Реаниматолог из Италии описала развитие коронавируса: «Я боюсь»

По числу умерших от коронавируса в Европе на первом месте по-прежнему остается Италия. Количество жертв перевалил за 10 тысяч. Число заразившихся приближается к 100 тысячам. И пик эпидемии еще не пройден. Анестезиолог-реаниматолог Ирина Шлычкова работает в пригороде Болоньи. Ирина привела нам новые данные о коронавирусе, рассказала о происходящем и о своем страхе. фото: Из личного архива

Ирина Шлычкова больше двадцати лет живет и работает в Италии. Ее специализация – анестезиолог-реаниматолог. Недавно женщина выложила в соцсети пронзительный ролик о необходимости соблюдать самоизоляцию.

— Я никогда не снимала видео для соцсетей, только сейчас это сделала. Мне важно донести до россиян, что случится, если вы не послушаете призывы врачей, — начала Ирина Шлычкова. – Сначала хотела бы дать советы. Начну с масок.

Сейчас многие начали носить твердые маски-респираторы. Но они нужны только врачам, которые работают непосредственно с больными. Человек, который никогда не носил ее, просто не сможет в ней нормально дышать. Мы надеваем ее, когда находимся в непосредственном контакте с больным — интубируем его или перевозим в «скорой». Если у вас есть обычная маска, носите ее. Но запомните, маска — не панацея, она не спасет от вируса.

— У нас в аптеках нет никаких масок.

— В Италии была примерно такая же ситуация. Правда, сейчас маски стали появляться.

— Почему во всем мире возник дефицит масок?

— Вокруг этих масок никогда не было ажиотажа, кто их использовал в таком количестве? А теперь, когда все население планеты пытается ими экипироваться, естественно, они пропали.

Я не против масок, не поймите меня превратно. Для наглядности объясню. Ты чихнул, вокруг тебя образовалось «облако». Логично отойти и дождаться, пока оно рассеется.

Но здесь важны последние данные о коронавирусе, которые сделали сингапурские и японские специалисты. Ученые провели исследования на 22 пациентах, которые находились в палатах. Сделали забор воздуха перед уборкой палаты и после. Убедились – вирус не летает.

Он оседает на унитазе, раковине, на дверных ручках, металлических поверхностях, но в воздухе его нет. В тех инфекционных боксах, где обследуют больных, есть вытяжка. Так вот, вирус оседает только на фильтре этой вытяжки. Но не стоит пугаться, что вирус не разрушимый. У вируса — белковая оболочка, он легко разрушается хлором, 60-процентным спиртом и 0,5-процентным раствором перекиси водорода – это последние данные по тем веществам, которые его разрушают. До этого говорили, что вирус можно убить 30-процентным алкоголем – это не так.

— То есть дома нужно все обрабатывать хлором, спиртом и перекисью?

— В домашних условиях все проще. После улицы важно помыть руки с мылом. Но, когда вы открываете кран, то можете оставить вирус на кране. Поэтому закрыть его лучше локтем или смыть вирус с крана простой водой. Вирус — тяжелый, он уйдет с водой, его даже не придется убивать специальными средствами. Смыли вирус с крана, затем дезинфицирующими средствами протрите входные ручки, чтобы убить вирус, а не размазать тряпочкой.

— Действительно, вирус живет на поверхностях от 3 до 5 суток.

— Сейчас уже есть другое мнение — вирус живет до 9 дней на твердых поверхностях: на металле, земле, асфальте. Когда вы возвращаетесь с улицы, велика вероятность, что принесете вирус на обуви. Поэтому лучше обувь оставлять за дверью. У меня нет такой возможности, я сразу убираю ботинки в стенной шкаф – вирус тяжелый, он никуда не полетит с обуви. Не надо мыть и чистить обувь, просто уберите ботинки и закройте. Пусть вирус там остается, через некоторое время он сам по себе умрет.

«Умирают участковые врачи, те, кто на дому смотрел горло пациенту»

— Лекарства от вируса нет. В вашей больнице какие препараты сейчас используют?

— Я не стану озвучивать названия препаратов, чтобы народ не ломанулся в аптеки скупать лекарства. Могу лишь сказать, что методом проб и ошибок, итальянские врачи определились, что улучшись состояние пациентов помогает лекарство от малярии и ревматоидного артрита (часть экспертов утверждает, что эффективность этих препаратов не доказана — «365NEWS»). В нашей больнице пациентов лечат этими препаратами. Но даже они не убивают вирусы, у препаратов другая направленность. Непосредственно на коронавирус они не действуют, они, например, только снижают разрушающий эффект для легочной ткани. Когда вирус проникает в легкие, запускается воспалительная реакция, которую нужно блокировать. При тяжелом течение болезни, человека подключают к дыхательному аппарату, чтобы выждать период, когда организм сам выработает антитела и поборет вирус. Это случится, вы выкарабкаетесь, если у вас нет побочных заболеваний.

Карантин вводят, чтобы снизить волну заболеваемости, растянуть ее по времени. Важно дать возможность больницам приготовиться, чтобы помочь всем нуждающимся. В Италии упустили время. Сейчас говорят, что на севере страны в больницах не хватает седативных препаратов, чтобы облегчить страдания людей перед смертью.

— Как вам психологически работать в условиях, когда приходится выбирать, кого подключать к аппарату ИВЛ, а кого нет?

— В нашей действует своего рода предписание, что врач сам решает, кого подключить к аппарату, кого нет. Выбор остается на совести врачей. Мне не нравится, что я должна решать, кого спасать. Ведь я давала клятву Гиппократа, что обязана спасать всех. Но в условиях массового бедствия, включается закон медицины, что спасают тех, у кого больше шансов выжить. Это не мы придумали, это старые правила, которые существуют в медицине. Для меня такой выбор – самое страшное.

— Не боитесь заразить близких?

— Еще как боюсь. Я сейчас сижу в квартире, и меня накрывает такая же паника, как всех. Прихожу домой, сразу надеваю маску. За столом сижу в маске. Мое место теперь в торце стола, остальные сидят на другом конце.

У меня двое детей, муж и свекровь. Все они четвертую неделю сидят дома. Свекрови — 93 года, ее мы отселили в отдельную комнату, она оттуда никуда не выходит. Муж носит ей еду, у нее свой телевизор.

Удивительно, но я тоже стала немного психопатом. Например, недавно транспортировала больного, а сегодня почувствовала, как во рту появился «песочек», горло «скребет», тяжело дышать. Судорожно вспоминаю, что с того момента прошло больше 10 дней, инкубационный период закончился, значит, вряд ли я больна. Понимаете?

Психологически все это невыносимо. Тем более, когда обстановка вокруг нагнетается. Я ведь сама пытаюсь успокоить людей, а получается, что веду себя, как психопатка. Умом понимаю, вирусы всегда были и останутся. Но как мы можем обезопасить себя, что предложить? Мыть руки и дезинфицировать помещения хлоркой. Куда мы вернулись? Где все достижения в медицине? Выходит, ничего не добились в области здравоохранения, если в борьбе с вирусами ничего не изменилось.

— Правда, что пожилые уже не обращаются за помощью в больницу, понимают, что их не спасут?

— Я видела кадры, как пенсионеры лежали в палатах, к ним никого не пускали, они умирали в одиночестве. Представляете – лежат старички, и единственное, что могут сделать — рукой постучать по кровати, призывая к себе кого-нибудь. Вот они лежат и стучат кулаком.

Я работаю недалеко от Болоньи. У нас спокойно в больнице. В мое последнее дежурство, за 24 часа поступило всего 4 обращения, трое из которых – с коронавирусом. Люди не идут в больницу, предпочитают болеть дома. Потому что боятся, ведь теперь уже основными источниками распространения вируса являются медработники.

Когда идет такой наплыв пациентов, мы тоже заболеваем. Тесты нам не делают. Если у меня нет симптомов, я иду на работу, хотя могу находиться в инкубационном периоде. К сожалению, даже в Италии, европейской обеспеченной стране, тестов на всех не хватает. Их собираются ввести, но нет физической возможности проверять всех врачей. Хотя, на мой взгляд, медработников нужно проверять каждые три дня, чтобы врачи знали, что идут на работу с чистой совестью, никого не заразят.

— В Италии десятки умерших врачей.

— Сорок с лишним медиков умерли – это официальная статистика. В основном погибают участковые врачи – так они называются в России. В нашем городе зафиксировали одну смерть. Врач приходил на дом к пациенту с коронавирусом, посмотреть его горло.

— В Болонье ситуация не настолько критическая, как в Бергамо. Почему в одних городах удалось сдержать эпидемию, в других – нет?

— Эпидемия, которая началась на севере, дала нам время подготовиться. Мы выделили больницы под коронавирус, открыли отделения.  Интересный факт, что самыми подготовленными больницами оказались не современные, а те старые инфекционные клиники, которые уже закрыли. Их строили по-другому, в боксах располагалась специальная вытяжка, чтобы вирус нигде не летал. Потом при постройке больниц от прежних правил отступили, потому что никто не думал, что мир накроет эпидемия. По счастливой случайности, в Болонье еще не успели разрушить старую инфекционную больницу. Ее восстановили буквально за10 дней.

— Аппаратов ИВЛ в вашей больнице хватает?

— Пока хватает. Знаете, почему Италия осталась без масок и аппаратов? Потому что у нас их просто не производят, поставки масок шли из Китая и Индии. Аппараты мы заказывали в Германии. Мы остались ни с чем, когда поставки приостановили. Теперь у нас Armani стал выпускать защитные халаты, Ferrari перестали строить машины и делают дыхательные аппараты, хоть и примитивные. В Болонье один профессор и врач-реаниматолог изобрели «развилку», чтобы можно было к одному аппарату ИВЛ подсоединять двух человек.

— Я слышала, что, если пациент находится на аппарате ИВЛ, затем ему требуется долгое восстановление…

— Дыхательный аппарат – сложная система. Когда мы сами дышим, то мышцами раздвигаем диафрагму, воздух всасываем в себя. Когда пациента подключают к аппарату, все происходит наоборот: мышцы стянуты, в человека воздух вдувают, получается огромное давление внутри грудной клетки.

Когда 15 дней человек находится на аппарате ИВЛ, его сердце работает на износ, некоторые пациенты выходят после процедуры глубокими инвалидами. Если молодой человек справится с нагрузкой, что станет с пожилыми? Недавно один итальянский университет опубликовал свои исследования по этому поводу. Специалисты заявили, что  94 процента людей, которые были подключены к аппарату ИВЛ, благополучно прошли лечение, выздоровели, но их легкие выглядят будто «разбитое стекло» — есть такой термин. У пациентов образовался фиброз легких (процесс образования в легких рубцовой ткани, что приводит к нарушениям дыхательной функции – Авт.). Как минимум, 20 процентов нормального легкого теряется. Это много.

Я боюсь за своего ребенка. У дочки — врожденный фиброз легкого, не дай Бог наградить ребенка этим вирусом.

— На аппарате ИВЛ люди находятся 15 дней?

— В среднем 15 дней и больше. К ИВЛ подключают в крайнем случае. Сначала проводят неинвазивную дыхательную поддержку:  на голову надевают шлем, в который под высоким давлением подается кислород. Ужасная процедура.  Голова человека закрыта в этом шлеме. Врачи, которые пережили эту процедуру, делились, как им было тяжело, они умоляли коллег сделать им наркоз.

«Дайте попрощаться с родными, мне мало осталось»

   — Каждый день в 18.00 обновляют данные по умершим в Италии. Выглядит, как листок с фронта: сегодня в боях погибло столько-то человек. В нашей маленькой больнице, повторю, ситуация более менее спокойная. Поэтому меня в среду отправляют в другое место, где не хватает медиков.

— Вам страшно туда ехать?

— Страшно. Но, когда я вижу больного, страх отключается. Несколько дней назад, как я говорила, я перевозила 53-летнего пациента в больницу. Обычный фельдшер не мог его транспортировать, состояние больного оказалось тяжелым, пришлось его интубировать. Весь мой страх улетучился, когда я увидела, что мужчина пытался вдохнуть и не мог. В голове осталась одна мысль – как ему помочь…

Мы переписываемся с коллегами в чатах. Врачи рассказывали, что пациенты чувствуют приближение смерти, все просят медиков об одном: «Дайте попрощаться с близкими, мне мало осталось». Врачи звонят со своих телефонов, включают видеосвязь и дают возможность больному поговорить с родными перед тем, как его интубировать. Никто не знает, выживет человек после интубации или нет.

— Прогноз по Италии можно дать, когда эпидемия пойдет на спад?

— Несколько дней назад нам казалось, что наступил перелом, кривая смертей пошла вниз. А через два дня снова поднялась. Ориентируемся на Китай. У них с декабря началась эпидемия и до сих пор до конца не ушла. Думаю, летние отпуска мы проведем в изоляции. Готовимся к этому.

— На ваш взгляд, китайцы – крутые, что побороли эпидемию?

— Моя ошибка в том, что я не следила за Китаем. Это казалось так далеко, пока нас жареный петух не клюнул. Но я видела, как у них моют улицы, в Италии ничего подобного не делается.

Я живу в маленьком городе, население 18 тысяч. И у нас нет такой эпидемии, как в Бергамо и Милане. Тому есть объяснение – когда на севере начали умирать люди, наши засели дома, уже четыре недели никуда не выходят. Страх оказался сильнее желания прогуляться. Таким образом, мы избежали вспышки. Поэтому я ору на каждом углу: «Не покидайте дома, учитесь на ошибках других».

Причиной страшной эпидемии в Бергамо послужил футбольный матч 17 февраля, прошедший в Милане, набилось полстадиона болельщиков из Бергамо, половина – из Милана. Вот два очага. Потом во всей Италии начали появляться другие очаги. Я задумалась, как они возникают. Расскажу на примере.

Когда закрыли Кодоньо, Бергамо и Милан, в других городах люди продолжали работать, бары закрывались только после 18.00. И вдруг в одном маленьком городе, который на тот момент не являлся «красной зоной», произошла вспышка. Оказалось, 19 стариков собрались в ресторане поиграть в игру, типа домино. Во время игры они все сплевывали на пальцы, затем брали фишку. Все 19 человек в один день обратились в больницу с характерными симптомами.

— Есть ли шанс спастись регионам?

— Если в отдаленные деревни, провинции перестанут приезжать родственники из больших городов, оставят людей жить на своем хлебе и молоке, там эпидемии можно избежать и спасти деревни. Но мне кажется, это утопия.

— Государство вас поддерживает?

— Врачам предложили в марте выплатить по 100 евро. Медики отказались, сочли «премию» за плевок. Больше ни о каких надбавках я не слышала. У мужа был свой ресторан, бар. Он зарабатывал 2500-3000 евро в месяц. Обещали выплатить пособие — 600 евро. Пока тишина. Налоги с нас не сняли, дом у нас куплен в кредит, выплаты тоже никто не отменял. Италию поставили на колени, и подниматься мы будем очень долго.