Эмтегей 1985. (ч.3)
По прямой, от стойбища до отметки на карте, совсем близко, километра полтора, не больше. Но с учётом подъёма по серпантину, выходит километра четыре. А это почти час пешей прогулки, поэтому Вася предлагает сыграть в «Двадцать одно». Очень удобно, кстати, для игры в эту игру стол совершенно не обязателен, и мы прямо на ходу начинаем баталию: - «Ещё. Ещё. Пас. Себе…Ммма! Перебор», и так далее. Быстрее время летит, и усталость не так заметна.
Фото Евгения Радченко
Внезапно оказываемся у вертикальной серой скалы. Справа лиственницы расступаются, и нам открывается фантастической красоты панорама долины Аян-Юряха. Вид неземной, какой то инопланетный. Извилистое русло реки небесно-голубого цвета, извиваясь, рыскает от одной стороны долины к другой, то появляясь на открытых участках, то теряясь в зелени гигантских тополей. Противоположная сторона долины словно выстроена из гигантских пирамид, прижавшихся друг к другу. Их подножия образуют высокую вертикальную стену из базальта, о которую с рёвом бьются голубые волны реки, образуя гигантские шапки из пены. Свистит ветер в ушах, а сердце переполняется восторгом.
Приходит мысль о том, что если бы каждый человек на Земле, хотя бы раз в неделю мог созерцать эту величественную картину, то плохих людей просто не осталось бы. Невозможно себе представить, что зло смогло бы проникнуть в душу человека, которого окружает величайшее Божье творение, по сравнению с которым, всё, что создал человек, все его небоскрёбы, гигантские корабли и аэропорты, всё это оказывается такой жалкой пылью, что и говорить о ней не хочется. Единственное, чем можно восторгаться бесконечно, это наша Земля. Но мы её не создавали. Мы гадим на ней. Уродуем, пытаем её, истязаем траками гусеничной техники, ножами бульдозеров, ковшами экскаваторов. За что мы так к своей Матушке?
Она кормит и поит нас, пытается разговаривать, а мы, вместо благодарности, калечим её, и не хотим даже услышать. Достойны ли мы жить на ней дальше? Ответ один. Конечно нет! Однажды, чтобы спастись от смерти, она, Матушка, будет просто вынуждена стряхнуть с себя своих мучителей паразитов, возомнивших себя, венцом творения. Так олень летом в тундре, не выдерживает страданий, которые приносят ему паразиты, расплодившиеся в густой шерсти, и залезает по самые уши в озеро, или речку с ледяной водой. А выжившие паразиты, затем, наверняка пишут «святые книги» про ужасный потоп.
Размышления прерывает Вася, который встал на краю пропасти, и с идиотским выражением на лице, раззявил рот, подставляя его порывам горячего ветра. Щёки смешно раздуваются, а ветер, попадая в ловушку, свистит как паровозный гудок, меняя тональность, по мере того как Вася сужает губы, или наоборот, раскрывает рот пошире.
- Ща-ас усач, или овод ка-ак даст тебе в глотку, вот мы посмотрим потом, как ты будешь улыбаться. – Смеётся Лихой. - Ладно, идём уже.
Да. Любоваться красотами, и дурачиться нам некогда. Нужно отыскать реперный столб, и от него произвести разметку первого квартала, чтобы на местности делянка визуально соответствовала отмеченному участку на карте бригадира. Идём по азимутам в две стороны под прямым углом друг к другу, и на протяжении линий делаем топорами затёсы на стволах лиственниц. Затёсываем в конце каждого луча ещё по два репера, и от них размечаем оставшиеся две стороны квартала. Работа не тяжёлая, скорее приятная. И мы очень быстро успеваем её закончить полностью.
Любовные страсти бурундуков.
Дорога домой заняла вдвое меньше времени, и мы, взбодрившись от речной прохлады, повеявшей к вечеру от реки вверх по склону сопки, быстрым шагом выходим на поляну. Картина маслом. Из палатки доносится храп деда, а Позин лежит у костра, свернувшись калачиком. У самого носа пустая бутыль, объёмом 0,7 литра из под «Привета от Фиделя», а на боку у Толика бурундук «исполняет свои супружеские обязанности» со своей бурундучихой. Ну или с чужой, не знаю, как у них там принято в их бурундучьей нации. М громко хохочем, отпуская шуточки в адрес Толика, а тот ничего не понимая, спросонок, хлопает глазищами, и всё шлёпает своими уникальными губами, похожими на два стоптанных башмака.
- Ну чё? Чё ржёте, олени?
- Толяа-ан! Это пипец! Ты тут спишь, а прямо на тебе бурундуки еб..ся!
- Иннах Лось, ты меня нервировать начинаешь.
- В натуре, Толян, он правду говорит, - хохочет Вася, согнувшись пополам.
- В натуре у собаки куй в лохматой шкуре, - обижается Толик, - я тут для вас ужин готовил, старался, блин, а вы жлобы неблагодарные!
Ужин простецкий, но очень вкусный. Гречневая каша с тушёнкой у костра, в тысячу раз вкуснее самого изысканного ресторанного блюда. А потом долгие разговоры у костра, печенная, в золе, картошка, и чай. Литры чая. Цейлонский, со смородиновыми листочками, сорванными прямо позади палатки, и дикой мятой, заросли которой дед «надыбал» недалеко на лужайке.
Правда, то, что для нас чай, для деда бурда-бурдой. Чай в его понимании, это пачка чая весом в пятьдесят граммов, заваренная в пол-литровой кружке. Это называется «чифирь». Убойный напиток, действующий на человека так же, как бензин действует на костёр. Зеки на зоне, не имея доступа к алкоголю, пьют чифирь. И многие, не могут расстаться с этой привычкой даже после выхода на волю.
Наш Иваныч тоже предпочитает алкоголю чифирь. Сядет на корточки (так он может сидеть долгими часами, не вставая, и не разминая ног), и хлебает чёрную густую жидкость из эмалированной кружки, закусывая кусковым сахаром. Закусывает потому, что бесполезно пытаться подсластить сам чифирь. "Чай" настолько концентрированный, что сахар уже не растворяется.
Визит хозяина.
Ночи в это время белые, солнце за горизонтом полностью не скрывается, поэтому ощущение времени теряется напрочь. Только обнаружив, что на часах третий час ночи, отправляемся на боковую. Все семеро в одну палатку. Семеро козлят.
Несмотря на то, что на нарах немного тесно, засыпаю сразу же, но сплю чутко, улавливая каждый шорох, иногда просыпаясь от надсадного кашля Иваныча. Но под утро, когда, кажется, что спишь как убитый, снаружи палатки слышатся отчётливые звуки. Похрустывание веток, фырканье, потом забренчала крышка, остывшего котла… И тут я вспоминаю про предупреждение Лихого, о том, что мы напрасно оставили приманку для хозяина тайги на берегу, когда чистили хариусов. Мозг обжигает догадка: - «Медведь снаружи»!
Меня подбрасывает с нар, как на пружинах. Серёга подорвался синхронно со мной. Смотрим друг на друга безумными глазами, и в панике начинаем метаться по спящим телам товарищей в поисках единственного на всех дробовика. Он где-то под матрасом, но под каким, большой вопрос. Народ начинает возмущаться, а мы орём во всё горло, перебивая друг друга. Два Толика начинают дружно ржать во всё горло, и в это время слышно, как ночной визитёр стартует с пробуксовкой, и уносит свою задницу в лес, ломая на своём пути кусты и деревья. Он напугался наших криков гораздо больше, чем мы его.
Вылезаем с предосторожностями из палатки, и изучаем обстановку. Набедокурить мишка не успел, только крышку с котла снял, да остатки каши со дна вылизал. Зато оставил по пути эвакуации несколько лепёшек. Так я понял, что выражение «обосраться от страха» не фигуральное. Ну что теперь, надо постараться уснуть. Завтра, точнее сегодня, предстоит тяжёлый день. Только теперь мы все знаем, что древняя курковая «Тулка» двенадцатого калибра лежит с самого края нар, там, где место Лихого, а в сумке из под противогаза, рядом, в изголовье, семь или восемь упаковок с патронами, в двух из которых, из картонных гильз выглядывают свинцовые пули с острым носиком, и винтовыми бороздками на боках.
Только вот стрелять с двух метров в медведя из двустволки равносильно самоубийству. Прежде чем умереть, раненный зверь порвёт в клочья палатку вместе со всем её содержимым. Так что единственное, что остаётся делать в такой ситуации, это использовать «антимедведин». Точнее орать как можно громче, чтоб напугать хозяина, и принудить его к бегству.
- Серога! А знаешь что делать, если встретился с медведицей? – бубнит, засыпая Позин.
- Ну и чё?
- Крутить яйца.
- Да откуда же у медведицы яйца?!
- Не ей, дятел. Себе яйца крутить, потому, что они тебе больше не понадобятся.
Взрыв хохота в палатке слышен, наверное, даже в Хатыннахе.
Продолжение следует...