Сказка тысячи ногтей

О деде своем Федоте Оля и Света не знали до того дня, пока мать не сказала им, что он умер. Света спросила:

— Почему ты раньше молчала?

— Мы с ним много лет не говорили, сам он не хотел знать ни обо мне, ни о вас. Я и помалкивала. А тут приходит письмо с документами на наследство.

Света сделала стойку — мало ли, вдруг дедуля чокнутый миллионер? Мать сказала:

— Дом в дачном кооперативе «Озеро», разный хлам. Ничего особенного.

Света испытала эпичное разочарование, позвонила Оле, та расфыркалась еще сильнее.

— Ну, давай хотя бы халупу продадим, мне бабки нужны. Тем более, у нас доли равные.

Так решили сестры. Если какие нужные вещицы, поделят, если хламина — на помойку. День назначили, когда проедут в «Озеро» осмотреть дом. В письме дед сообщал, что ключи они возьмут у соседки, Груши Валерьевны. Всю дорогу ржали над именем, вот же дерёвня. Груша. Тетя Груша, дай покушать. Ржали, разинув рты, и чуть из-за этого не пропустили поворот на дорогу через лес. Едут, там глухо, темно, днем даже фары включить пришлось, матерятся сестры. Через каждые десять метров рядом с дорогой у сосен торчат палки, на которых насажены черепа человеческие. Света, сидевшая за рулем, заметила даже, как между деревьями кожа чья-то растянута.

Приехали в этот самый кооператив, кругом мрак полный, разруха. Пригорюнились, разозлились, пошли искать адрес. Дорога центральная сплошь ямы-лужи, грязь. Народу никого, как все передохли, даже собак не слышно. Идут Света и Оля, матерятся, пытаются поймать сигнал вышек, но смартфоны омертвели напрочь.

Нашли дом Груши Валерьевны. Оказалось, это старуха, кривая на один бок, хромая и с одним глазом. Сестры подумали, что сама Баба-яга, и хохотали. А та им ключ кинула, говорит, сосите шлюхи, и убралась. Сестры поорали, пошли по дедовому адресу.

Дача оказалась лучше, чем другие дома, а значит, продать больше шансов. Хотя в таком месте кто нормальный жить будет? Вошли в дом. Там вонища грязными трусами, табаком, всяким таким от старого козла. Внутри ремонт нужен, но тут сами будущие хозяева пускай разбираются.

Начали сестры вещи сверять по списку: в основном, барахло. А на чердаке обнаружили то, что не было указано — старый сундук, запертый на висячий замок. Тут же и ключ нашелся, скотчем приклеен к боковине.

Удивились Оля и Света, открыли сундук. Там несколько магазинных пакетов и альбом со старыми фотографиями родственников, о которых девушки не имели понятия. И другие были фото, странные, много дед фотографировал женщин, причем самых разных, в разные годы. Лица у них испуганные, зареванные. Оля сказала:

— Извращенец какой-то дедуля-то.

Начали пакеты разворачивать, а там женские вещи, некоторые очень старые, с бурыми следами и грязью.

— Я же говорю — извращенец, — проворчала Оля.

— Ты на это глянь… это пипец, — Света, развернув пакет, лежащий на дне сундука, показала сестре его содержимое: вырванные женские ногти. Кое-где были с мясом, кое-где с кожей, где-то остался лак, где-то запеклась кровь. — Короче, наш дедуля, кажется, серийный убийца. — Под ногтями были еще фотки. Разрезанные на части женщины, лужи крови. Дедуля делал целые инсталляции из мертвых голов и столовых приборов.

— Я сваливаю! — Света рванула к выходу.

— Дай стой ты! — схватила ее за рукав Оля.

— Ты чо, это же капец просто. Он их всех убил!

— Ну да. И чего ты хочешь?

— Надо в полицию звонить! Его же так и не поймали, никто не знает!

— Как ты позвонишь, когда связи нет? — спросила Оля. — Давай лучше используем их. У меня у подруги салон, ногти наращивает. Ей и сбагрим — какие хорошие ноготочки. Посчитаем сначала.

Сели считать. Получилась ровно тысяча.

— Сто женщин, если он вырывал все ногти на руках, — сказала Света. Начала плакать, говорить, что страшно и зло близко, и надо домой.

— Ладно, поедем, раз так, — пробурчала Оля.

Домой поехать не смогли, потому что машина не захотела заводиться. Пришлось ночевать в дедовом доме, бросив на пол два матраца.

Ночью сквозило, но когда Света встала и вышла на крыльцо, оказалось, снаружи тихо, ничего не шелохнется. Зато двор залит резким насыщенным фиолетовым светом. В центре же стояла Груша Валерьевна в ночной рубашке и говорила старыми газетными заголовками — задом наперед.

Света вернулась в дом, взяла топор, лежащий у печи, и саданула старуху по лбу, расколов его надвое. Старуха повалилась на землю, все говоря и говоря о пятилетках и повышенных обязательствах. Света ударила ее еще несколько раз, пока не отделила голову. Тогда Груша Валерьевна заткнулась.

В дверях стоял голый, высокий и стройный молодой дед. Голова у него, впрочем, оставалась старой и бородатой, глаза дикие. Света поразилась размеру его члена, и тут дед кинулся к ней и схватил за плечи. Потом, шатаясь, Света вошла в дом. Оля ничего не знала, просто спала.

— Внучка, внученька, внучка, внученька, — дедовским голосом сказала Света, и когда комнату залил тот самый фиолетовый свет, начала наносить удары топором по голому телу сестры.

Сев потом в лужу крови и внутренностей, Света рвала себе ногти плоскогубцами, визжала, срывая голос, но рвала, пока ни одного в руках не осталось.

Вошла в дверь первая мертвая женщина, забралась в мешок с ногтями, лежащий на столе, и искала свои. Когда нашла, исчезла за порогом. Ее место заняла другая, и они сменяли друг друга.

Утром Света разложила части Оли во дворе, села в машину, поехала обратным путем в город. Держала руль вспухшими руками, покрытыми засохшей кровью. Глянула в зеркало заднего вида: бегут за машиной те мертвые женщины. Свои-то ногти Свет проглотила, в желудок надежно спрятала. Газу прибавила на шоссе, несется под двести, а они все бегут, не отставая. Фиолетовое солнце светит.

Обсудить