Концлагеря для отказников.Почему система сиротства в России — это геноцид детства
Несмотря на бум усыновлений и перелом общественного отношения к детдомам, система сиротства остается безнадежно жёсткой (см. также репортаж «После детдома»). Что происходит с системой и как её изменить, рассказывает один из ключевых в стране специалистов по сиротству, автор проекта «Наставнический центр Александра Гезалова», выпускник советского детского дома, автор книги «Солёное детство» Александр Гезалов.
В конце августа этого года общественность узнала о мальчике Серёже, которого морили голодом в стенах крымского детского дома «Ёлочка». История получила огласку только после того, как малыша через 10 месяцев борьбы за усыновление отвоевала приемная мать Ольга Крамная и написала пост в Фейсбуке:
«В свои почти 1 год и 11 месяцев Сережа весит 6 кг, когда он лежит, то выглядит как 6-месячный ребенок… У него деформирована затылочная часть головы оттого, что изверги, ухаживающие за детьми, просто его не переворачивали. Он не знает своего имени не оттого, что у него нет интеллекта, — он просто его не знает, а в сентябре ему уже 2 года».
- То, что произошло с Сережей в «Ёлочке» — это нонсенс? Исключение из правил? Или обычная практика?
- То, что произошло в «Ёлочке», — не сбой и не нонсенс, как пытаются сейчас это преподнести многие СМИ и чиновники. Это сегодня обычная практика для детских домов России. Так работает система в целом. По-другому она работать не может.
- Вы хотите сказать, что такое происходит чуть ли не в каждом доме ребенка? Сколько малышей в российских детских домах лежат сейчас в кроватках и не доедают?
- В «Ёлочке», как выяснилось, это 80%. В других учреждениях ситуация примерно такая же. И я повторюсь, это не сбой! И не нонсенс! Это система. Вдумайтесь, если дети находятся в ситуации банального недоедания, что уж говорить о каком-то медицинском уходе? Сотрудники «Елочки» находились на рабочих местах, получали зарплаты, имели всевозможные квалификации, гранты от государства, а дети оказались в такой ситуации. Все это происходило годами за закрытыми дверями!
- Но кто-то же должен был контролировать, что за этими дверями происходит? Неужели за все эти годы никто туда не приходил с проверкой?
- Те, кто контролирует и проверяет — Роспотребнадзор, прокуратура, — не на детей смотрят, они смотрят на бумажки. Им важна калькуляция затрат! Мяса выделили столько-то, молока — столько-то, а что это до ребенка не дошло по каким-то причинам — стресс у него, некачественный продукт закупили или это халатность сотрудников, — никого не волнует. Люди, которые приходят в эту систему и что-то там контролируют, тоже проходят стадии определенной деформации и эмоционального выгорания. Должен быть общественный контроль. А его нет.
Мой сын — ровесник Сережи. В два года он весит 16 килограммов, а Сережа — 6. Даже при всем эмоциональном выгорании сложно было бы не заметить, насколько истощены дети. Они же как из Освенцима.
Понимаете, какая проблема… «Ёлочка» — это специализированное медицинское учреждение, и за то, что происходит с больным ребенком в подобном учреждении, никто вообще не несет ответственности. «Он же больной, а что вы хотите от нездорового ребенка?» Это основной посыл, которым пользуются до сих пор, вместо того чтобы перестроиться на «он больной, но мы сделаем все, для того чтобы он стал здоровым». Почему у Сережи деформировался череп? Потому что его никто не поднимал. Его на руки не брали, его не переворачивали, он все время лежал в одном положении. Если вы посмотрите, то заметите, что у всех отказников из больниц голова сзади плоская — «топор» как называемый. Своего ребенка перевернешь на один бок, на другой бок, на животик положишь, стараешься, чтобы голова сохраняла форму. А здесь он лежит, питание получает, люди зарплаты получают. Кадров на всех не хватает! После моего поста о детях-отказниках в больницах установили камеры, вместо того чтобы поставить еще одну нянечку. Получается, что и спросить не с кого. Вы знаете, как проходит обычный день ребенка-отказника?
- Слышала про «один-два памперса на попу в сутки» и установку «как можно реже брать на руки». Сколько раз ребенка берут на руки?
- Да не берут его на руки!
- Что значит «не берут»? Вообще не берут на руки? Это метафора такая — для красного словца? Ну как такое может быть?
- Главная их задача — сделать так, чтобы дети заткнулись.
Вот смотрите: на 10-40 детей приходятся одна-две нянечки. Чтобы уделить ребенку время, взять его на руки, побаюкать, требуется гораздо больше нянечек. А их просто нет. Дети растут недоласканные, в ограничении. Ребенок не может получить тактильный контакт, необходимое взаимодействие со значимым взрослым, нормально поесть, чтобы бутылочку ему держали и видно было, что он ест.
- И даже над грудничками никто не стоит? Они же сами не могут держать бутылочку!
- Бутылочку никто не держит. (Александр качает головой и смотрит на меня с сожалением.) Её кладут рядом с ребенком на какие-нибудь тряпки и уходят, чтобы не приучать его к присутствию взрослого человека. А поел ребенок или не поел — это его проблемы. С памперсами такая же история: меняют не по необходимости, а когда есть время. У этого мальчика мы видим пролежни, свищ. Почему? Скорее всего, сотрудники просто не успевали менять ему памперс.