«Голова кружилась от запаха столярного клея, который мы ели в Ленинграде»
Совет ветеранов Казанского оптико-механического завода бережно хранит воспоминания детей военного времени, эвакуированных в Дербышки в 1941 - 1942 годах. Это и жители блокадного Ленинграда - семьи работников Государственного оптико-механического завода, и дети из Москвы, Смоленска. Их истории были собраны в книгу «Детство и война» Светланой Пановой. Мы публикуем некоторые воспоминания.
Блокада
Когда началась война, Ирме Царевой не было и 5 лет. Вместе с мамой и сестренкой, бабушкой и дедушкой жила она в Ленинграде на улице Моховой.
- Ленинград бомбили ежедневно, - вспоминает Ирма Алексеевна. - Есть было нечего, в день по хлебным карточкам выдавали 125 граммов хлеба. Мама делила пайку на три части: завтрак, обед и ужин. Хлеб запивали водой, которую таскали с Невы. Бабуля несла бидон, а я плелась за ней с чайником. С каждым днем все тяжелее было ходить на реку, мы все отощали от голода. В марте 1942 года умер дедушка. Перед смертью он постоянно просил кусочек сахара. Но где было его взять?
- Мне было 13 лет, брату 11, - рассказывает Александра Зимина. - Очень хотелось есть. Помню, в магазинах стояли подростки, опухшие от голода. Они старались вырвать хлеб у покупателей. Но сами были настолько слабы, что, если толкнуть не очень сильно, падали и уже не могли подняться. Утром из подъезда было трудно выходить: по этажам на лестнице лежали покойники - чем ниже этаж, тем их больше.
11 апреля 1942 года умер папа. Мы с мамой зашили его в наматрасник, и все трое тащили на первый этаж, чтобы похоронная бригада могла забрать. До сих помню, как голова папы билась по ступенькам. Похоронили его на Богословском кладбище. Яма была неглубокая, и я долго смотрела на кусок полосатого наматрасника. Помню, по проспекту, ближе к кинотеатру «Гигант», на улице лежали трупы, у которых были вырезаны мышцы на руках и ногах. Как-то мама взяла меня с собой на базар. Там какие-то ребята предлагали нам из-под полы куски мяса. Мне очень хотелось есть, и я плакала, умоляла маму купить. Но она прикрыла мне ладонью глаза и увела с базара.
Эвакуация
Галине Бланк на момент эвакуации из блокадного Ленинграда было всего 7 лет.
- До Казани мы добирались две недели, - вспоминает ветеран. - Помню, состав остановился на 804-м километре - с одной стороны густой сосновый бор, с другой - какие-то бараки, водокачка. На соседнем пути состав с имуществом ГОМЗ - его разгружали заводчане. Нас поселили в бараке. Мама и бабушка приспосабливались к новому быту. В первую зиму в Дербышках было очень трудно. Мама ездила в Арск, чтобы обменять вещи на продукты. Помню, как однажды она привезла зерно пшеницы. Долго варила ее, потом крутила через мясорубку и снова варила - получилась каша-мечта. Картофельные очистки мыли, варили, пропускали через мясорубку и жарили котлеты непонятно на каком масле. Однажды мама купила бутылку рыбьего жира. Как же было вкусно! И почему до войны я отказывалась проглотить всего одну ложку?!
Людмила Евстафьева родилась в Смоленской области. На ее долю достались бомбежки, оккупация фашистов. И лишь счастливое провидение судьбы сберегло тогда еще совсем юную девушку, можно сказать, ребенка, от гибели под снарядами и вражескими пулями. Затем была эвакуация на восток.
- 22 июля 1942 года рано утром мы, подростки 14 - 16 лет, прибыли на платформу 804-го километра, - вспоминает Людмила Алексеевна. - Целый эшелон - 1600 человек. Для нас еще не был построен барак в поселке Вагонстрой - так называлось в те годы место, куда мы эвакуировались. Несколько ночей спали на полу, пока не привезли топчаны. Определили нас в ФЗО №16, выдали шапки-ушанки, ботинки на деревянном ходу. В столовую, которая находилась в 7-м цеху, ходили строем. На завтрак обычно была тушеная капуста, изредка картошка, на обед щи и тушеная капуста. На ужин чечевица с растительным маслом, для нас она была самым вкусным блюдом. А хлеб давали по маленькому кусочку.
В 7-м цеху, где мы работали, было очень холодно, крыша дырявая - снег сыпался нам за шиворот. Спасала печка-буржуйка, которая стояла посредине цеха. Время от времени мы подходили греться. Уже через полгода работали со взрослыми наравне по 12 часов: с 8 утра до 8 вечера одну неделю и с 8 вечера до 8 утра следующую.
- Уставали страшно, - вспоминает Лидия Сурова. - Однажды сон одолел меня прямо на рабочем месте. Проснулась от того, что мой единственный пиджак затянуло в станок. Я в слезы! Слесарь станок наладил, пиджак, измазанный в мазуте, вытащил. Долго я его еще носила, все равно больше нечего было надеть. Голод постоянно был с нами, мы всегда хотели есть. В столовой нас в основном кормили брюквой, турнепсом, мерзлой свеклой. Картошка была деликатесом. Помню, как мы бегали на колхозное поле, собирали гнилую мерзлую картошку, чудом уцелевшую. Потом мяли ее, делали лепешки и пекли. Это помогало не падать замертво без сил у станков.
- Моя семья приехала в поселок Вагонстрой (ныне территория Дербышек) 25 августа 1942 года, - вспоминает блокадница Александра Зимина. - Я начала работать с первых дней. Вначале на стройке: макали щепу в горячую смолу и клеили пласты, щиты. Потом покрывали крыши бараков. В ноябре отправили в 8-й цех. Вначале поставили на чистку призм, затем перевели в экспедиторы. Я получала детали в цехах и переправляла в отделочный цех, потом на сборку. Ящики тяжеленные, а во мне бараний вес. Привязывала к ним ремень и тащила волоком по земле. Ходила в тапочках, сшитых из брезентовых рукавиц, - другой обувки не было. Однажды из цеха донесся запах, напоминавший запах столярного клея, который мы ели в Ленинграде. Мне стало плохо, закружилась голова, пришлось присесть, чтобы не упасть. Работали по 12 часов, а если выполняли план, то давали чибрики - пончики.
Школа
В школе №101 учились эвакуированные дети и дети из блокадного Ленинграда. Преподавали местные и эвакуированные учителя из Москвы, Ленинграда, Смоленска и других городов.
- Учителем физкультуры была Наталья Андреевна Гурвич - актриса балета Мариинского театра, - вспоминает Галина Бланк. - Она организовала хореографический кружок в школе. Преподавательница пения - актриса драматического театра Елена Кондратьевна Догадова. Вместе они смогли всех приобщить к высокому искусству: ставили балет «Щелкунчик», оперу «Князь Игорь» и другие постановки. Мы выезжали с концертами в казанские госпитали, участвовали в торжественных мероприятиях города. В 1943 году в новом бараке открыли школу-семилетку для девочек, и нас перевели туда. Очень холодно было зимой, сидели в пальто, варежках, чернила замерзали в непроливайках. На большой перемене нам давали по чибрику - пончику из ржаной муки и отрубей. Это был настоящий деликатес!
О чибрике вспоминают блокадники, заводчане и все, кто работал и учился в эти годы в поселке Вагонстрой. Сохранился даже примерный рецепт лакомства. Замешивалось дрожжевое тесто из ржаной муки и отрубей в пропорции один к одному. Жарились пончики на отработанном машинном масле. Выдавали их в качестве поощрения заводчанам и лучшим школьникам.
Возвращение
После окончания войны часть эвакуированных в Дербышки стала возвращаться домой. Но большая часть осталась - у кого-то в квартире поселили чужих людей, а кому-то не хватило денег на дорогу.
- Те, у кого остались в живых мужья, после возвращения их с фронта стали уезжать в Ленинград, - рассказывает Александра Зимина. - Но все было не так просто. Чтобы уехать, требовалось заплатить 60 рублей, найти себе замену в цеху и два месяца учить этого человека. Нам это было не по силам, так мы и остались в поселке.
- Мой папа сказал: «Нас Татария хорошо приняла в тяжелые годы войны - мы здесь и останемся», - вспоминает Галина Бланк. - До конца своих лет проработал он на КОМЗе и умер в 56 лет.