Все так +: Николай Павлович и Александр Сергеевич. Часть 2

Виталий Дымарский― Добрый вечер! Это программа «Все так плюс». Мы продолжаем наш длительный уже рассказ про династию Романовых. Напоминаю, Максим Кузахметов, петербургский историк, и я, Виталий Дымарский. Мы уже вот какой месяц посвящаем себя, свое и ваше время рассказу о династии Романовых. Дошли мы до, напоминаю, до Николая Павловича, до Николая I. И темой прошлой нашей программы с продолжением сегодня – это взаимоотношения Николая I, Николая Павловича и Александра Сергеевича Пушкина. Ну, вот такая версия Максиму Кузахметова, я бы так сказал, потому что всё, что касается Пушкина, у нас очень часто вообще считается святым. И я помню историю, знаете, Максим, когда я написал, не подозревая о том, что это может вызвать такую бурную реакцию, я написал о своем посещении города Сульца, это в Эльзасе, и посещения того дома, где жил Дантес. Вот Дантес по возвращении из России он был мэром это небольшого города. Потом он стал сенатором. Вообще довольно такой уважаемый и заметный человек был во Франции. Он туда же уехал, как думаю, многие знают, не один, а с Екатериной Гончаровой. Они там все похоронены. Но дело не в этом. Просто я вот что-то описал совершенно так нейтрально, вот этот городок, там где жил этот человек, там действительно очень красивый парк, в котором расположено его имение. И вот когда я всё это написал, кто-то из наших пушкинистов гневную отповедь мне дал, написал, разве у этого человека может быть красивый парк, допустим, там НРЗБ, понимаете, где… где стоял его дом. То есть всё… всё, что касается Дантеса и всё, что касается человека, который посмел, значит, вот так поступить с нашим великим поэтом, всё обязательно запачкано чем-то нехорошим, и ничего… ничего положительного там сказать нельзя. Так же, как и, наоборот, нельзя сказать ничего отрицательного про Александра Сергеевича. Ну, дело ж не отрицательной или положительной. Да? Жизнь есть жизнь. Она складывается по-разному. И у Пушкина она была довольно противоречивой. Это правда.

Максим Кузахметов― Ну, мы остановились на 1830-м…

В. Дымарский― Да.

М. Кузахметов― … годе, когда уже повзрослевший Пушкин перешагнул тридцатилетний рубеж, попросился, даже не просто попросился, его приглашал за границу Бенкендорф, мы рассказывали, а Николай I не разрешил, отказал Пушкину в возможности побывать, наконец-таки своими глазами увидеть заграницу. И как я считаю, пусть это будет мое субъективное мнение, может быть, побывав там и воочию повидав этот проклятый Запад, Пушкин, может быть, впоследствии и не написал бы знаменитое «Клеветникам России». Во всяком случае теперь уж не проверишь. Ну, так вот 1830 год важен чем в жизни Пушкина? Наконец-таки дала согласие семья Гончаровой, Натальи Гончаровой на брак с поэтом, потому что поначалу он получил отказ, очень обиделся на это на всё, хотя ему говорили деликатно, что девушке 16 лет, не рановато ли. Ну, опять-таки в советское время упоминалось, что слишком он был вольнодумским поэтом, слишком уж таким свободолюбивым. А со стороны семьи Гончаровых вполне резонно были вопросы, а на что вы будете жить, например.

В. Дымарский― Их вообще, наверное, волновала как бы благонадежность – да? – будущего мужа, будущего зятя.

М. Кузахметов― Но тут опять боюсь гнева пушкинистов, но дело в том, что вообще Гончарова, как внешне казалось, происходила из очень богатой семьи. От их предков Гончаровых вот если сравнить, например, имения, которые были у родни Пушкина – Болдино или Михайловского – это маленький скромные домики, а у Гончаровых – полотняной завод, это огромный дворец в Калужской области. Просто никто не знал, до какой степени всё это обременено долгами. Там долги не как у Пушкина на десятки тысяч, а там на миллионы рублей шли. Но тем не менее если вот цитировать не только фанатов Пушкина, но его недоброжелателей, там у Пушкина тоже был понятный интерес к преданному. Ну, так вот получено согласие. Здесь вот опять-таки любопытна роль Николая I. Ну, не то, чтобы буквально там Пушкин спрашивал у него разрешения, но и переписка велась же тоже очень своеобразно. Всё это через Бенкендорфа происходило. Не напрямую, в общем, Пушкин писал Николаю I. Но тем не менее обращался к нему в том числе и с письмами, вот как мне важно, вот вопрос репутации, вот не хотелось бы, чтобы лишний раз там меня упрекали в чём-то. Ну, так это полунамёком прозрачно, но тем не менее он если не соизволение просит у Николая I, то как минимум какого-то репарационного такого влияния. Ну, понятно, что Николай I не возражал. Наоборот, был бы рад, чтоб Пушкин поскорее остепенился, начал жить семейной жизнью.

И тут вот тоже любопытное событие, характеризующее в том числе и Пушкина, и вообще всю эту систему дворянских взаимоотношений. Отец Пушкина выделил сыну в связи с вот намечающейся женитьбой одно из своих сёл рядом с Болдино, Болдино – вообще большое село, в личное пользование – Кистенево, что вот теперь наконец-таки вот в управление вот деревня, будет у тебя какой-то стабильный доход. Ты, главное, там разумно управляй. И Пушкин туда отправился, причём застрял там на 3 месяца, потому что 1830 год – это же холерные бунты, – да? – карантины. Знакомая сейчас нам история, когда самоизоляция. Пушкин, в общем, застрял в этом Болдино на 3 месяца совершенно неожиданно для себя. Ну, мы когда-то рассказывали, – да? – что это же на дорогах стоят посты, не пропускают людей, чтобы они не разносили заразу по… заразу по России. Опять-таки там у нас-то всё это известно как знаменитая Болдинская осень, потому что Пушкин действительно завершил работу над многими своими знаменитыми произведениями, вообще программными – да? – нашими школьными. Это «Повести Белкина». Это «Маленькие трагедии». И он закончил «Евгения Онегина». Он написал «Сказку о попе и его работнике Балде», столь любимую при советской власти. Но дело-то всё в том, что… Что он сделал с полученной деревней? Он ее тут же заложил и получил соответственно наличными, условно говоря. То есть ему стало, на что жить. Но грубо говоря, это просто он сделал много долгов. Никакого управления в нашем понимании не происходило. И уж тем более, еще раз это всё напомню, не прозвучало нигде у Пушкина, что вот наконец-таки я как человек, который так переживает за свободу, озадачусь свободой своих крепостных крестьян. Вообще ничего подобного. Как они были в Кистенево крепостными рабами, так и остались. Только теперь их собственный хозяин их заложил, выручил за них деньги, а дальше потом он… Но расставаться не собирался. Продавать-то тоже не хотел.

Ну, тем не менее вот происходит свадьба. 1830 год. Пушкин счастлив. И вот мы это постепенно переходим к трагической развязке. Да? Наталья Гончарова. Потому, что если Пушкин для многих – это святой, как Вы упомянули, и вообще нельзя бросать даже тень сомнения в его святости, уже преступление, и, не дай бог, сказать хоть одно слово в защиту Дантеса, будем там рассказывать, то с Натальей Гончаровой попроще. Ей не раз припоминали и пушкинисты ее двусмысленную коварную роль в трагической судьбе своего мужа. Ну, тем не менее. Вот опять-таки возвращаясь к каким-то таким полубытовым вопросам, достаточно долго ее упрекали в легкомысленности. Да? Что вот ей нравилось быть светской красавицей. Ей нравилось бывать на балах. Что была она какая легкомысленная. Всё это с одной стороны правда. А с другой стороны представим себя на месте девушки, которой 18-19 лет. Она же первого ребёнка уже в 19 лет родила. Долго жила она в провинции в имении своих родственников. В столицу вот только приехала – да? – вместе с Пушкиным. Пушкину-то за 30. Он-то там давно уже в свите. Опять-таки точно так уже всё противоречиво всё это рассказывается. Я-то считаю, что Пушкин гордился своей женой-красавицей, поначалу уж точно просто буквально ее демонстрировал. Вот, мол, посмотрите, какая у меня жена. Еще и повыше ростом.

И то же вот любопытное обстоятельство, потому что после свадьбы Пушкин поселился в Царском Селе вместе с женой. Он там враждовал со своей тёщей. А деньги у него теперь появились после того, как он заложил деревню. Хватило, правда, ненадолго еще с образом жизни Пушкина. Даже в письмах родне Пушкин писал, вот мы хотим жить сейчас вот уединенно. Нам не нужно никакого лишнего внимания. Но в это же время, как мы уже говорили, карантины, эпидемии, ив Царское Село перебрался Николай I. И как будто бы во время одной из прогулок они случайно встречаются. Пушкин представляет жену. Николай I, а особенно его жена осыпают Наталью Гончарову комплиментами. Ну, трудно поверить, что вот всё это Пушкину было неприятно и не нравилось, вот он хотел спрятаться от царя. В Михайловское, в общем, не уехал. Но то, что Наталья Гончарова молодая, – да? – уже беременная, могла чувствовать себя неловко, ну, вот это я вполне легко себе представляю. И по сути действительно где-то могла особенно стесняться, а в то же время манил высший свет, внимание мужчин, особенно кавалергардов. Это всё, я уже так вперёд забегаю, про Дантеса. Ну, в общем, опять-таки это всё возвращаясь к теме, до какой степени Николай I зловещую роль сыграл в судьбе Пушкина, я бы так не сгущал краски. Это всё советское наследие. Об этом ещё писал Давлатов с иронией, конечно же. Как вот рукой великосветского вельможи двигали враги Пушкина и всё это специально подстроили, и чуть ли не нарочито убийство произошло. Как будто бы Пушкин там был безоружный во время дуэли.

Ну, так вот, ну, пока 1830 год, у Пушкина там ещё помимо вдохновения от свадьбы, от молодой жены, у него же литературная газета теперь. Ну, тоже вот я скажу свое субъективное мнение. У нас же всё это преподносится, как правило, просто как вклад Пушкина в национальную культуру, что вот он издавал «Литературную газету» и публиковал там выдающихся авторов. А в реальности Пушкин очень интересовался этим делом не потому, что хотел нести абстрактно это просвещение, а потому, что хотел на этом в том числе и заработать. Это же такая старинная тоже история, писатель всегда переживает, вот на мне там издатели миллионы зарабатывают, буду-ка я сам себе издателем. Вот бы сделать такую газету, печатать себя самого в ней. Тысячные тиражи и доходы прекрасные. Ну, там тоже всё забавное наследие, потому что в советское время в «Литературной газете» там же был профиль Пушкина, было написано, газета основана Пушкиным…

В. Дымарский― Ну, это да.

М. Кузахметов― Это всё тоже немного забавно, потому что «Литературную газету» в лучшем случае, можно сказать, возродил Горький почти через 100 лет в СССР, и там не была изначально этого рисуночка известного с профилем Пушкина. Потом он появился, потом исчез. Потом Горький появилась. Потом Горький исчез. Сейчас они оба есть. Ну, так вот газету-то основал Дельвиг, знаменитый тоже друг Пушкина, тоже поэт. И тоже вот любопытная история, не могу не упомянуть, Дельвиг был до такой степени обрусевший немец, ну, у него отец из остзейского дворянства, что по-немецки не говорил. Такой забавный эпизод. А когда писал стихи, Дельвиг тоже в юности, в лицее же они познакомились, подписывался псевдонимом Русский. Забавная подробность. Но действительно где-то примерно с 3-го номера Пушкин уже непосредственно занимался «Литературной газетой», очень был этим вдохновлён, печатал там действительно прекрасных авторов, как редактор работал. И вдруг случается тоже удивительное недоразумение. 1830 год – это же еще Июльская революция во Франции. Это же свержение законного Бурбона, воцарение незаконного, как считал Николай I, потом демонстрировал презрение. И у Пушкина совершенно неожиданно в газете выходит маленькое четверостишье, на французском языке причём, Казимира Делавиня, тоже чтобы не погружаться в подробности. Были же жертвы революции. Вот им надо поставить памятник. Ну, и такое вот небольшое полемическое стихотворение. И что происходит? Цензура в этом усмотрела восхваление революции. Стихотворение на французском языке. Сейчас мы вот – да? – мы где-то опубликовали бы это и на французском, коротенькое о жертвах революции. Нет, это всё не то. Прославление… «Литературную газету» цензура требует закрыть. Опять вот незадача какая. И заработать не получается. Да ещё и вот проблемы своеобразные, правда, со свободой слова. Пушкин не просит у своего покровителя Николая I помощи какой-то. Хотя ещё раз повторюсь, с Николаем I, пусть и через посредство Бенкендорфа, он был на связи. И как могут справедливо нас упрекнуть, ведь Пушкин находился под надзором, за ним следили, письма его перлюстрировали. Но это была обычная практика. Это была работа Бенкендорфа. Занимался он, конечно же, далеко не только Пушкиным. А опала Пушкина была такая своеобразная, что жалованье свое он продолжал получать все эти годы. У него жалование, кстати, он же числился в Министерстве иностранных дел. Он получал 5 тысяч рублей. От этих денег, между прочим, не отказывался. И ему не отказывали от этого жалованья. Другое дело, что катастрофически, ну, ему не хватало, и в последствии он даже просил там жалованье наперёд. Кто вот из нас сейчас может наперёд… на 3 года вперед жалованье попросить?

Ну, так вот в 1831 году наконец-таки Пушкин же… Мы там немного вперед забежали, выдав его сватовство за свадьбу. А непосредственно свадьба произошла немного попозже в 1831 году. И тоже вот как любят пушкинисты, сразу так вот цитируют самого Пушкина, это знамение. Да? Вот Пушкин кольцо уронил во время обряда венчания, уже там нехорошее предзнаменование. А ещё свеча, которую он держал в руке, погасла. И сам Пушкин такой вот, видите ли, оказывается впечатлительный. И вот сразу почувствовал неладное и загрустил. И всё это опять-таки немного удивительно, потому что мы рассказывали, что за несколько лет до этого, с чего у Пушкина проблемы начались, потому что в одном из писем он написал, что атеизмом заинтересовался. А тут вдруг вот такие удивительные суеверия. Но тем не менее жизнь продолжается. Молодожены. Мы уже как сказали, Пушкин в Царском Селе с Николаем I встречался. И до этого мы говорили, что он же получил разрешение работать в архивах, потому что он интересовался историей Романовых со времён Петра I, и Николай I ему действительно это право дал на работу в архивах и более того фактически присвоил Пушкину статус такого официального историографа Петра I. Это опять-таки всё возвращаясь к теме, до какой степени Николай I Пушкина притеснял. Ну, пусть это будет моё субъективное мнение, наверное, Николай I был в восторге от каких-то стихов Пушкина. Наверное, он вообще в поэзии не разбирался. В его системе ценностей, Николая I, поэт – это вообще непонятное НРЗБ. Иди вот, служи в гвардии в идеале. Пушкин даже офицером никогда не был. Но тем не менее я процитирую, как писали про Николая I, он не сделал всего того зла, что мог бы сделать, находясь у власти 30 лет. Напрашивается аналогия с современным. И в то же время что делает Пушкин? Так, может быть, это косвенная благодарность Николаю I, но тем не менее это же вот в это время он и пишет свое знаменитое «Клеветникам России» стихотворение, потому что Пушкин, по сути по своей он имперец. Ему нравится империя. Он восхищается Россией как империей. Он презирает поляков, которые посмели бунтовать, восстать, и безгранично счастлив тому, что это восстание подавлено. Кроваво подавлено. И тут тоже, простите за отступление, любопытна реакция окружающих Пушкина людей на вот это знаменитое стихотворение имперское. Ну, например, Вяземский очень расстроился. Он просто не ожидал, что у Пушкина вдруг будет такое прославление по сути произвола, кровопролития ограниченного монарха Николая I. Он так и писал потом Вяземкий, что это вообще как-то стыдно сравнивать нашу победу при Бородино и взятие Варшавы русскими войсками во время польского восстания.

В. Дымарский― Максим, извините там, во-первых, я обратил внимание, что всё-таки победа при Бородино. Да? Это уже, так сказать, вопрос трактовки. Да, это известный вопрос. Но второе – это то, что мы сейчас вынуждены с Вами прерваться на выпуск новостей, после которого продолжим нашу программу.

**********

В. Дымарский― Ещё раз добрый вечер! Мы продолжаем программу «Всё так плюс». Максим Кузахметов. Я Виталий Дымарский. Мы сегодня в нашем сериале продолжаем говорить о взаимоотношениях Пушкина и Николая I, Николая Павловича. И мы в 31-м году, в 1831 году сразу после свадьбы Пушкина с Натальей Гончаровой. Мы сейчас говорим о знаменитом стихотворении «Клеветникам России».

М. Кузахметов― Да. И мы упомянули, что реакция какая была. Вяземский расстроился. Чаадаев, вольнодумец, похвалил Пушкина, написал ему, теперь вот я вижу, что Вы вот истинно русский поэт. Это Чаадаев. Но самое невероятное – это реакция Фаддея Булгарина такого с одной стороны соратника Пушкина по издательскому ремеслу, с другой стороны конкурента. У них там были противоречивые отношения. Так вот этот Фаддей Булгарин, он усмотрел в стихах «Клеветникам России» либеральный подтекст, что снова этот Пушкин, видите ли, там пытается раскачать лодку, как сейчас сказали бы – да? – там. Но НРЗБ надо про Фаддея Булгарина пояснить. Всё невероятно почему? Потому, что этот человек в прежней своей жизни… Он же по происхождению поляк. Он умудрился служить в своё время у Наполеона офицером. Потом после всех перипетий оказался в Петербурге, в России, очень хорошо выучил русский язык, стал издателем, поэтом известным. НРЗБ все-таки больше издателем. Издавал, кстати, многих. Не только же Пушкин был поэтом, опять-таки пусть простят меня пушкинисты. Но самое невероятное, что в свое время и Булгарин пострадал за то, что писал эпиграммы. Причем эпиграммы-то, например, на кого? На Константина Павловича он писал. Находился несколько месяцев в тюрьме, а потом находился под арестом в крепости уже во времена Николая I тоже за какой-то фрондерство, – да? – за свои вольности. И вот этот человек невероятным образом упрекает Пушкина, ну, фактически там доносы пишет, что… что это за вольнодумство такое? Что это за стихи такие «Клеветникам России»? На что это он там намекает? Кого он там восхваляет у себя? Больше того развитие вражды Пушкина и Фаддея Булгарина имело неожиданное продолжение, потому что впоследствии Булгарин публиковал… Ну, как это считается? Если что-то вот против Пушкина, то это грязный пасквиль. Это невозможно назвать яркой эпиграммой, каким-то красивым стихотворением. А вот если Пушкин про кого-то написал, то это остроумно, искрометно. Это смешно должно быть обязательно. Ну, там Булгарин действительно намекает на происхождение Пушкина от арапа. То есть сейчас-то вообще это ж такой национализм, получается, как это гадко и грязно. Но совершенно неожиданно кто опять-таки в переписке, правда, негодует на это на всё? Это Николай I, человек, который, казалось бы, должен был бы злорадствовать. Тем не менее в письме к Бенкендорфу он пишет, что публикация про Пушкина в «Северной пчеле», она грязная и гадкая. Это презрение можно только выразить тому человеку, который всё это написал. Как это отвратительно. И это делает, наоборот возвышает в его глазах оклеветанного человека. Всё это вот Николай I, как ни в чем бывало, Бенкендору сообщает для чего? Для того, чтобы Бенкендорф сообщил слова императора самому Пушкину. Ну, где здесь может быть какое-то коварство? Ну, так вот это всё про Фаддея Булгарина, который поляк, а почему-то сердился на Пушкина.

В 1832 году Пушкин написал еще одно знаменитое произведение, которое опять-таки противоречиво воспринимается – «Дубровский». То есть соответственно с одной стороны это манифест такого бунтовщика. Да? А с другой стороны человек вступается за честь своей семьи, вынужден. Ну, мы все в школе проходили – да? – там «Дубровского». Спокойно, Маша. Я Дубровский.

В. Дымарский― Ну, да.

М. Кузахметов― … линия. И там, кстати, вот такой кровавой развязки-то драматической нет. Как правило, у Пушкина многие произведения вообще заканчивается удивительным образом хэппи-эндом. И вот этот его интерес к бунтовщикам и восстаниям… Должен быть заниматься Петром I, а тут вот увлекся темой Пугачёва и отправился по местам боевой славы, – да? – как сейчас сказали бы, Пугачева. Он совершил продолжительное путешествие по России, желая посмотреть, как и где всё это происходило. В числе прочего он посетил Казань, побывал в Поволжье, увидел там места, где были сражения, где содержался Пугачёв. И вот такой любопытный эпизод, ну, это немножко полубайка, что когда Пушкин отправился в Поволжье, он проезжал Нижний Новгород. А в Нижнем Новгороде губернатор Пушкина в лицо не знал, перепугался, что едет какой-то человек, лично знакомый с императором, едет с непонятно какими-то загадочными целями. Уж не ревизор ли приехал нас проверять. И якобы именно этот сюжет впоследствии вдохновил Гоголя на знаменитого «Ревизора».

В. Дымарский― «Ревизора».

М. Кузахметов― В Нижнем Новгороде Пушкин задержался к радости генерал-губернатора. Он быстро прибыл в Казань. А вот в Казани генерал-губернатор уже Пушкина знал лично. Почему? Потому, что ещё в 1829 году Пушкин приезжал на Кавказ, где была война с персами, и до такой степени нервировал там генералов. Опять-таки поэт находится под личным покровительством, ну, под присмотром, ну, как угодно можно называть, у самого императора Николая I. Вдруг с ним что-то случится. Это Кавказ. Это горы. Идет война. Они с трудом от этого Пушкина избавились, НРЗБ куда-то убрав. А теперь вот он приезжает в Казань, но там его опять-таки… Ну, пушкинисты, наверное, сразу бы НЗРБ как его там травили, как его там обижали. Но я считаю, что это… уж очень всё это преувеличено, потому что в 1833 году Пушкин практически закончил свою историю Пугачёва. Ну, в первую очередь для нас вся эта история знаменитой «Капитанской дочки».

В. Дымарский― «Капитанская дочка». Да.

М. Кузахметов― Это мы знаем. А то, что он написал ещё и такой, можно сказать, научный труд, немножко в стороне остается. Причем тоже понимаю почему иногда. Как неловко было, наверное, пушкинистам в советское время, когда разбираешь там архивы Пушкина, читаешь его труды по восстанию Пугачёва, и, как ни в чём ни бывало, он там, например, упоминает, что Державин… Державин же участвовал в подавлении восстания Пугачёва, уже само по себе… И Суворов, кстати, тоже принимал в этом участие. Так вот. И вот однажды он там повесил двух мужиков и причём явно не из какой-то особенной надобности, а из поэтического любопытства. Тоже вот НРЗБ какая! Повесил людей из поэтического любопытства. И Пушкин об этом пишет недрогнувшей рукой, как будто ему самому тоже было бы интересно посмотреть, как двоих мужиков повесят. Так вот мы подходим к событию, которое тоже… с которого мы в принципе начали повествование о Пушкине, потому что в 1833 году он пожалован титулом камер-юнкера. И опять вот противоречие. Даже есть там цитата из самого Пушкина, где он негодует, всё это вот мои там как-то унизительно…

В. Дымарский― Ну, да, что-то… Сколько ему? 34 года. И поздновато вроде как бы получил.

М. Кузахметов― Казалось бы. Но там хватало камер-юнкеров гораздо старше Пушкина. И мы уже поясняли, это близость к телу. Если ты хочешь получать какие-то милости от государя, желательно быть как-то всё время на виду, напоминать о себе, не забывать там восхвалять свои всякие достоинства. Многие мечтали об этом титуле. Тут я скорее понимаю, что если Пушкина что-то и расстраивало… И в последствии, кстати, его хоронили не в мундире камер-юнкера, как полагалось бы, а в гражданском. Наверное, вот его личная неприязнь ко всему к формальному, что, наверное, Николая I искренне могло расстраивать, Пушкин терпеть не мог мундиров, никогда их не носил, не восхищался парадами, не любил ходить строем. Вот НРЗБ, конечно, Пушкина характеризовала. Вот тут мы можем похвалить его и вступиться. Вот у него было такое свободолюбие. А если камер-юнкер, то ходить надо теперь как минимум во дворец в мундире. И вот Пушкину могло быть неприятно и не нравилось, потому что он хотел ходить в цилиндре вызывающем. Тем более еще как человек невысокого роста, а цилиндр там все-таки прибавляет, ну, существенно даже. Вряд ли там немножко. Ну, в общем, противоречивое отношения. Я не вижу ничего унизительного в том, что Пушкина назначили камер-юнкером, потому что лишний раз замолвить словечко за себя и за свою молодую семью тем не менее… Если он и должен быть из-за чего расстраиваться в 1833 году, так это за то, что цензура не разрешила опубликовать «Медного всадника», выдающееся произведение, конечно, которое было уже после его смерти опубликовано. Опять-таки сколько людей, считавших, что Пушкин исписался, просто не знали о том, что вот есть такая великолепная поэма. Ещё раз напомню, Пушкин же получал жалование государственное. Он находился на госслужбе. И эти огромные деньги 5 тысяч рублей просто ему катастрофически не хватало, но он получал и прекрасные гонорары. Он в 1834 году опубликовал «Пиковую даму». Просто непонятно, куда деньги с его образом жизни девать, потому что хочется же снимать большой дом, выезжать в свет в экипаже. Опять-таки к Наталье Гончаровой, его жене, приехали ее сестры, тоже сыгравшие свою роль. Одна же из них стала женой…

В. Дымарский― Дантеса.

М. Кузахметов― … Дантеса и жила во Франции, родила Дантесу 4-х детей. Любопытно про Наталью Гончарову. Вот сестер-то она привезла в Петербург, чтобы устроить их как-то личную судьбу не в провинции, а в то же время у них же тоже было содержание обязательно от братьев, полагающиеся им деньги, хотя имение заложено-перезаложено. И тем не менее она договорилась с сестрами, будете жить у нас, а деньги за стол и квартиру с вас я брать буду. С родных сестер.

В. Дымарский― Ну, наверное, так полагалось, я думаю, – да? – потому что вряд ли они… они ж не могли всех прокормить. Это тоже понятно.

М. Кузахметов― Нет, конечно. Но это опять-таки неочевидно. Одно дело написать, чтоб приехали Пушкины сёстры, поселились у них в доме, а с другой стороны добавить, что денег с них за то, что они там питаются, она не стеснялась брать с родных сестер. При этом хотела устроить их личную жизнь искренне. Тоже вот как, может быть, полезно быть камер-юнкером. Приводишь в свет. Кто это такая? А это сестра моей супруги. Красавица. С ней знакомятся кавалергарды при дворце. Всем хорошо.

Так вот Пушкин, отчаянно нуждаясь в деньгах, обращается к царю с любопытной просьбой. Он хочет уйти в отставку, но при этом просит одновременно и отпуск на 3-4 года. Ну, там… Нет, сначала он просто подал… Простите. Да, я оговорился. Сначала он хотел вроде бы уйти в отставку, но тогда он мог остаться без содержания. Но более того Николай I сказал, вот уйдешь в отставку, тогда в архивах работать не разрешу. Пушкин отзывает просьбу об отставке, но просит дать ему отпуск, хорошо бы годика на 3-4, а жалование наперед сразу. И что делает злодей Николай I коварный, да? Опять нам пушкинисты нам припоминают, что как будто он Пушкина презирал и не любил, он дает ему отпуск всего-навсего на полгода и 10 тысяч рублей на вспоможение. Пушкину мало. Пушкин просит дать ему 30 тысяч рублей в долг в вычетом там будущего жалования. Но в итоге там они нашли компромисс с Николаем I, что Пушкин всё-таки сохранил и содержание, и в архивы его там далее пускали.

И в 1836 году Пушкин, всё вот уже такая считается веха, начинает издавать журнал «Современник», где тоже печатает Гоголя. А всё сплошные неудачи. Вот тоже невероятно, – да? – Пушкин же в расцвете сил, знаменитый поэт, а всего 600 подписчиков. Не хватает ни на что. Очередная, получается, затея Пушкина коммерческая, а ни на что катастрофически не хватает. Ну, так как мы уже вплотную приблизились к драматической развязке – 1837 год, дуэль, смерть, то поясним. Да, все-таки пусть опять-таки это будет моя субъективная точка зрения, в Петербурге с 1835 года оказался французский подданный Жорж Дантес, монархист, который, по-моему, кстати, ровесник Натальи Гончаровой, в 1812 году родился, который на родине за свои монархические взгляды оказался как будто бы в опале, хотя его отец был богатый человек. И он отправился искать счастья за границу. Сначала в Пруссии некоторое время пытался устроиться, делать офицерскую карьеру. Но там ему не давали титула выше… чина выше унтер-офицера. И по совету друзей он отправился в Петербург. Здесь надо же был экзамен сдавать. Это не так просто было поступить в гвардию, но тем не менее он умудрился выучить всё, что он него требовалось, получить патент офицера и поступить в кавалергарды. Привилегированная гвардия. Ну, опять-таки там… Там надо было быть ещё и высоким ростом и статным мужчиной. При всем при том, что Дантес не знал русского языка. Он не смог сдать экзамен по словесности, но тем не менее ничего страшного. Как-то худо-бедно по-французски все могли в Петербурге изъясняться. И вот этот Дантес знакомится где-то на одном из приемов с Натальей Гончаровой, и дальше вот цепочка противоречий. Я боюсь опять упреков, как было на самом деле, и какое там было замыслено злодейство, потому что, например, в защиту себе процитирую Ахматову или Цветаеву, которые считали, что Гончарова сама сыграла злополучную роль во всей этой драматической развязке, потому что не дала какого-то резкого отказа Дантесу, и как будто бы ей нравилось вот в центре внимания, в центре каких-то необычных историй. Какие-то тайные встречи. Или не было этих тайных встреч. Но всё дальше начинается двусмысленно. И ещё раз тоже вот любопытный эпизод. То есть когда присылают Пушкину и его друзьям анонимное письмо, что поздравляю с патентом рогоносца, напоминая, что ему Наталья Гончарова неверна, то это мерзкий пасквиль. Но когда Пушкин пишет гадости про связь Дантеса и его усыновителя Геккерна. То есть барон Геккерн в Петербурге…

В. Дымарский― Ну, да.

М. Кузахметов― … голландский посланник берет и усыновляет взрослого Дантеса, не имея своих детей.

В. Дымарский― И между прочим Геккерн впоследствии вместе с Екатериной Гончаровой, ну, Екатерина Гончарова как жена Дантеса, но Геккерн тоже уехал с Дантесом. И они все жили вот в этом имении, о котором я уже сегодня Вам рассказывал.

М. Кузахметов― Геккерн прожил больше 90 лет.

В. Дымарский― Там же в этом Сульце.

М. Кузахметов― … человек.

В. Дымарский― Да. И они все похоронены… Там такой, ну, не склеп, а на кладбище выделен такой участок под Дантесов, включая Геккерна. Да.

М. Кузахметов― В общем, когда такие как Пушкин пишут грязные пасквили про интимную связь Геккерна и Дантеса, почему-то это не воспринимается как мерзкий вызов, а по сути Пушкин, конечно, просто провоцировал, делал всё, что мог, чтобы вызвать Дантеса на дуэль. Причём опять-таки всё в деталях прекрасно. Пушкин после вот этого пасквиля вызывает Дантеса на дуэль, считая его виновником. Дантес в это время на службе. Дуэли строжайше запрещены, кстати. А на каком-то этапе Пушкин, кстати, пообещал Николаю I, что в дуэлях участвовать не будет, хотя сам неоднократно в них участвовал. Он прекрасного стрелял, был очень уверен в себе. А Дантес, судя по всему, вообще-то был близорук, например, что для дуэлянта очень опасно, на всякий случай. Ну, так вот Дантес просит отсрочку на 2 недели, но не отказывается от дуэли. И через неделю делает предложение Екатерине Гончаровой. И опять всё обрастает двусмысленностями. Зачем он это сделал? Как его защитники, Дантеса, в свете он был популярен. Он был красавец. Девушкам нравился. Всё это он сделал для того, чтобы с одной стороны избавить Наталью Гончарову от грязных слухов, а с другой стороны вполне возможно, чтобы теперь уже Пушкин никуда не делся, и просто Дантес стал вхож в дом Пушкиных, потому что теперь он сначала жених, а потом он женился, реально стал мужем…

В. Дымарский― Екатерины.

М. Кузахметов― … Екатерины Гончаровой. Как всё это можно воспринимать. И Пушкин, несмотря на свое обещание Николаю I не участвовать в дуэли, опять там новые слухи, новый пасквили, и он вообще оскорбляет именно Геккерна, пишет ему такие злобные, гадкие послания, что уже невозможно ничего… Только кровь может смыть этот позор. Но так, как Геккерн – посланник, и Пушкин всё это знал, то на дуэли может участвовать только вот его приемный сын, сын за отца, Дантес. Ну, и вот она дуэль здесь в Петербурге на Чёрной речке в начале 1837 года. Памятник стоит на месте этой дуэли, потому что Дантес воспринимается каждый раз как злодей-убийца, который погубил Пушкина в расцвете сил. У Пушкина были грандиозные планы. Он там… Ну, у него всегда было начато много новых произведений. Он задумывал новые труды. Но если вот сухо судить по фактам, что произошло? Дантес выстрелил и попал Пушкину в бедро, потом пуля в живот. И в те времена эта рана оказалась смертельной. Ну, Пушкин тоже выстрелил. Причем Пушкин же нарочито хотел стрелять вторым, потому что был абсолютно уверен в своей меткости. И он попал Дантесу в палец. Правда, рана такая была безобидная. Тоже еще раз вот слухи – да? – соответственно. Якобы Дантесу пуля попала в пуговицу, а, может быть, и попала Дантесу в грудь, но он надел чуть ли не кольчугу под мундир. Какой трусоватый. Всё это не правда. Такого не могло быть.

В. Дымарский― Ну, якобы пуговица. Да.

М. Кузахметов― Ну, хорошо. Случайность. Не могло это быть подстроено или так специально коварно организовано. И что дальше происходит? Опять-таки мы всё возвращаемся к Николаю I…

В. Дымарский― Двор знал… знал же о дуэли? Не мог не знать.

М. Кузахметов― Там знали десятки людей. Тем более что дуэль была не стихийной, а отложенной. Там несколько месяцев…

В. Дымарский― Ну, конечно.

М. Кузахметов― … все эти события продолжались, отменялись, откладывались. Там опять-таки, ну, злодей. Ну, то есть как? Ненавистники Николая I уверяют, что, конечно, он всё знал и только и хотел, чтоб только эта дуэль поскорее состоялась, и Пушкина, этого вольнодумца, пристрелили. Но не может такого быть. Простят меня фанаты, пушкинисты, ненавистники Дантеса, потому что что дальше происходит? Пушкин умудряется, будучи уже смертельно раненным, он же прожил еще несколько дней и находился в сознании, он в переписке состоял с Николаем I всё это время. И… И что пишет в числе прочего Николаю I? Вот чувствую, что помираю, только вот хочу быть прощенным Вашим Величеством. Ну, не буквально, но почти примерно так. А Николай I присылает своего личного лекаря к Пушкину. Ну, вряд ли тот пришел с какими-то порошочками, чтобы Пушкина добить и не сделать ем спасительную операцию. Ну, конечно, ничего подобного.

В. Дымарский― Ну, нет, конечно.

М. Кузахметов― Пушкина пытались спастись… спасти, просто всё было… Ну, рана оказалась смертельной.

В. Дымарский― Нет, существует, кстати говоря… Ну, по поводу того, смертельно – не смертельно трудно сказать в том смысле, что существует очень много… Это можно найти и прочитать. Много заключений врачебных и уже с точки зрения сегодняшнего дня описано, можно было спасти Пушкина, нельзя было спасти Пушкина. Но большинство врачей склоняются к тому, что с учётом тогдашних возможностей медицины это было практически, видимо, невозможно. Да?

М. Кузахметов― Явно. Он был в Петербурге. Здесь хватало квалифицированных, ну, по тем временам врачей.

В. Дымарский― Ну, да.

М. Кузахметов― Это все-таки хирургия, а не зараза какая-нибудь. Да?

В. Дымарский― Ну, да.

М. Кузахметов― … хотя он от перитонита в итоге умер. Но неважно. В общем, мы возвращаемся к Николаю I. Что делает этот злодей? Я даже не про то, что он там погасил за Пушкина все долги, поручил выкупить заложенное имение, принадлежащее Пушкину, выделил деньги на содержание вдове и детям Пушкина пожизненное. Даже не в этом дело. Он устроил… Ну, по его поручению, конечно же, было проведено следствие, по результатам которого был приговорен к повешению Дантес. НРЗБ происходит невероятным образом. А равно и один из секундантов. В общем, в любом случае все-таки Дантес, он же еще и не русский подданный, а Николай I не такой злодей, как выясняется. Он же даже из более, чем 30 приговоренных к смерти декабристов большинство помиловал. И здесь он тоже помиловал Дантеса. Но закончилась карьера в России Геккерна, тот вынужден уехать за свое косвенное злодейство. Понятно, что и Дантес, который разжалован, лишен чинов, содержания, тоже, ну, это такая… такое свобеобразное помилование, вон из… из России. Скажи спасибо, что тебя не повесили. И впоследс?