Здесь воздух пахнет хлебом и свинцом

У выхода из грозненского аэропорта в ожидании клиентов, но не теряя чувства собственного достоинства, стоит с десяток таксистов-чеченцев. «Куда едем?» — деловито обращается один, оценивающим взглядом окинув меня с головы до пят и, похоже, приняв за журналиста. «Мне бы в столовую «Харе Кришна» — и поспешно предупреждаю,  — «Только денег у меня нет». Мгновенная метаморфоза — хмурое, заросшее щетиной лицо растягивается в улыбке, обнажая золотой ряд зубов. «А-а, Харе Кришна... Садись, подвезу!» Он  хлопает меня по плечу, и через пять минут мы уже трясемся в стареньком «жигуленке» по разбитому танками шоссе и, минуя последний блокпост, выезжаем на городскую трассу...

Центр города. Выгоревшие, как спичечные коробки, и выпотрошенные многоэтажки покрыты черными. пятнами копоти. Вокруг валяются искореженные остовы машин. На этом фоне вид пасущихся на мусорных кучах тощих коров и играющих в мяч детей кажется фантасмагорией. Пустые глазницы окон, кое-где затянутые тусклой полиэтиленовой пленкой, изрешеченные пулями и иссеченные осколками фасады домов и завалы строительного хлама на тротуарах — таков нынешний облик еще совсем недавно цветущего и опрятного Грозного.  Обгоняя, стремительно проносится колонна БТР с увешанными оружием рослыми солдатами-контрактниками в косынках «а-ля Шварцнеггер».

Приученные войной смотреть  на все как на мишень, они провожают нашу машину долгим взглядом сквозь черные очки, от которого становится несколько не по себе... Вообще, пристальное внимание окружающих — это то, к чему в Грозном после вежливо-безразличной столицы привыкнуть сложнее всего. Где ни появляешься, внимательный взгляд на спине неотвязно следует по пятам. Напряжение в воздухе настолько сгущено, что кажется, в любую минуту может пролиться тяжелыми свинцовыми каплями. Единственное облегчение — ставшие нашей униформой майки канареечного цвета с броской эмблемой и надписью спереди и сзади «Харе Кришна — Пища жизни. Международная благотворительная программа». Здесь они надежнее бронежилетов.

Поворот к столовой «Харе Кришна — Пища жизни» находим без труда. К этой одноэтажной кирпичной пристройке, где больше года назад обосновались добровольцы-кришнаиты, непрерывным потоком тянутся люди с бидонами, кастрюлями и пластиковыми бутылками из-под «Фанты». Подъехав к выходу, водитель наотрез отказывается от протянутой десятки, но с детской радостью берет небольшую упаковку со сладкими кокосовыми шариками - гостинец из храма Кришны. в Москве. Разворачиваясь, он на прощание машет нам рукой...




«Пища жизни» — из рук в руки
Внутри столовая «Пищи жизни», в которой живет и работает команда преданных, удивляет непритязательностью, чистотой и совершенно неожиданным среди окрестных руин духом свежеиспеченного хлеба. Для здешних обитателей в порядке вещей месяцами ночевать в спальных мешках и по нескольку раз на дню мыть дощатый пол до блеска. «Мы неприхотливы и стараемся больше думать на духовные, а не на бытовые темы, — говорит один из «пионеров» программы в Грозном, 30- летний питерец Виктор Макаров. — Иначе в военной обстановке просто не выжить. Если беспокоиться лишь о собственном комфорте и благополучии, что тогда останется людям?»

Встают здесь засветло — в три часа утра. Напряженную тишину ночи еще разрывают пугающе близкие автоматные очереди, гремят отдаленные раскаты канонады. «К стрельбе мы давно привыкли. Без нее уже и не спится, — улыбается земляк Виктора Сергей Бугаев, бессменный повар миссии с марта 95-го. - Больше тревожат перебои с продуктами. Если станем — две тысячи человек останутся без куска хлеба». Он зажигает газ пол четырьмя гигантскими котлами, включает старый «Шарп» с мелодичными индийскими напевами и начинает ловко орудовать в баке деревянной лопатой. Сергей передвигается на костылях — неделю назад он обварил ноги кипятком, но не оставил свой ответственный пост.



Помещение, в котором кашеварят последователи древней религии, до войны было столовой школы-интерната Заводского района Грозного. Некогда красивый облицованный гранитом трехэтажный особняк с балконом и сводчатой крышей теперь выглядит, как большинство зданий города, — провалившиеся перекрытия, скрученная в спираль стальная арматура и обугленные рамы выбитых окон. Но столовая чудом уцелела. После тщательной уборки и ремонта здесь были установлены 250-литровые котлы, целая батарея газовых плит и прочее кухонное оборудование, которое смогла собрать по разбитым ресторанам и кафе районная администрация. Когда подключили воду и газ, преданные начали готовить и развозить по всем четырем районам Грозного горячие обеды, спасшие жизнь многим горожанам.

Вот одна из спасенных. На почерневшем распухшем лице Зои Кономы слезы оставляют светлые дорожки. Ей сорок два, но поредевшие зубы, спутанные свалявшиеся волосы и пропитавшееся тяжелым запахом изорванное пальто старят ее лет на двадцать... «Когда осталась без дома? Голубчик, да сразу как война началась. И дом сгорел, и мужа убило. Жила два месяца в бомбоубежище — голодно, холод- но. Воду набирали аж за два километра, чтобы попить, помыться. А сейчас ночую в кустах, вот только Харе Кришна дает кушать — кашу, булочки... У меня ведь это... файненшл дификулти*  Понимаешь, да?»
____________
*финансовые затруднения (англ.)
____________

Зоя — бывший главный экономист одного из крупнейших предприятий Грозного. Уроженка Петербурга, она потеряла в этой войне все — семью, работу, здоровье и будущее. Уже больше года ее сгорбленная фигура каждый день появляется у раздаточного окна, и дрожащие руки торопливо прячут в котомку банки с дымящейся кашей и напитком из шиповника. Рядом с ней в очереди стоит ветеран двух войн Виктор Иванович, чеченка Яха с двумя маленькими дочками — Чипой и Фатимой, овдовевший отец трех детей ингуш Магомет и учительница с сорокапятилетним стажем, а ныне пенсионерка Нина Семеновна.

Людей разных судеб и разных национальностей, которых так и не смог помирить «дружбы народов надежный оплот», теперь сближает голод и разруха...  Часть горячих ароматных булок, каши и напитка перекладывают в алюминиевые баки и грузят в салон единственной машины — медицинского УАЗа. Водитель из Оренбурга Саша Лисоволенко заводит двигатель, и мы отправляемся в путешествие по Грозному, где в девяти точках уже ждут своего насущного хлеба. Здание детского сада по надежности напоминает карточный домик — дверной косяк страшно задеть плечом. Просевшие потолки так низко и угрожающе нависают над головой, что, войдя внутрь, машинально втягиваешь голову в плечи.

Несколько девочек в пестрых платьицах вдруг выскакивают из дверей и стайкой наперегонки мчатся к машине: «Кришна приехала! Кришна приехала!»
Две из них уже тащат заранее приготовленные ведра и пластиковые пакеты для хлеба. «Они вас с утра дожидаются. Как приезжаете — в классе не удержать, — воспитательница, пряча улыбку под строгим выражением лица, тщетно пытается утихомирить галдящую детвору, облепившую наш УАЗ. — У многих дома шаром покати. К тому же им непривычно видеть таких, как вы. За войну всякого насмотрелись — жестокости, подлости. Трусости...»



И немного смущенно добавляет: «А вы не могли бы побольше привозить? Преподаватели у нас тоже голодают...»  Нетерпеливо сигналит Саша — нам пора в путь. Усевшийся на задний бампер сорванец долго едет с нами, пока Саша не тормозит и не сгоняет его на землю. Мы отстаем от графика на полчаса, а впереди еще дом престарелых, 1-я горбольница, тубдиспансер и четыре районных собеса. Собравшиеся там люди уже с нетерпением вглядываются вдаль — не показался ли знакомый серый фургон с солнечными эмблемами на бортах. Каждый час задержки оборачивается для стариков ожиданием, мучительным от неопределенности. Зная это, водитель жмет на газ, и мы летим по ребристым от танковых гусениц дорогам, обгоняя редкие автомобили, которые время от времени приветственно гудят нам вслед.

На войне, как на войне

Война в Грозном живет по соседству. Она — в ночных боях, настойчиво стучащих в окно, в минах, коварно притаившихся в придорожной траве и ждущих своей жертвы. Она — в зареве взорванных нефтехранилищ, которое путаешь поначалу с рассветом, в слезах бабы Тони, оставшейся на старости лет одной в разбитой заплесневелой комнатушке, в вопросе семилетнего чеченского малыша, который дергает тебя за рукав: «Э, а ты какой национальности?» Есть она и в повседневной жизни волонтеров милосердия.  Долгое время в десяти метрах от столовой была расквартирована российская войсковая часть. Посреди мартовской ночи преданных разбудил отчаянный крик молоденького караульного: «Они наступают!»

Завязалась ожесточенная перестрелка. Боевики обстреливали позиции российских войск с третьего этажа развалин интерната, и столовая оказалась меж двух огней. Больше полутора часов последователям Кришны пришлось, распластавшись, пролежать на полу. Но, похоже, противоборствующие стороны знали, что в помещении находятся мирные люди с благородной миссией. Когда стрельба утихла, добровольцы обнаружили лишь несколько пуль, застрявших в дверях кладовой с российской стороны. Все же не обошлось и без более серьезных инцидентов. В феврале на окраине города трое вооруженных бандитов захватили единственную машину миссии, выкинув водителя из кабины.

На следующий день УАЗ уже разыскивала вся республика. Но обнаружить его удалось лишь через два месяца в одном из пригородных поселков. Местные старейшины, вступившись за ребят, объяснили новым владельцам УАЗа, что он нужен для важного богоугодного дела. и скоро изрядно помятый микроавтобус вернулся на свой привычный мирный маршрут.  Порой специфика военного времени приводила к курьезам. На посвященный Дню победы торжественный вечер кондитеры-кришнаиты решили испечь небольшой тортик, чтобы порадовать ветеранов Грозного. Везти двухсоткилограммовое бисквитное чудо, украшенное лазурным земным шаром в обрамлении пальмовых ветвей, пришлось на грузовике «Газель».

Но перед самым въездом на территорию, Дома правительства, где проходи вечер, четыре БТР внезапно взяли «тортовоз» в плотное кольцо... В течение долгих десяти минут бригада саперов старательно обследовала торт миноискателями и протыкала нарисованный на нем символ мира специальным щупом. Но пацифизм вегетарианской кулинарии в конце концов восторжествовал, и торт пропустили внутрь. Видимо, только отсутствие под рукой тюбика со сливочным кремом помешало саперам написать на сладкой поверхности: «Проверено — мин нет».

Раздача пищи закончена, и мы возвращаемся домой. Возле блокпоста нас останавливает худенький, насквозь пропотевший под палящим солнцем мальчишка-патрульный в каске, бронежилете и с автоматом через плечо. «Ваши документы!». Старательно изучив паспорта и водительское удостоверение — обычная здесь процедура — он возвращает их нам и, помедлив, неожиданно спрашивает: «Ребята, а у вас поесть ничего не осталось?»  Осталось, и порядочно! Для таких случаев у нас всегда наготове несколько пакетов со свежим хлебом. Но вот только во что положить горячую молочную кашу?  ...Через минуту решение найдено, и счастливый солдат отходит от двери фургона, неся за ремешок каску цвета хаки, из которой клубами валит ароматный пар...

***

В иллюминаторе вертолета — исполинский язык пламени, который пылает на склоне горы, перечеркивая дымным следом небо.
Мой попутчик Майрбек говорит, что если огонь не потушить, нефть в скважине может гореть еще лет сто. А сколько еще гореть на Земле пожарам войны?