Как Орский мясокомбинат на «религиозных предрассудках» бюджетные деньги потерял

История документа 80-летней давности

80 с небольшим лет назад, в начале 1938 года, депутаты Орского городского Совета встретились на экстренном заседании. Они горячо спорили: почему сверхсовременный (он был только-только построен) завод, один из самых крупных в СССР, вдруг стал допускать большое количество брака? Почему не выполняется план? Что стало причиной – мягкотелость директора? Или, может, вредительство со стороны начальника цеха? Кто, в конце концов, ответит за полмиллиона рублей, недополученных государственным бюджетом? Все эти споры разворачиваются на страницах протокола, который сегодня хранится в местном филиале областного архива.

 

Стойкость в вере, с которой пришлось считаться

В чем, собственно, заключалась проблема: весной 1938 года из орских магазинов исчезла колбаса. Она, строго говоря, и появилась-то относительно недавно, когда был запущен громадный Орский комбинат, а тут – снова исчезла. Даже на прилавках специального, так сказать, фирменного, магазина «Мясо» ее не оказалось. Трудящиеся, понятно, оказались недовольны.

Начало строительства комбината, 1931 год. Рабочие роют котлован. Фото ОКМ

Но трудящиеся-то ничего, им было не привыкать к временным трудностям, а вот что государство из-за невыполнения производственной программы лишилось полумиллиона рублей – это уже очень и очень серьезно. Кто-то должен был за это ответить. На дворе-то стоял 1938 год – год Большого террора!

Стали разбираться, что же происходит. Выяснилось, что в феврале 1938 года на комбинате было забраковано 230 килограммов готовой колбасы. Почти четверть тонны – внушительное количество! Объяснялся по этому поводу с депутатами некто Готовкин. Какую должность он занимал, точно не известно – вероятно, главного технолога:

— Я работаю с 36 года и по 38 год мною не забраковано ни одного килограмма колбасных изделий, но с 38 года мы видим, что работа колбасного цеха изменилась в худшую сторону, в феврале мы забраковали 230 килограмм. Здесь говорят, что Готовкин вредит, но, товарищи, у нас есть нацмены! Если мы баранью колбасу будем со свининой готовить, то как нацмен будет реализовывать ее? Я отказался выпустить ее.

Дальше объясняется, как это произошло: начальник (точнее, начальница) цеха Бусленко не досмотрела, и без ее контроля рабочие позволили себе нарушить технологию: в бараний фарш добавили свиного шпика. Если бы такая колбаса попала в продажу, нацмены (так в СССР 30-х годов называли представителей всех национальностей, кроме русских – в случае с Орском, конечно, речь шла в основном о казахах и башкирах) такую колбасу есть бы не стали – и ее пришлось списать в утиль.

Фрагмент протокола 1938 года

Чем особенно удивителен этот факт… Вдумайтесь: 1938 год. Война с «религиозными предрассудками» в разгаре. Дети выходят на демонстрации с лозунгами вроде «Пионеры, бейте тревогу: ваши родители молятся богу». Все культовые сооружения, действовавшие в Орске до революции, закрыты. Из церковного кирпича двух снесенных православных храмов выстроен театр. В кельях женского монастыря живут красные кавалеристы. Минарет Нагорной мечети вместо полумесяца украшает антенна, а в ее молитвенном помещении действует радиостудия. Священники и муллы давно исчезли в лагерях… И вот в этой ситуации орские мусульмане отказываются есть колбасу с добавлением свинины! И отказываются так упорно, что руководство города – сплошь, разумеется, партийное и верящее только в светлое будущее с товарищем Сталиным – вынуждено с этим считаться!

Согласитесь, эта деталь ярко характеризует население тогдашнего Орска.

 

Заслуживают уголовной ответственности, но пока – только предупреждение

Но 230 кило колбасы – это, так сказать, вершина айсберга. Далее выяснились и некоторые другие пикантные подробности, демонстрирующие недостатки руководства. 

Здание мясокомбината, 1942 год. Фото Орского архива

Вот, например, начальник колбасного цеха Бусленко и мастер Тупаев не сошлись характерами и «начали друг друга есть». Рабочие ночной смены, за которыми должен бы приглядывать составитель фарша комсомолец Фролов, куролесят по-своему: «вы приходите утром в цех и обнаруживаете сургуч с бутылки и самую бутылку – люди выпивали». Колбаса коптится на сырых дровах, потому что сухих не завезли, а трудящиеся потом мучаются желудками из-за низкого качества продукции... В общем, вопиющая бесхозяйственность!

— Здесь надо так положение обрисовать, как халатно-преступное. При этом положении где же дело пойдет? – негодовал некий товарищ Фадеев, вероятно, член президиума Совета или представитель горкома партии. – Вейсман опустил руки… Ему надо делать распоряжения, а к нему приходят и очки втирают, а он запутался и ничего сделать не может. Я говорю: ты давай крепкие распоряжения! Пока ты директор, чувствуй себя по-директорски, чтобы у тебя хозяйственное руководство чувствовалось. Вправляй мозги людям! Вы должны здесь сказать, исправите завтра положение или нет. Если нет, то отдать под суд!

Итак, дело стало принимать весьма опасный для Вейсмана (директора завода) и Бундина (главного инженера? заместителя директора?) оборот.

Фрагмент протокола 1938 года

Председатель городского Совета начал свою речь очень грозно (можно представить, сколько седых волос добавилось у руководителей мясокомбината за минуту, что она длилась), но затем все-таки сменил гнев на милость:

— Вейсман не принял всех от него зависящих мер к выполнению производственной программы по выпуску колбасных изделий, в результате чего не додал государству до полмиллиона рублей средств, это недовыполнение отразилось на желудке трудящихся… Президиум горсовета считает, что поведение тт. Вейсмана, Бундина заслуживает привлечения их к уголовной ответственности за эти дела. Но, принимая во внимание то, что президиум заверили, что будут выполнять производственную программу, президиум ограничивается предупреждением…

В результате было принято официальное решение: вынести руководителям комбината предупреждение, обязать их выполнить производственный план 1 квартала 1938 года (по 3 тонны колбасы в сутки – всего, выходит, 270 тонн) и наладить «образцово-показательную торговлю в магазине «Мясо», обеспечив его всеми сортами колбас». Ну а далее, если уж Вейсман и Бундин с этим справятся и в прямом смысле переживут первый квартал, поручить им «и остальную торговую сеть обеспечить полностью как с количественной, так и с качественной стороны».

Итоговый текст решения

Вероятно, с задачей этой они все-таки справились. Во всяком случае, Людвиг Вейсман был арестован за вредительство только в октябре 1938 года. Более того: по данным «Орской городской энциклопедии», за 10 месяцев, проведенных в тюрьме, он умудрился доказать следствию свою невиновность (ох, немногим это удавалось в 38 году), вернуться к работе и продолжить трудиться на благо города. До 70 лет этот выдающийся инженер работал на Орской ТЭЦ!

Урал56.Ру благодарит за помощь в подготовке материала филиал ГБУ «Государственный архив Оренбургской области» в городе Орске и лично директора Инну Ершову, а также МАУК «Орский краеведческий музей» и лично методиста Анастасию Симонову.