Не ругайте Юру-музыканта
"...Войну я тогда возненавидел… В больничном подвале, в Грозном, где одуревшие от недосыпа и криков раненых несколько хирургов и медсестер, вливая медицинский спирт в черные пасти солдат, на плащ-палатках резали, кромсали порванные конечности и животы… Подошел ко мне десантник и шепотом: «Брат помирает, Вас просит…». Пробираясь к выходу, заваленному носилками с ранеными, по скользким от грязи и крови ступеням, вижу у дверей лежащего молодого парня, уже белого от потери крови, с оторванными ногами. Он смотрел на меня и, превозмогая боль, застенчиво, как бы извиняясь: «Спойте «Осень», пожалуйста, я на выпускном в школе ее недавно слушал… «. Сглатывая все дерьмо, что у меня накопилось, я пел… пел… К концу третьего куплета он умер…"
Это слова Юрия Шевчука. Сложно представить БГ или Макаревича в военном госпитале Грозного, Ханкалы, не говоря уж о больнице Донецка. Его можно, а их нельзя.
Мой товарищ - Максим Громов, бывший политзаключенный, человек крутой и сложной судьбы, был как-то у Шевчука, с которым дружит. Макс явился к Юрию в потертом камуфляже, прямиком из Новороссии, где воевал в ополчении. Друзья пили водку, общались.
"Понимаешь, - говорил ополченец, - есть два критерия, чтобы понять, кто свой, а кто чужой - отношение к пленным и отношение к мирным жителями. Это Киев бомбит мирный Донецк, поэтому я с Донецком, а если было бы наоборот, то я трижды бы подумал, ехать мне туда или нет."
"Я понимаю, - отвечал музыкант, - но не могу я в это ввязываться, не могу принимать чью-то правду, у меня роль другая".
Так что, когда говорит "миру - мир" лидер ДДТ - это немного другое, нежели Земфира или Гребенщиков. Это не снобизм московской тусовки, черпающей информацию из "Эха Москвы" и журнала "Афиша", не богемная спесь, не русофобия, не игра в гуру, это что-то другое, более искреннее, подлинно человечное.
Пожалуй, из всех наших "пацифистов" от творческого цеха, Юрий Юлианович - единственный настоящий (или один из немногих), без кавычек, не подпевала вражеской стороны.