Мне очень хочется, чтобы у Гоши было чуть больше радости

В Белозерске у меня есть друг. Его зовут Гоша, Игорь Николаев, он художник. Родился в деревне под Белозерском в 1961 году, затем уехал в Мурманск, подолгу жил в Питере, затем в Вологде. Увлечён живописью, а когда-то — экспериментальными художественными практиками, созданием арт-объектов.

Мы познакомились случайно несколько лет назад, я тогда увидела пост о том, что «вологодскому художнику собирают на лекарства». К посту были прикреплены с десяток его работ, практически за бесценок. Чем-то они меня зацепили, и я их купила. В них удивительная цветопередача (и свет, и цвет) и энергетика. Если уж весна, то чувствуешь её вплоть до мокрых ботинок и апрельского ветра. И даже натюрморты — не набор предметов, а скорее размышление о жизни и одиночестве.

В то время Гоша жил в Вологде, в дальней каморке дома литрезиденции. Там же работал, и жил на кушетке. К моменту нашего знакомства он уже с трудом ходил. Место было посещаемое, и к нему нет-нет да заходили знакомые. Но пару лет назад его попросили съехать, с опасением ожидая, что он сляжет, и что тогда литераторам с ним делать. Благо и было куда съехать — в Белозерске в многоквартирном доме у него была комнатушка на втором этаже (читай, купеческий дом конца XIX века, поделенный на квартиры и заселенный маргиналами).

И он съехал. С тех пор я стала навещать его в Белозерске. Перед домом через канаву перекинуты дырявые мостки, жильцы подобных домов такое обычно не чинят. Перед входом рваное кресло и ведро с пустыми бутылками и пивными баклахами. Соседи удивленно меряют пьяным взглядом. Лестница довольно крутая, деревянная. Всюду в коридорах тряпьё и ненужные вещи, которые не принято утилизировать. Рай для уличных кошек и клопов.

Но в самой его комнате — как в маленьком храме. Здесь пахнет покоем и уютом. Я люблю сидеть с Гошей просто так, быть рядом, чувствовать его свет. Я звоню заранее, и когда захожу, он всегда сидит в кресле (вот как на фото). Я ни разу не заставала его за трапезой или передвижениями по комнате, всё это получается у него с трудом, и он, по всей видимости, не хочет демонстрировать это кому-то ещё. На любой вопрос о помощи или покупке продуктов есть только один ответ: «всего вдоволь, ничего не нужно, приходи сама». У Гоши светлые голубые глаза, с хитринкой. Говорит он плохо, нужно привыкнуть к его нарушенной речи, чтобы понимать, что он говорит. Но мыслит ясно, помнит мельчайшие подробности, имена, и понимает гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд.

Мы говорим о его путешествиях, я рассказываю о том, как продвигаются работы в Крохино. Он часто говорит о том, что скоро ему станет полегче, и он уедет к друзьям в Питер, отремонтирует там комнатушку, которую ему готовы выделить под мастерскую. Или рассказывает про чудодейственный источник, куда он любил ездить в молодости, и куда обязательно поедет, как только ему станет полегче. Наверное, мы оба знаем, что это события маловероятны… Но они как будто питают его, наполняют перспективой, которой так не хватает в замкнутом пространстве его коморки. Впрочем, я думаю, что следующим летом мы выкроим время и поедем искать этот источник (нужно только найти коляску для Гоши).

Целая стена его комнаты занята книжными полками, другая — холстами и рамами, напротив — кушетка и стол. То самое кресло. На стенах и дополнительных полках, висящих на канатах, — афиши, картины, репродукции, фотографии, кувшин, сухоцветы. Я могла бы рассматривать всю эту художественную утварь вечно. На печи друзья-художники нарисовали Христа, в прихожей висят несколько женских портретов, аккуратно сложены дрова. Раньше сюда съезжались его друзья-художники, творили/чудили. Видимо, с тех самых пор на входной двери сохранилось много карандашных записей и почти исписанный огрызок карандаша на верёвочке («Николаев, ты где шатаешься?», «Игорь, зайди к Сергею К.», «Я очень хотела с тобой повидаться, а тебя снова нет»).

Здесь пыльно, но есть ощущение чистоты. Должно было быть затхло, но пахнет ладаном.

Перед входом в его комнату маленькая проходная. Когда он вернулся в Белозерск, она была завалена настолько, что дверь полностью не открывалась. В прошлом году я провела там одиночный субботник, вынесла оттуда несколько мешков с мусором и соседскими коврами — что-то оказалось в мусорном баке, что-то на чердаке. Проход стал свободным, дверь открывается.

Десять лет назад у него начался деформирующий артроз суставов кистей. Это распространенное заболевание для художников, и одно из самых драматичных для творческого человека такого профиля. Сейчас правая кисть парализована окончательно. Гоша горевал недолго, переучился рисовать левой рукой (можно только представить, что это такое для правши в зрелом возрасте). Рисовать, но не писать, — поэтому с тех пор он не может подписывать свои работы, как это делал раньше — кратким псевдонимом Нико.

Гоша — инвалид, но, чтобы получать пенсию, вынужден ежегодно подтверждать свои неизлечимые заболевания (сначала собрать кучу справок у белозерских врачей, затем метнуться в Череповец своим ходом туда и обратно). В прекрасной России будущего Гошу бы обязательно приглашали в местную художественную школу, он бы вёл занятия для детей и делился своим талантом и мастерством с ними. Его бы обязательно опекали и навещали, и не только соцработник. А в местном музее устраивали бы его выставки, выкупали работы для музейного фонда. Но сейчас для внешнего мира его как будто бы не существует.

С большим трудом, медленно, но Гоша продолжает рисовать. В левой руке кисть он ещё может держать. Каждая такая работа — волшебство и большой труд одновременно. Ну и понятно, почему рисование осталось его редкой радостью. Так он перемещается в пространстве и времени, бывает то на любимых улочках старой Вологды, то в порту Мурманска, то на питерских крышах.

Мне очень хочется, чтобы у Гоши было чуть больше радости. Но не только у него. Его работы тоже излучают эту тихую радость, которую можно поселить в своём доме в виде его картины!

В свою последнюю волонтерскую поездку я взяла у него связку работ последних лет. Часть из них ниже на фото. В описании к каждой работе указана стартовая цена. Минимальный шаг составляет 500 рублей. После завершения аукциона 30 ноября картины можно будет забрать в Москве, либо я отправлю их почтой.

Вырученные деньги я передам Гоше, часть из них пойдет на дрова и лекарства, часть — на холсты и краски    

Если вы дочитали до этого места, сделайте, пожалуйста, репост этой записи и напишите короткий комментарий, пусть её увидят как можно больше людей. Скоро Новый год, и любую из этих картин можно купить в подарок друзьям и близким!

Пусть будет чуть больше радости (и меньше мрака)!