постепенно возник «уголовный фон» книги. Одни персонажи – например, смотрящий Порфирий и его идейный враг Царь Голод – имели реальных прототипов. Другие, как Лёнечка Май, вырастали волей автора из мимолётных судеб многих людей, память о которых сохранилась зачастую только в казённых бумагах, в датах рождения и смерти.
– Главный женский персонаж, прачка Таисия, с одной стороны, пассивная жертва обстоятельств, с другой – по-своему Золушка из 1953 года. Жизнь для неё складывается удачно даже без особых усилий с её стороны. Как вы работали с героями романа: они послушно двигались по заранее заданным траекториям в соответствии со своими «арками», как сейчас принято говорить, или случались отступления от первоначального плана, когда освоившийся в тексте персонаж начинает развиваться по своей логике и, может быть, даже ведёт автора за собой?
– Мне кажется, автор всегда должен давать своим героям свободу. Ты намечаешь только общий план, изначальную точку и некий условный финал. А затем на всём пространстве книги персонажи начинают влюбляться и ссориться, обманывать и заблуждаться, разрушать или созидать свой мир, свою собственную жизнь. Ты никогда не знаешь, каким сложится персонаж, кто захватит внимание и станет главным, а кто уйдёт на второй план. Часто бывает, что эпизодический герой, который понадобился для какой-то служебной цели, расталкивает всех прочих и занимает всё больше места на страницах.
При этом я осознаю значимость структуры, ритма повествования, эмоциональных пиков – то есть я понимаю, как будет читаться книга, и отчасти осознанно управляю восприятием читателя. Но вот эта история с «аркой героя», поворотными пунктами, выстроенными целями и конфликтами мне кажется умозрительной, примитивной. Мне не интересна плоская манипуляция, я уважаю своего читателя и веду с ним сложную, если позволите, интеллектуальную игру. Тут не только элемент детектива, угадывания, неожиданности, но и своего рода совместное построение идей. Мне важно, чтобы итог и вывод истории сам сложился в голове читателя благодаря его личным усилиям, догадкам, представлениям о мире. Я сама люблю такие книги, придумывать же их – отдельное удовольствие.
– Когда вы поставили точку в тексте и открыли новый файл, с чистого листа, как выбираете жанр: новый роман, пьеса или сценарий? Или вы одновременно работаете над несколькими проектами? Каковы приоритеты в распределении времени и творческой энергии?
– Достаточно давно я привыкла работать над несколькими вещами одновременно. Большой роман – это как бы мыслительный фон, ты его всё время держишь в голове. Любое личное событие, впечатление, встреча идёт в дело как строительный материал. Ты привыкаешь анализировать собственные эмоции, следить за реакцией других людей. Писатель невольно становится психологом. На фоне же этой привычной работы делаешь и какие-то текущие проекты. Это такое переключение внимания, возможность дать материалу «отлежаться», пока занимаешься другим жанром и темой. Так, недавно по заказу Петербургского музыкального театра «Зазеркалье» я закончила инсценировку для мюзикла «Гиперболоид инженера Гарина» по роману А.Н. Толстого, получила огромное удовольствие от этой работы. До этого мы вместе с режиссёром А.В. Петровым осуществили два музыкальных проекта – спектакль «Декамерон» по новеллам Боккаччо и оперу «Карельский пленник», которая с успехом идёт в Петрозаводске. Люблю писать балетные либретто, много уже сделали вместе с хореографом Кириллом Симоновым – тут важно именно владение принципами структуры, драматургического развития персонажей. Именно этому нас учили на театроведческом факультете ЛГИТМиКа.
Сценарии для кино – это работа, часто соизмеримая с написанием романа. Тут требуется и знание материала, и свежие мысли, и умение создавать особый мир, в который зрителю захочется с головой окунуться на час-другой. В этой сфере я пока ещё осваиваюсь и учусь на чужих и собственных ошибках, хотя ни за один проект мне не стыдно. Свои поклонники есть у исторической мелодрамы «Герой» с Димой Биланом в главной роли, комедии «Тэли и Толи», фильмов «Не чужие» и «Облепиховое лето». Надеюсь, будут и новые проекты в кино – сейчас, кстати, работаю над многосерийной экранизацией романа «Уран».
– Ваши рецензии на книги из длинного списка «Нацбеста» можно читать как самостоятельные произведения. Бывало, что разделанные под орех авторы смертельно обижались, строили козни, критиковали ваше творчество в ответ?
– Премия «Национальный бестселлер» хороша именно этой открытостью. Все книги длинного списка обсуждаются на сайте премии и в соцсетях, каждый автор получает свои «пятнадцать минут славы». Конечно, самолюбия бывают уязвлены – раздражает и критика, и просто недостаточно хвалебные рецензии или отсутствие должного, на их взгляд, внимания и понимания. Я сама такой же автор, поэтому на других писателей не обижаюсь. Творческий человек очень зависит от признания, оценки своего труда, без этого писатель часто остаётся на периферии внимания, со всеми вытекающими проблемами и недовольством собой.
– Писатель Ольга Погодина-Кузмина обладает абсолютным иммунитетом к критике или есть болевые точки, при попадании в которые ваша реакция последует – хук справа, хук слева, – как вы умеете?
– Хорошо бы, конечно, «хулу и похвалу», по совету классика, принимать равнодушно, но мы живые люди и нам свойственно негодовать, обижаться, любить или ненавидеть. Из этого состоит жизнь, и счастье познаётся только благодаря испытанным несчастьям.
А умение постоять за себя, ответить нахалу или невеже, подбодрить того, кто достоин добрых слов, – это просто необходимые качества в человеческом общежитии, которое всё больше переходит в виртуальную сферу.
– Есть ли для вас табу – то, о чём вы никогда не стали бы писать не из-за отсутствия интереса, а из личных, может быть, суеверных, мистических или идеологических соображений?
– Табу нет. Писать можно обо всём – только через постановку самых острых и зачастую болезненных проблем мы находим их решение, нащупываем границы дозволенного. На бумаге прорабатываем самые страшные сценарии для того, чтобы не осуществлять их в реальности.
– Когда я дочитала роман «Уран», захотелось пожать одному из основных персонажей, инженеру Воронцову, руку. А вы бы пожали ему руку или считаете, что человек не должен идти на компромиссы и лучше оставаться собой в любых предложенных жизнью обстоятельствах?
– Компромиссы неизбежны, но у каждого человека, общества, страны должна быть черта, за которой компромисс невозможен. Мне повезло общаться с людьми, которые свою судьбу посвятили разведке, дипломатической службе. Один из них, очень уважаемый специалист и педагог Феликс Дмитриевич Сутырин, консультирует нас на одном из кинопроектов. Когда он прочёл «Уран», мне было приятно услышать, что книга ему понравилась, и профессиональных неточностей и спорных вопросов в ней обнаружилось не так уж много.
– Тема шпионов и исторического прошлого нашей страны, так удачно поднятая в «Уране», будет как-то продолжена в других прозаических текстах, кино- или телепроектах?
– Закончив книгу, всегда думаешь о новой. Роман – та форма, в которой чувствуешь полную свободу. Ты не зависишь от жёсткой жанровой формы, от заказчиков, соавторов, продюсеров и режиссёров.
Давно хочу обратиться к древней истории. Крым, Херсонес, Римская империя, эпоха династии Северов – вот темы будущей книги. Я ведь, помимо прочего, преданный фанат античности. У меня есть небольшая коллекция древних предметов, которые хочу описать в новой работе. Почему? Во-первых, античность – это красиво. Во-вторых, это время становления всех тех религиозных и политических систем, которые легли в основу сегодняшнего общественного устройства. Мне хочется попытаться наложить схему тех событий на сегодняшнюю картину мира. Будут ли в новой истории шпионы? Вполне возможно, почему бы нет.
Беседу вела
Мария Ануфриева
«ЛГ»-досье
Ольга Погодина-Кузмина – писатель, драматург, сценарист, театровед. Фильмы и сценарии Погодиной-Кузминой с участием ведущих российских киноактёров получали отечественные и международные награды – на фестивалях «Золотой Феникс», «Золотой жасмин», кинофестивале «Окно в Европу» в Выборге. Романы и рассказы выходили в издательствах «АСТ», «Лимбус-Пресс», «Эксмо», «Городец-Флюид». Лауреат драматургических премий «Евразия», «Новая драма». Финалист премии «Национальный бестселлер». Живёт в Санкт-Петербурге.