Смещение возрастных границ
Конечно в реалиях стран бывшего СССР при низкой продолжительности жизни, пенсионные реформы выглядят издевательством. Реакция людей понятна. Бежишь себе марафон, выдохся, а на последнем круге говорят, что до финиша еще пару километров нужно намотать.
Но с другой стороны, нижняя граница пожилого возраста в принципе передвинулась, и значительно.
Взять известную сказку о золотой рыбке. Старику и старухе там едва ли 50 лет. В брак пару веков назад вступали лет так в 16-17. По тексту к моменту действия пара прожила вместе 30 лет и 3 года. Складываем и получаем возраст старика и старухи 49-50. Кстати, на иллюстрациях 19-го века старуха еще бодрячком.
Это в позднейших редакциях персонажи совершенно древние.
Отсюда.
По каким же критериям определялся преклонный возраст крестьян пару веков назад, и как себя вели старики?
Устойчивой возрастной границы наступления старости крестьянская традиция не выделяла, хотя, как правило, стариками и старухами считали людей, достигших пятидесятилетнего возраста. Кроме того, крестьянин считал себя “стариком”, если женил старшего сына. В категорию же “престарелых” входили люди уже действительно старые, хотя это название перекрывало термин “старик”.
Большое влияние на норму стариковского возраста оказывал тягловый срок: к его окончанию “подгонялись” традиционные представления о физиологических изменениях, выражавшихся в двух основных признаках — невозможность иметь детей и утеря трудоспособности.
Возрасту соответствовала и одежда.
Старики, как правило, носили темную или белую одежду, не имели права на новое платье и взрослый покрой; обычно они донашивали свою или чужую старую одежду или им изготавливали из старой материи платье стариковского покроя, нередко напоминавшее балахон. Старики редко имели штаны (ходили в подштанниках), старухи вместо рубах и сарафанов носили глухую одежду типа сарафана без лямок или передники с рукавами… <…> В целом стариковская одежда приближалась к детской по це лому ряду признаков: практическое отсутствие половых различий, запрет на новое платье даже в праздники, отсутствие каких бы то ни было украшений, необязательность штанов (для мужчин) и даже перепоясывания и т. д.
Если наступление совершеннолетия обычно описывалось в крестьянских диалектах при помощи выражения «войти в года/лета», то о старике говорили, что он «вышел из лет» или что его «веки» (года) «изнемогают» (истощаются, кончаются).
Для аграрных обществ характерна концепция «ограниченного блага» (limited good), некогда описанная и проанализированная американским антропологом Джорджем Фостером. Согласно Фостеру, крестьянская культура воспринимает любые блага и ценности (экономические, социальные, культурные) как замкнутую систему — своего рода ограниченный ресурс. Поэтому любой дисбаланс в дистрибуции блага воспринимается членами крестьянской общины как процветание одних за счет других, как ситуация, требующая перераспределения ценностей. Отсюда выражение «чужой век заедать/заживать», подразумевающее, что «зажившийся на этом свете» старик несправедливо пользуется годами, принадлежащими другим людям.
С некоторой долей условности можно утверждать, что в крестьянской традиции старость воспринималась, прежде всего, как период ожидания смерти и подготовки к ней. В современной городской культуре тема смерти до определенной степени табуирована: разговор с пожилым человеком о том, что его ожидает скорая и неминуемая смерть, сочли бы бестактностью и дурным тоном. В деревне все обстояло (и обстоит до сих пор) несколько иначе: беседы о грядущей смерти, приготовление для себя «смерётной одежды» или гроба составляют важную и неотъемлемую часть субкультуры пожилых селян.
Хотя городская субкультура меняет отношение к пожилым людям, но и в повседневном, и государственном отношении к старикам часто проглядываются крестьянские истоки. Выражение "старость - не радость" никто не отменял.
В части описания критериев старости русской деревни использована статья: Александра Александровича Панченко "Образ старости в русской крестьянской культуре".