Чем занимались биологи в 2025 году
Биология – наука необъятная, к ней относятся и нейробиологические исследования, и исследования рака, и сравнительная анатомия динозавров, и поведение животных, и многое, многое другое. Но некоторые биологические области всё же пользуются бо́льшим вниманием и влиянием. Одна из таких областей охватывает вопросы, связанные с генами, их устройством, их влиянием друг на друга, влиянием на них окружающей среды и пр. Гены, как известно, записаны в ДНК, а ДНК организована в хромосомы. В уходящем году у нас было два исследования об Х-хромосоме, которые как будто бы противоречили друг другу: в одном говорилось, что дополнительная Х-хромосома у самок мышей замедляет старение мозга, в другом – что дополнительная Х-хромосома у самок мышей ускоряет старение мозга. Обе статьи вышли из одной и той же лаборатории, и поэтому на первый взгляд всё выглядит особенно странно.
На самом деле, в этих исследованиях речь идёт о разных Х-хромосомах: самкам одна Х-хромосома достаётся от отца, другая от матери, притом одна работает, а вторая молчит, но молчит не полностью. Разное влияние на мозг зависит как раз от того, о какой Х-хромосоме речь. Про Y-хромосому мы писали, что она делает людей выше: на счёт Y-хромосомы можно отнести 22,6% разницы в росте между мужчинами и женщинами (имеются в виду мужчины и женщины с обычными хромосомными наборами); и что для того, чтобы самцовые гены на Y-хромосоме сработали правильно, эмбрион должен получать достаточно ионов железа. Другое исследование, связанное с половыми хромосомами, говорит о том, что с ними связана продолжительность жизни. У зверей и птиц в среднем дольше живёт тот пол, у которого одинаковые половые хромосомы; стоит уточнить, что таким полом может быть как женский, так и мужской.
(Иллюстрация: Schäferle / Pixabay.com)
В связи с тем, что хромосомы и их гены приходят к нам в двух родительских экземплярах, можно вспомнить исследование о человеческих генах, которые влияют на нас по-разному в зависимости от того, на материнской или отцовской хромосоме они оказались. Мы помним, что у генов бывают доминантные и рецессивные варианты-аллели – в сентябре мы рассказывали, что один и тот же аллель может переходить из рецессивного в доминантный и обратно, в зависимости от того, в каких условиях живёт популяция. Гипотеза обратимой доминантности появилась не вчера, но сейчас её удалось подтвердить экспериментально. А весной мы говорили о статье, в которой речь шла о генах для трёх последних признаков, которые Грегор Мендель использовал в своих знаменитых экспериментах с горохом – хороший повод вспомнить сами эти эксперименты.
Переходя от генов и хромосом к «более клеточной» биологии, вспомним исследование о том, от чего зависит вероятность мутаций в том или ином месте РНК – нуклеиновой кислоты, в которую копируется информация с ДНК. В РНК есть свои мутации, и появляются они в зависимости от контекста, то есть от того, какие вообще генетические буквы стоят в том участке, который фермент синтезирует в данный момент. Насинтезированная РНК может работать самостоятельно, а может быть шаблоном для синтеза белков. Белки, проработав какое-то время, утилизируются специальным мусороуборочным комплексом.
Оказалось, что при переработке белкового мусора из него высвобождаются антибактериальные пептиды, то есть клетки в буквальном смысле делают антибиотики из молекулярной «помойки». Ещё про клетки мы узнали, что они выдавливают из своих рядов те, у которых мало энергии (это касается клеток эпителия, живущих в очень плотном слое), что эмбриональные клетки мигрируют в электрическом поле, которое сам эмбрион и создаёт. (Кстати, с эмбриональным развитием связана одна примечательная новость уходящего года: имплантацию эмбриона сняли на видео, на котором было видно, что человеческий зародыш внедряется в матку с усилием.) С клеточной биологией связывают надежды на то, что в будущем мы сможем с помощью наших собственных клеток восстанавливать больные органы и части тела. Соответственно, есть много исследований, посвящённых регенерации, и большая их доля выполняется на аксолотлях, известных своими регенеративными способностями. Из этих исследований мы узнали, что клетки аксолотлей с рождения помнят, какую часть лапы им в случае чего нужно восстанавливать, и что регенерация конечностей у них подчиняется одновременно химической разметке и сигналам из мозга.
Девятидневный человеческий зародыш; синим окрашена ДНК, красным и зелёным – белки. (Фото: Institute for Bioengineering of Catalonia)
Один из способов регулировать активность генов – это эпигенетические метки на ДНК. Они появляются в зависимости от того, в каких условиях живёт клетка. С возрастом рисунок таких меток меняется, поэтому в связи с ними говорят об эпигенетических часах старения. В феврале мы писали, что эпигенетические часы старения идут вместе с генетическими, то есть возрастные изменения в эпигенетических метках на ДНК обусловлены мутациями в генетическом тексте. Старение часто обсуждают в связке с воспалением, однако в этом году мы дважды рассказывали о том, что старение может развиваться независимо от хронических воспалительных процессов. И раз мы упомянули воспаление, можно перейти к более медицинским темам. Среди исследований иммунитета стоит вспомнить статьи о том, как клетки костного мозга управляют эффективностью вакцин, как антикоронавирусная вакцина помогает сдержать рак; также рак помогает сдержать кормление грудью – речь идёт, разумеется, об опухолях молочной железы. Взаимодействуя с нервной системой, иммунитет следит за сахаром в крови, а блуждающий нерв не даёт разрастаться лёгочному воспалению, помогая организму легче переносить инфекцию. Если же мы видим больного, который кашляет, покрыт сыпью и т. д., наш мозг сообщает иммунитету, чтобы он был готов отразить инфекцию.
Неожиданный механизм связывает кожные повреждения с пищевыми аллергиями: иммунные реакции в коже удалённо влияют на иммунное состояние кишечника. С другой стороны, у иммунитета есть способы предотвратить пищевую аллергию, и один из таких способов связан с недавно открытыми клетками под названием клетки Тетис. Иммунные клетки не только истребляют инфекции, но и помогают тканям и органам восстанавливаться после повреждения. В случае с мышцами это происходит посредством структур, очень похожих на обычные синапсы, только это синапсы между мышечными клетками и иммунными: через синапсоподобные структуры иммунная система стимулирует в мышечных волокнах полезную электрическую активность. К иммунной сфере относятся и противоядия в виде антител – в этом году мы рассказывали о двух работах, авторы которых создавали комплексные антидоты против яда разных змей. В одном случае исходным материалом была кровь ловца змей, которого в течение жизни кусали множество раз, в другом случае полизмеиное противоядие получали сложными биотехнологическими манипуляциями с антителами лам и альпак.
Электронная микрофотография ядра раковой клетки. Синие стрелки указывают на ДНК хромосом, жёлтые – на внехромосомные ДНК-кольца. (Фото: Paul Mischel, UC San Diego)
Как обычно, чрезвычайно много исследований посвящено онкозаболеваниям. Агрессивность раковых клеток возрастает, когда они теряют Y-хромосому, и возрастает тем сильнее, если в иммунных клетках её тоже нет. (Утрата «игрека» – обычное дело: около 2,5% сорокалетних и 40% семидесятилетних мужчин в той или иной степени утратили Y-хромосому; в каких-то клетках тела она у них есть, а в каких-то уже нет, и с возрастом её потеря становится всё более заметной.) Для раковых клеток важны мелкие кольцевые ДНК – в этом году мы узнали, как клетки передают их друг другу. Спящие злокачественные клетки просыпаются от вирусов, точнее, их будит иммунитет, который борется с вирусной инфекцией. Иммунитет должен уничтожать также и злокачественные клетки, но те ему мешают своим обменом веществ, а также сбрасывая в иммунные клетки дефектные митохондрии.
Ещё в уходящем году продолжали появляться статьи о том, как раковые клетки извлекают пользу из нейронов: они крадут у них митохондрии, подключаются к ним через синапсы, чтобы использовать нейронные импульсы как стимулятор собственного роста, наконец, некоторые раковые клетки сами притворяются нейронами – всё с той же целью простимулировать собственное деление. Также стоит сказать о новой работе, посвящённой бактериям, живущим в глиомных опухолях – они там точно есть, и опухолевые клетки испытывают в связи с ними определённое неудобство.
Осложнить опухолям жизнь можно, лишив их аминокислоты серина (это касается вышеупомянутых глиом), или во время гормональной терапии, ограничив пациента в калориях (точнее, пациентку – метод с голоданием работает с определёнными опухолями молочной железы), или добавив к терапии аспирин – о нём известно, что он ослабляет метастазирование, и сейчас в опытах на мышах удалось понять, как именно. Заодно можно вспомнить, что признаком работающей противоопухолевой защиты является седина (имеется в виду защита против меланомы).
Онкозаболевания – не единственные патологии, которые пользуются вниманием исследователей. Мы писали о том, что сверхдозы витамина D помогают замедлить переход от отдельных начальных симптомов рассеянного склероза к полноценной болезни; что желтуха сдерживает развитие возбудителя малярии; что чрезмерная сонливость может быть связана с диетой и гормонами; и что сердце легче перенесёт инфаркт, если вмешаться в работу суточных ритмов как в самой сердечной мышце, так и в иммунных клетках, которые в неё приходят. (Здесь заодно можно вспомнить исследование, в котором человеческое сердце буквально залатали мышечными латками – такие заплатки должны помочь пациенту продержаться, пока ему не найдут донора для пересадки сердца.)
Формирование атеросклеротических бляшек в стенках сосудов происходит с участием разных клеток, среди которых не последнюю роль играют иммунные. (Иллюстрация: Manu5 / Wikipedia)
Естественно, были исследования посвящённые диабету и ожирению. С диабетом помогает бороться микрофлора: кишечные бактерии производят небольшую молекулу, которая подавляет воспаление и тем самым снижает вероятность диабета. (Стоит сказать, что другая небольшая молекула от кишечной микрофлоры побуждает иммунные клетки активнее участвовать в формировании атеросклеротических бляшек.) Вероятность диабета также снижается у людей с сильными мышцами, даже если генетически они к нему предрасположены. Что до генов, то в них нашлась мутация, которая способствует лишнему весу, но одновременно сдерживает сопутствующие сердечно-сосудистые проблемы и нарушения в обмене веществ. О возрастных причинах ожирения мы рассказывали в начале мая: тогда в Science вышла статья о том, что стволовые клетки жировой ткани с возрастом становятся слишком активны. С избыточным весом и сопутствующими болезнями многие борются диетами, но с некоторыми из диет надо быть осторожнее: так, у кетогенной диеты могут быть неприятные побочные эффекты, связанные с окислительным стрессом и метаболизмом липидов и глюкозы. Были и другие работы, посвящённые еде, но о них мы поговорим в другом дайджесте.
Нет нужды говорить, насколько обширной областью является современная нейробиология: тут есть исследования, сфокусированные на биологии нейронов и отдельных нейронных путей, и другие исследования, занимающиеся большими зонами мозга и мозгом в целом, и исследования отдельных психических процессов, исследования патологий, вроде нейродегенеративных расстройств, и т. д. О нейродегенеративных болезнях скажем сразу, что больных с болезнью Паркинсона пытаются лечить стволовыми клетками, и как будто успешно, что для болезни Альцгеймера нашли новые мутации, которые от неё защищают, что от неё помогают некоторые соли лития (правда, у мышей) и ходьба (это у людей). А для одного из самых известных альцгеймерических генов попытались найти молекулярные механизмы, связывающие его с другими нейродегенеративными расстройствами – с разными видами деменции, с болезнью Паркинсона, с боковым амиотрофическим склерозом.
Кстати, о нейробиологической работе генов. Функцию клеток можно более-менее точно определить по генетической активности – какие-то гены будут более активны, какие-то менее, какие-то вообще будут молчать. Но в случае с нейронами обнаружилось неожиданное: нейроны с одинаковой генетической активностью могут выполнять разные функции, иначе выглядеть и иначе себя вести, по крайней мере, в мозге рыб. Авторы этого исследования полагают, что здесь всё дело в клеточном окружении: то есть активность нейрона стала зависеть не только от того, что там происходит с генами, но также от нейронов-соседей, от сигналов, которые приходят от них, каких-то молекул и пр. Работа генов, по-видимому, такому влиянию среды вовсе не мешает. Другая примечательная новость про нейроны – что они общаются по трубкам: между ними есть соединения в виде коротких нанотрубок, по которым от одного нейрона к другому могут перетекать ионы, белки и целые клеточные органеллы.
Микрофотография нейронов, у которых отростки и телка клеток окрашены синим и красным, а дендритные нанотрубки – зелёным. (Фото: Minhyeok Chang et al., Science, 2025)
Про нейромедиатор дофамин обычно говорят, что он помогает чувствовать удовольствие от награды, точнее, помогает создавать предвкушение награды, тем самым стимулируя мотивацию к тем или иным действиям. Но дофамин занят и другой работой. В частности, он участвует в агрессивном поведении, хотя тут есть свои особенности. Дофамин помогает самцу стать опытным бойцом, но впоследствии, когда мозг уже научился конфликтовать, агрессивные дофаминовые всплески в самцовом мозге становятся всё слабее. Кроме того, дофамин нужен нейронным цепям, которые обслуживают чувство страха. Как показывают исследования, он нужен и тем нейронам, которые помогают запомнить какой-то конкретный страх, и тем нейронам, которые помогают забыть о нём. И раз речь зашла о памяти и обучении, стоит вспомнить исследование, в котором в мозге нашли нейроны памяти о сладком и нейроны памяти о жирном – это разные нейроны, и ни на какую другую память они не влияют. Ещё мы узнали, что память о прошлом холоде заставляет мозг включать дополнительный обогрев, даже если теперь в этом нет никакой нужды. Если говорить о «более сознательной» памяти, то тут возможно обучение без цели. Если, например, просто блуждать по какому-нибудь ландшафту, который нет нужды запоминать, это будет стимулировать нейронную активность, подобную той, которая возникает при целенаправленном изучении местности; причём такое бесцельное изучение окружающего мира помогает мозгу лучше справляться с будущими задачами.
Ориентироваться на местности нам помогают нейроны двух видов – нейроны-картографы и нейроны решётки. Про первые мы писали, что они меняются в работе над одной и той же картой местности, или можно сказать, что память о месте блуждает между нейронами. Кроме того, нейроны-картографы заранее начинают реагировать на ландшафт, до которого индивидууму ещё предстоит добраться. Что до нейронов решётки, которые служат разметкой территории, то их разметка меняется в зависимости от жизненного контекста.
Память есть кратковременная и долговременная; считается, что кратковременная переходит в долговременную во сне. Однако даже свежая информация, с которой работает мозг, всё равно как-то отличается по времени: что-то мы увидели сегодня, что-то вчера, что-то позавчера и т. д. Не вся она с первого же раза оказывается в долговременной памяти. В то же время наши сегодняшние воспоминания не затирают вчерашние. Оказалось, что спящий мозг работает с разной информацией в разное время, не позволяя разновременным воспоминаниям смешиваться и мешать друг другу. И раз уж речь зашла о сне, напомним, что от быстрого и медленного сна мозг просыпается по-разному, что мусороуборочная глимфатическая система мозга работает и во сне, и в бодрствовании, но с разной интенсивностью, и что у людей нашли ещё одну мутацию, с которой спят меньше обычного.
(Фото: ling hua / Unsplash.com)
Про мозг в целом мы рассказывали, что когда ему нужно много энергии, он ест оболочку собственных нейронов (и да – речь в данном случае о человеческом мозге), что он вообще готов брать энергию не только из углеводов, но и из жиров, что мозговая карта тела даже спустя несколько лет после ампутации остаётся прежней, что один и тот же цвет мозг разных людей обрабатывает одинаково, а вот для обезболивания разных частей тела он использует разные нейронные пути. Отдельная большая область исследований – это нейробиологические основы языковых способностей. Тут мы узнали, что мозг привыкает к иностранному языку до рождения и что с искусственными языками, за исключением языков программирования, мозг работает так же, как с естественными. Ещё можно добавить, что среди генов, которые влияют на речевые способности, появился новенький, и что волнистые попугайчики поют, как люди – в том смысле, что нейроны попугайчиков, управляющие голосом, допускают такую же пластичность в кодировании звуков, что и нейроны людей.
Психологические исследования сейчас всё чаще подкрепляются нейробиологическими экспериментами, как, например, в статье, посвящённой внутригрупповой общности и межгрупповой неприязни. Участников эксперимента разбивали на группы, и эти группы должны были играть в экономические игры; одновременно им вводили препараты, которые усиливали кортизольные или норадреналиновые сигналы. Оказалось, что если у человека усиливали кортизольные сигналы, он начинал чаще играть в пользу своей группы в целом, а если усиливали норадреналиновые сигналы, то он начинал чаще играть против других групп. То есть повышенная активность кортизола усиливает чувство общности со своими, а повышенная активность норадреналина усиливает неприязнь к чужим, причём эта неприязнь находит выход даже в ущерб себе.
Из чисто психологических работ можно вспомнить исследование о том, что смартфоны почти не влияют на настроение людей старше 18 лет; ещё одно исследование, тоже о гаджетах – что у пожилых людей, которые ими активно пользуются, меньше риск когнитивных проблем; и исследование об иллюзиях – что их восприятие зависит о культуры (правда, эта работа пока что пребывает в неотрецензированном препринтном виде). В середине декабря в журнале Emotion появилось сообщение о роботизированном психологическом эксперименте по передаче страха – в нём использовали пушистого робота, который имитировал учащённое дыхание, как если бы он чего-то испугался. А в начале осени мы писали о масштабном социально-психиатрическом исследовании: его авторы, используя данные более чем 14,8 млн человек, пришли к выводу, что психические расстройства живут парами – или, говоря иначе, люди с психическими проблемами с большей вероятностью оказываются в паре с теми, у кого тоже есть расстройства психики.
(Иллюстрация: Steve Jurvetson / Flickr.com)
От человеческого мозга в настоящем времени перейдём к костям во времени прошедшем, то есть к палеонтологии и палеогенетике. В уходящем году чрезвычайно повезло исследователям, занимающимся денисовским человеком: его останки пополнились челюстью с Тайваня и целым черепом, который несколько лет пролежал в Хэюэйском геологическом университете. Генетические исследования говорят о том, что геном современных людей восходит к двум предковым популяциям, которые воссоединились после долгой разлуки незадолго до появления Homo sapiens. Это выяснили при анализе ДНК современных людей, так что, строго говоря, тут речь не о палеогенетическом, а просто о генетическом исследовании. Что до палеогенетики, то тут можно напомнить о мутации против ВИЧ, которая возникла у жителей черноморских степей около 7000 лет до н. э., о расшифрованном геноме древнего египтянина и о чуме в доисторических аркаимских овцах – от этих овец, скорее всего, чумная палочка и перешла к людям. В октябре мы писали о статье, в которой на материале палеогенетических и молекулярно-биологических исследований выдвигалась гипотеза, что эволюционное развитие мозга у человека происходило в том числе благодаря гену, который помогает справляться с повышенным содержанием свинца в окружающей среде.
От древних людей – к древним животным. В костях степного мамонта нашли бактериальную ДНК возрастом более миллиона лет, а в зубной эмали древних носорогов сохранились миллионолетние куски белков, прояснившие эволюцию этих носорогов; гигантские травоядные динозавры из группы зауропод были не слишком разборчивы в еде, которую к тому же глотали практически не жуя, а двуногие динозавры тероподы могли ходить намного медленнее, чем считалось до сих пор – это исследование проводили на современных птицах. Стоит упомянуть и про новые остатки археоптерикса, которые выглядят лучше прежних, но непонятно, откуда они взялись. А из более близких к нам животных нужно сказать про домашних собак: те собаки, которые жили с человеком много тысяч лет назад, уже были разными, хотя это не значит, что современные породы сформировались в то время. Что до современных собак, то в их геноме, как оказалось, сохраняется определённая доля волчьей ДНК, хотя у разных пород её количество варьирует. Имеется в виду именно волчья ДНК, а не общая ДНК, характерная для всех псовых. Волк – опасный хищник, в особой дружелюбности к человеку его заподозрить трудно. Само собой предполагается, что в собаке волчьего должно быть по минимуму, а лучше, чтобы его вообще не было. Тем не менее, эволюция собак шла так, что даже у чихуахуа есть 0,2% ДНК волка.
(Фото: Rafaëlla Waasdorp / Unsplash.com)
Попутно стоит сказать про пару исследований, в которых эволюционные загадки пытались решить без каких-либо ископаемых остатков, только экспериментальными методами. И то сказать – если мы хотим узнать, как из одноклеточных организмов сформировались многоклеточные, никакие кости и древние отпечатки нам тут не помогут. Весной в Science была опубликована статья, в которой был описан эксперимент с археями: они переходили из одноклеточного состояния в многоклеточные кластеры – по крайней мере, когда на них в прямом смысле давили. А опыты со мхом помогли выявить один из генов, которые помогли растениям справиться с увеличившейся силой тяжести при выходе на сушу.
И, наконец, современные животные – их поведение, взаимоотношения друг с другом и в целом с окружающим миром. Про самые удивительные исследования в этой области мы расскажем в отдельном дайджесте, ну, а сейчас упомянем о том, что в него не вошло. Животные часто маскируются, либо чтобы незаметно подобраться к добыче, либо чтобы самому не стать добычей. Тут можно вспомнить птенцов колибри, которые притворяются гусеницами, гусениц, квартирующих у пауков и маскирующих себя объедками с паучьего стола, пауков, которые делают куклы, отвлекающие хищников, мушиных личинок, которые притворяются термитами, и каракатиц, сбивающих крабов с толку движущимися полосами на собственном теле. Если говорить о защитной маскировке, то известно, что имитация кого-то опасного не всегда бывает точной, и биологов давно занимал вопрос, как такое частичное сходство может работать. Летом мы рассказывали об одном исследовании, в котором эту загадку пытались решить – авторы работы пришли к выводу, что неточная мимикрия помогает защититься сразу от нескольких хищников, особенно если речь идёт о хищниках беспозвоночных.
Львиная доля «животных» исследований посвящена социальным отношениям между индивидуумами одного вида, отношениям самым разным, от брачных и дружеских до откровенно враждебных. А львиная доля этой львиной доли посвящена исследованиям приматов. Так, про бабуинов мы узнали, что их альфа-самцы теряют покой из-за самок – то есть их вожакам отравляют жизнь не столько нападки других самцов, сколько необходимость следить за самками; про павианов мы узнали, что их самки любят умелых самцов, но их любви хватает только до тех пор, пока от самца есть польза; про макак мы узнали, что их притягивают чужие ссоры, и объяснение этому простое – наблюдая за тем, как ссорятся их старые знакомые, макаки могут учиться тому, как самим не попадать в такие ситуации.
(Фото: Greg Gollin / Unsplash.com)
Про более близких к нам человекообразных обезьян мы узнали, что у горилл стабильные дружеские отношения не всегда сопутствуют крепкому здоровью и успехам в размножении, что по самосознанию гориллы равны шимпанзе (во всяком случае, если говорить о поведенческих экспериментах определённого вида); что обыкновенные шимпанзе в природе употребляют в среднем 14 грамм этанола в день и что они общаются с помощью камней и деревьев. Последняя работа интересна ещё и в том смысле, что она опровергает смелые рассуждения о культурных сооружениях у шимпанзе: кучи камней под деревьями авторы более старой статьи интерпретировали в духе археологических туров, или каирнов, тогда как эти кучи на деле представляют собой склад орудий для звукоизвлечения.
Но оставим в покое приматов и обратимся к другим животным, которые интересно себя ведут. Например, известные своей ядовитостью синекольчатые осьминоги используют яд в брачных целях: самец на время обездвиживает самку небольшим количеством яда, чтобы успеть её оплодотворить и удалиться – иначе есть риск, что самка его просто съест. Птички оляпки, которые живут по берегам шумных ручьёв и рек, общаются друг с другом, закрывая и открывая глаза, то есть они буквально перемигиваются между собой. Синегорлые ара ещё раз продемонстрировали выдающийся попугайский интеллект: они обучаются социальным взаимодействиям, в которых не используются предметы и в которых нет конкретной цели. Социальные пауки, как оказалось, меняют личность в зависимости от обстоятельств – что противоречит более ранним исследованиям, в которых предполагалось, что комплекс поведенческих черт, которые постоянно проявляются у индивидуума и отличают его от других, у этих пауков более-менее постоянен.Неожиданную психологическую пластичность продемонстрировали обычные лабораторные мыши, у которых жизнь на воле буквально меняет характер.
Ну, а совсем напоследок вспомни про гигантских лжевампиров, крупных летучих мышей из Южной Америки. Они моногамны, живут небольшими семейными группами и демонстрируют заботу о потомстве, крайне редкую среди летучих мышей: самка тщательно ухаживает за детёнышами, самец же носит еду всему семейству и часто закутывает их всех в свои крылья на время сна. Но их социальную жизнь до сих пор описывали лишь в самых общих чертах и с опорой на не всегда подтверждённые наблюдения. В этом году в PLoS One появилась статья, в которой описаны результаты многомесячных видеонаблюдений за семейством лжевампиров у них на дому, то есть в обширном древесном дупле – и оказалось, что лжевампиры вообще любят обниматься.
Гигантский лжевампир. (Фото: Matt Muir / Wikimedia)