Михаил КАШАЕВ: «Для моего возраста уже редко пишут пьесы»

Известному актеру Ивановского театра драмы, заслуженному артисту РСФСР Михаилу Кашаеву недавно исполнилось 70. Юбилей он отметил бенефисом – спектаклем «Король Лир», где играет заглавную роль. Мы встретились с Михаилом Борисовичем, чтобы поговорить об актерской судьбе, театре и… татарском языке.

Первым в стране сыграл главного героя «Лолиты»

- Михаил Борисович, количество ролей, которые вы сыграли на сцене за годы своего служения в театре, огромно. Есть ли какие-то общие черты в ваших, таких разных на первый взгляд, героях?

ДОСЬЕ

Михаил Кашаев родился в Барнауле, куда его семью эвакуировали из Сталинграда во время Великой Отечественной войны. Окончил филиал школы-студии МХАТ при Волгоградском драмтеатре. Служил в армии – в Воздушно-десантных войсках (совершил 451 прыжок с парашютом). Работал в Волгоградском театре драмы. Потом, по приглашению режиссера Константина Баранова, приехал с женой Людмилой Исаковой в Ивановский театр драмы. Супружеская пара служила в Астраханском театре, в театре Петропавловска-Камчатского, а в 1993 году они окончательно осели в Ивановском театре драмы. В 2001 году Михаил Кашаев стал лауреатом премии им. Л. В. Раскатова за роль Пиросмани в спектакле «Праздник одиночества» («Пиросмани») В. Коростылёва.

- Все мои персонажи близки мне как человеку. Я, например, не переношу подлости и предательства. И сам никогда никого не предавал, и в других этого не приемлю. Эти черты характера персонажей близки и мне.

- Были среди ваших ролей и достаточно, так сказать, спорные. Например, Гумберт в пьесе, поставленной по мотивам романа Набокова «Лолита»…

- Это было на Камчатке, в конце 1980-х годов. В тот период в СССР начали возвращаться все запрещенные авторы, которые вынуждены были эмигрировать. Тогда же стала появляться и запрещенная иммигрантская литература. Наш театр на Камчатке был прогрессивный, режиссеры ставили именно те спектакли, которые нравились им: цензуры как таковой не было. Поставить «Лолиту» захотел мой хороший знакомый, талантливый режиссер Михаил Морейдо. Так получилось, что пьесу по роману Набокова написал англичанин, а на русский язык ее перевел латыш, который вложил в перевод всю свою ненависть к русским (улыбается). Когда я открыл текст, сразу сказал, что это играть не буду: не переношу скабрезности и пошлости на сцене. Самого романа «Лолита» тогда в продаже еще не было, сравнить тексты не представлялось возможным. Того Гумберта, которого изобразил Набоков (по сути, больного человека), я играть согласился. Так и получилось, что я стал первым русским Гумбертом.

- Кроме скабрезности что еще не приемлете на сцене?

- Еще мат. Его всегда можно заменить другими, более мягкими словами.

Молодежь не знает о Станиславском

- О роли короля Лира мечтали, или это была неожиданность?

- Пожалуй, это единственная роль, о которой я мечтал и которая до сих пор была мною не сыграна. И она очень удачно подходила для юбилея. Только я попросил выпустить спектакль чуть раньше, чтобы иметь возможность играть ее до бенефиса, чтобы роль «уложилась», чтобы я с ней сроднился. Спектакль вышел в 2014 году, и, готовясь к бенефису, я был уверен в себе, уверен, что всё получится.

А в целом моя актерская судьба, на мой взгляд, сложилась очень удачно. С 30 до 50 лет я переиграл весь мировой репертуар, сыграл все роли, которые только мог. Сейчас уже сложнее, потому что пьесы редко пишут для людей моего возраста. В этом плане роль Лира для меня очень удачна: ему 80, мне пока 70, так что я теоретически могу играть ее еще лет 10. Но двух ролей я всё же не сыграл в свое время, а сейчас уже поздно. В мечтах остались Сирано де Бержерак и Протасов из «Живого трупа».

Актерская судьба тем не менее сложилась замечательно в том числе и из-за того, что я всегда придерживался правила «Люби театр в себе, а не себя в театре». У меня со всеми всегда были хорошие отношения, я никогда не ставил себя выше других.

- В 2014 году вы выпустили свой курс в училище культуры. С тех пор не преподаете?

- Да, я решил не набирать больше студентов. Учить их – достаточно серьезный труд. Дети после школы приходят необразованные. Как можно поступать в училище культуры «на артиста», не зная ни одного спектакля, ни одного корифея сцены? Неужели нельзя было поинтересоваться, кто такой Станиславский, Немирович-Данченко? Первый год будущих актеров приходится обучать основам, расширять кругозор, чтобы они понимали, что такое театр, для чего он нужен, что там происходит. Тратится много времени, а учатся они всего лишь четыре года. Чтобы преподавать, надо быть молодым, энергичным, а в моем возрасте это тяжело.

Но нашим последним курсом, который мы вели вместе с Людмилой Ивановной (Исаковой, супругой Михаила Борисовича. – К. К.), мы очень довольны. Ребята стали совсем другими, даже по выражению глаз. Тот факт, что они работают в разных театрах страны и очень дорожат своей профессией, нас радует: значит, всё не зря! Регулярно звонят, рассказывают, что у них происходит, и мы всячески их поддерживаем, стараемся не терять из виду.

Дед давал подзатыльники, если я говорил по-русски

- Вы являетесь руководителем театра-студии «Милятим» при воскресной татарской школе. Какие спектакли ставите там?

- Так получается, что мы очень плотно работаем с творчеством Туфана Миннуллина: все пьесы, которые мы ставим, написал он. К апрелю готовим премьеру (спектакль «Дочки и матери»), сыграем его в Доме национальностей.

Когда мы начинали, работали в основном с молодежью. Теперь у нас в труппе и взрослые люди. Самое главное для меня – чтобы татары не забывали свой родной язык. И спектакли мы ставим на татарском, так что в театр набирали людей, свободно на нем говорящих. Конечно, бывают и исключения: например, когда ставили первый спектакль «Родословная», взяли на одну из ролей девушку, которая вообще не говорила на татарском, но очень хотела научиться. И она освоила всю пьесу наизусть – и свои слова, и партнеров по сцене. С этим спектаклем, который, кстати, высоко оценил автор пьесы – Туфан Миннуллин, мы ездили в Казань и в Москву.

Конечно, взрослых артистов сложно собрать на репетиции: у всех свои дела, семьи, дети, не всегда есть свободное время. Да и помнят родной язык далеко не все татары. Молодежь, живущая в России (и даже в Казани), говорит чаще всего только по-русски. Несмотря на то что у меня кровь татарская и с татарами я общаюсь плотно, сам я по-татарски не говорю, но всё понимаю. Я всю жизнь прожил среди русских, родной язык знали только отец с матерью и бабушка с дедушкой, к которым меня отправляли на летние каникулы в деревню. Там вся деревня говорила по-татарски, дед давал мне подзатыльники, когда я разговаривал по-русски. Наверное, с тех времен родной язык и остался в памяти.