Росомаха в золотом свете

Росомаха — осторожнейший зверь, активный обычно ночью и в сумерках. Обитает по северам в Евразии и Северной Америке в тундре, лесотундре и тайге — в тех местах, где людей почти не бывает. Росомахи повсюду редки, их индивидуальные участки порой занимают тысячи квадратных километров — где тут с ней повстречаться? Промысловые охотники росомаху не любят, уничтожают ее всеми доступными способами, потому что она приманки из ловушек вытягивает, да и саму попавшуюся в капканы добычу портит. Демоном тайги зовут. Отчасти верно: росомаха — зверь-собиратель, зверь-санитар. Ее предназначение — очищать природу от погибших и ослабленных обитателей размером от мыши до лося. Отсюда ее мастерство в поисках останков животных, охотничьих ловушек и ненадежных охотничьих избушек со съестными припасами. Но в заповеднике нет такого понятия — вредный зверь. Все животные тут под охраной закона… В том числе и росомахи.

Долго я мечтал росомаху снять, но не получалось, хотя месяцами жил в тайге, ежедневно видел их следы... Сколько я их тропил, сколько в засадах сидел, но результата не было, всегда росомаха замечала меня издалека и убегала. Помните недавнюю историю про медведя шатуна? Вот погибший от голода шатун и помог мне снять первые кадры росомах в феврале-марте 2008 года. Его труп начали расклепывать пернатые стервятники — вороны и орланы. А через пару дней и четвероногий стервятник появился: я увидел рядом следы росомах. Сначала одной, потом двоих. В двадцати метрах от шатуна в трехметровой высоты снежном намете я нору вырыл, оборудовал под снегом настоящий бункер, заделал вход снежными кирпичами, оставил только дырочку для объектива. Двое суток наблюдал за росомахами, но они только ночью приходили, отгрызали от мерзлого медведя большие куски и в темноту утягивали. Видно, по тайге широко информация разошлась о погибшем медведе — на третьи сутки наблюдений стали приходить четыре разные росомахи, грызли останки с разных сторон, иногда схватывались между собой. Но я это видел при неясном свете луны, снимать было невозможно. Остались от медведя лишь шкура, позвоночник и голова — а у меня ни одного кадра. А на четвертые сутки стали приходить шесть росомах! Конкуренция между ними стала столь высокой, что слабейшие могли подойти к еде только перед самым рассветом, когда уже можно было снимать. Появились первые кадры росомах-доходяг. От медведя почти ничего не осталось. Кончились мои силы сидеть под снегом: отсырела вся одежда и спальный мешок, холод донимать начал, от неподвижности я ослабел. Вылез на свет божий, добрел до избушки, отогрелся, горячий кофе сделал — силы появились. На снегоходе перевез мерзлые останки медведя прямо к избушке. Занавесил все окна, чтобы внутри темно было, высунул объектив в форточку. То есть избушку в сухой, теплый и удобный скрадок превратил. Ночью все шесть пришли! И до рассвета остались — к ужасу Лизы и Лизовины, которые боялись росомах, как огня. На восходе солнца, когда от медведя уже ничего не осталось, росомахи исчезли, кроме одной, которая обошла избушку, чтобы убедиться, что все доедено. В этот момент я свой лучший кадр сделал, который самый верхний, с росомахой в ореоле золотистого света, с лапами-лыжами, которым глубокий снег и огромные северные расстояния не страшны…

А теперь я жду новых встреч с этим зверем...