ПАТРИОТ
ГЕРОИ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ В АБХАЗИИ
Сергей Анатольевич Аршба родился в городе Ткуарчале в 1961 году. Окончив среднюю школу в 1979 году, поступил в Высшее военно-политическое училище в городе Львове. Через четыре года лейтенант Аршба по распределению был направлен в Военно-воздушные силы Северокавказского военного округа. Перед развалом СССР в 1990 году уволился из Вооружённых сил и вернулся в Абхазию.
– В 1990 году в армии появились первые симптомы развала советской системы, Советский Союз стал трещать по швам, уже не было того порядка и дисциплины, на которых меня воспитывали и учили, – вспоминает Сергей Аршба. – Когда я вернулся в Абхазию, мне посчастливилось познакомиться с большим патриотом и человеком с большой буквы Николаем Джонуа. Я начал работать с ним в газете «Айдгылара». В редакции нас было четверо: Коля – редактор, Мзия Бейя, Даур Миквабия и я.
Так военный политработник Сергей Аршба стал журналистом и оказался в центре национально-освободительного движения абхазского народа.
– Я воспитывался на моральных ценностях советской системы, – продолжает С.Аршба. – Поэтому для меня доминирующим аспектом моего эго был интернационализм, а национализм напрочь отсутствовал. За пять месяцев общения с Колей я стал ярым националистом в хорошем смысле этого слова, то есть человеком, любящим свою нацию. Я стал читать грузинскую прессу, выступления Гамсахурдия и Костава, у которых в то время был лозунг: «Грузия для грузин». На территории Абхазии стали появляться разношерстные грузинские военизированные формирования с криминальным уклоном. Жизненно необходимо было правильно им противостоять, сохранить свой народ от физического уничтожения. Всё это определило мою дальнейшую судьбу.
Помню, как-то на нашу газету хотел подать жалобу в суд председатель Цебельдинского сельсовета якобы мы опубликовали клеветнический материал о беспределе грузин по отношению к местному армянскому населению. Мы поехали разбираться в Цебельду – Дамей Квициния, Кристиан Бжания и я. После разборок они накрыли большой стол, поднимали за нас тосты, говорили, что мы их братья. И тогда Дамей сказал: «В отдельности вы все хорошие, а когда собираетесь вместе в Парламенте, что-то с вами происходит, вы в нас видите исключительно «апсуйцев», пришлых с Северного Кавказа и отобравших у вас Родину, врагов».
С января 1992 года – я в рядах Абхазской гвардии, возглавил взвод. Затем меня перевели командиром роты в Агудзеру, в которой было около 100 человек. Один из взводов возглавлял Лаша Когония, который погиб в ноябре 1992 года. Другой взвод – Динвар Асландзия, он погиб в 2001 году во время Кодорских событий. Тогда он уже был в звании полковника, возглавлял оперативное управление Минобороны. Был с нами и Беслан Цвижба, ныне заместитель министра обороны. Костяк роты был великолепным, офицеры, которые не задумываясь, готовы были отдать самое дорогое – свою жизнь ради свободы и независимости Абхазии.
Сегодня, мне кажется, что всё лучшее, что осталось у нас, осталось от СССР. За 25 послевоенных лет мы потеряли многое, что было создано советской системой. А новое создать не получилось, хотя, возможно, я сгущаю краски.
В середине девяностых годов силовыми структурами Абхазии в Галском районе контролировалась только трасса и центр Гала. Чтобы спуститься в нижнею зону приходилось задействовать не менее тридцати человек в полном вооружении и под прикрытием бронетранспортера. Однако колонны бензовозов и одиночных машин, груженных цветным металлом, сигаретами и прочим грузом без проблем продвигались к «экономическим» бродам через реку Ингур, которые контролировали криминальные бандформирования Дато Шенгелия. Так закладывался фундамент, начальный капитал отдельных представителей нашей финансовой элиты. А как у нас прошла приватизация государственных объектов, актива, доставшегося нам от СССР? Кулуарно, за бесценок, своим. А потом продажа их за десятки миллионов.
С болью в сердце говорит кадровый офицер Советской армии, полковник, командир Абхазской армии, кавалер ордена Леона, ветеран национально-освободительного движения и Отечественной войны народа Абхазии Сергей Аршба о сложной общественно-политической обстановке в стране. Он прошёл тернистый путь воина, патриота, человека, который в самое сложное для Родины время не бросил её, а героически отстаивал национальные интересы своего народа, самозабвенно защищал свою землю от врагов и тиранов, охранял границу своего государства от бандитов.
– В апреле 1992 года мы уже знали, что война с Грузией неизбежна, – продолжает С.Аршба. – Во всех властных структурах было двоевластие – от МВД до университета. Нужно было выиграть время, чтобы сорганизоваться, подготовиться, вооружиться.
С 1991 года Мушни Хварцкия занимался вопросами обеспечения оружием (с начала формирования Полка внутренних войск он был в числе его руководителей). В феврале 91-го Народный форум «Аидгылара» командирует нас с Геной Хашба и Ардой Миквабия в Ленинград: нам предстояло доставить в Абхазию оружие, которое Мушни каким-то невероятным образом скупал. Боюсь даже предположить у кого и каким образом. С того момента, как на Московском вокзале тогда еще Ленинграда, худощавый парень с густой черной аккуратно подстриженной бородой, протянув руку, произнес: «Будем знакомиться», – моя жизнь под влиянием неимоверной внутренней энергии этого человека существенным образом изменилась. Это был Мушни Хварцкия.
Почти неделю Мушни готовил оружие к транспортировке. Мы в этом участия не принимали: он не хотел подвергать нас риску. Мы наслаждались красотами города-музея. Нашим гидом и финансово обеспечивающим наше пребывание человеком был близкий Мушни человек из бзыбских грузин (чтобы не навредить, не стану называть его имени). Он уже года три жил в Ленинграде и имел кафе в самом центре города. Конечно, он был в курсе всего, чем занимался Мушни, не переносил политику националистов Гамсахурдиа, и помогал как мог, в первую очередь деньгами...
…И вот Мушни позвал нас. На Невском проспекте, в самом центре Петербурга, в подвальном помещении заброшенного дома, стояли два рюкзака и большая коробка из-под холодильника «Nord», аккуратно упакованная и обмотанная скотчем. В коробке – четыре пулемета Дегтярёва, гранатомет и карабины с боеприпасами. Мы вытащили все это на тротуар и стали думать: не в каждое такси войдет наш багаж. Колючий ветер, какой бывает в первых числах марта, продувал нас насквозь. От холода и напряжения мои зубы выстукивали чечетку. И тут в придачу к неприятностям погоды в поле моего зрения попадает милицейский УАЗ. Мы все четверо не сводим с него глаз, и УАЗ, словно заколдованный, начинает двигаться в нашу сторону… И тут Мушни стремительно бросается ему наперерез и, энергично размахивая руками, призывает патрульную машину остановиться. На переговоры с милиционерами уходит пара минут. Мы видим, как они утвердительно кивают и паркуются как можно ближе к нашей неподъемной ноше.
– Быстрее! – коротко бросает милиционер и, выйдя из машины, помогает грузить наш «багаж». И вот мы – все четверо – потеснившись, уже разместились на заднем сиденье. Милиционер, который нам помогал, интересуется: «Вы что, камни везете?»
– Мы – археологи, едем на раскопки, оборудование везём! – Мушни перехватывает инициативу в разговоре и до самого вокзала рассказывает что-то об археологии. Пишу «что-то», поскольку в слова в тот напряженный момент я даже не вслушивался. «Не знаю, какой ты археолог, но психолог – от Бога», – вот что думал я тогда. Так мы и подъехали к вокзалу на патрульной машине, потом свернули и оказались у нужного вагона. Кстати, перегрузили мы оружие из УАЗика тоже с помощью наряда ППС. Мушни обладал способностью магически действовать на людей (этого у него было в избытке!), а филигранный расчет обеспечивал успех его планам.
Больших трудов нам стоило перевозить оружие в Абхазию. Но хочу подчеркнуть особую черту характера Мушни, который мог с любым человеком найти общий язык – и с чиновником, и с бандитом. Он обладал какой-то магической силой, перед которой никто не мог устоять. В целях конспирации Мушни по всему Питеру в разных местах прятал оружие – в заброшенных домах, в подвалах.
Когда перед войной в апреле 1992 года, мы стояли на рубеже от Ингурского моста и до моря, нам удалось остановить продвижение грузинских формирований под командованием командующего внутренними войсками Грузии Ланчава, несмотря на многократный перевес в вооружении и численности со стороны Грузии. Патриотизм личного состава нашей гвардии зашкаливал. Мы готовы были даже на танк пойти с голыми руками.
Перед войной наш командир Владимир Георгиевич Аршба предложил заминировать обочины дороги перед рекой Галидзгой, подготовить фугасы и посадить подразделение, которое в нужный момент подорвёт вражескую технику. Однако это предложение часть наших абхазские депутатов не поддержало, мотивируя, что это будет равносильно объявлению войны. Настораживает и вызывает удивление факт, что за два дня до начала войны Мушни Хварцкия направили в Гагру, Владимира Аршба тоже вызвали в Сухум. Таким образом агудзерский батальон Абхазской гвардии 14 августа 1992 года оставался без старших командиров. Мне пришлось взять командование на себя. Поступил приказ от Гиви Камуговича Агрба выдвигаться к Келасурскому мосту, подготовить его к взрыву и организовать оборону в том районе. Выезжаю я из Агудзеры на трассу, и моя машина с 25-ю солдатами срочной службы 18-19 лет попадает прямо в колонну грузинских танков, причём не в первую, а уже во вторую. Двадцать вражеских гранатомётчиков берут нас на прицел. Вот такая дезорганизация была в первый день войны. Нас взяли в плен и закрыли в подвале. Меня поместили отдельно от моих ребят. Затем под охраной завели в комнату, где я увидел высокого холёного мужчину в гражданском костюме. Он представился. Это был Тэдо Пааташвили – член Госсовета Грузии, председатель партии «Хартия-91 за мир и гражданское согласие в Грузии». Вся комната была пропитана дымом от марихуаны. Пааташвили предложил мне выступить по телевизору, агитируя абхазов не брать в руки оружие. Я отказался. «Тогда придется расстрелять твоих пацанов, – сказал он. – Как мы это делаем, ты знаешь». За день до этого я видел как расстреляли молодого парня, Габуния. И добавил: «А тебя подвезём к Красному мосту и отпустим, и пусть с тобой разбираются их родственники». У меня не было выбора, я согласился, но с условием, что текст напишу сам. Мне пришлось... Это была плата за жизни моих ребят. Затем меня с моими ребятами перевели в Драндскую тюрьму. Через 12 дней обменяли на военнопленных грузин.
А затем война... Я собрал группу, мы находились в районе моста в Верхней Эшере. Потом меня ранило, оперировал Андзор Гоов. После госпиталя был командиром разведроты, командиром батальона специального назначения, начальником штаба батальона «Горец». Когда освобождали Сухум, я был командиром этого батальона. После войны опять разведка в Кодорском и Галском направлении. Меня всегда возмущал факт, что партизанами называли бандитов, которые бесчинствовали в лесах Гала и Кодорского ущелья. Никто из абхазских чиновников не удосужился открыть словарь и прочитать значение слова «партизан».
То, что сегодня мы имеем независимое государство, это заслуга двух-трех тысяч человек, за которыми пошли, которым поверили. Благодаря этому мы сегодня живы. А по спискам сегодня ветеранов войны 25 тысяч. Случаи, когда командиры вносили в списки ветеранов войны людей, которые держали оружие 2-3 дня, не редкость. А мотивация была следующей: «Его могли же убить в течение этих трёх дней?». Поэтому сегодня у нас такая картина. Комментарии тут излишни.
После ранения в декабре 1992 года Сергей Аршба женился на Наире Какалия из села Мыку Очамчырского района. У счастливой пары сын Саид – экономист, работает в Министерстве по курортам и туризму, дочь Анна – дизайнер, работает в Центре народного творчества. В 2010 году Аршба Сергей Анатольевич уволился из Вооруженных сил Абхазии с должности исполняющего обязанности начальника разведывательного управления Вооружённых сил РА. Говорят, время лечит. Но эта боль вряд ли утихнет. Война – всегда война.
Русудан БАРГАНДЖИЯ