Мнения: Рвение в Европу – это комплекс неполноценности

Отвечая на известную статью президента России Владимира Путина, бывший президент Украины Петр Порошенко заметил, что среди других различий украинцев отличает «чувство причастности к европейской цивилизации». Горькая ирония ситуации в том, что желая подчеркнуть различия, Порошенко подчеркнул именно сходство: восточноевропейский комплекс неполноценности, который присутствует в обеих странах, и в обеих сыграл негативную роль, но на Украине – намного более разрушительную.

Отвечая на известную статью президента России Владимира Путина, бывший президент Украины Петр Порошенко заметил, что среди других различий украинцев отличает «чувство причастности к европейской цивилизации». Горькая ирония ситуации в том, что желая подчеркнуть различия, Порошенко подчеркнул именно сходство: восточноевропейский комплекс неполноценности, который присутствует в обеих странах, и в обеих сыграл негативную роль, но на Украине – намного более разрушительную.

Ни итальянцам, ни немцам, ни французам в голову не приходит подчеркивать, что они-то европейцы, в отличие от некоторых. У них нет сомнений и комплексов по поводу своей идентичности. Они не скандируют «Италия – это Европа», а про «путь Франции в Европу» вы точно ни от кого не услышите. Горячее желание быть Европой выдает сильную неуверенность в своей европейскости. Откуда происходит эта неуверенность?

Европа – это цивилизация, возникшая на фундаменте библейского откровения, греческого рационализма и римского закона. Она восходит к Иерусалиму, Афинам и Риму – и в этом отношении Украина (как и Россия), несомненно, принадлежит к Европе. По крайней мере, с тех пор, как тысячу лет назад наши далекие предки приняли Крещение – и с поразительной быстротой восприняли духовную и интеллектуальную традицию Восточной Римской империи. Конечно, многие обращают внимание на то, что мимо России прошли важнейшие процессы, которые определили облик Западной Европы: спор об инвеституре, Реформация и контрреформация, Тридцатилетняя война, Ренессанс, эпоха Просвещения. Все это, конечно, оказывало влияние на восточнославянский мир – но довольно косвенно, он был далеко от эпицентра событий.

Но это верно по отношению к Киеву практически так же, как и по отношению к Москве. Тем не менее мы – несомненная часть Европы, государи, правившие в Киеве, Москве и Петербурге, были европейскими государями, Достоевский или Гоголь – часть европейской цивилизации, политическая элита от Руси до Российской империи была частью европейской, культурный мир, в котором мы живем, является естественной частью европейского. В отличие от, скажем, Турции, которая пыталась стать частью Европы, изначально принадлежа к другому культурному миру, ни Украина, ни Россия не могут «идти» в Европу. Мы в ней родились и выросли. Поэтому за «европейским» пафосом Майдана стоит не утверждение своей цивилизационной идентичности (Киев уже тысяча лет как Европа, чего кричать-то), а нечто другое, что может проявляться и на Украине, и в России – восточноевропейский комплекс неполноценности.

Это умонастроение, в котором Западная Европа воспринимается как «настоящая», в то время как своя страна – как неполноценный, недоделанный и неудачный вариант Европы. Рвение «в Европу» – это желание быть «настоящей Европой», а не вот этим всем, где бедные жилища и скудная природа. Это переживание следует отличать от того искреннего восхищения, о котором говорил, например, Достоевский: «Европа – но ведь это страшная и святая вещь, Европа! О, знаете ли вы, господа, как дорога нам, мечтателям-славянофилам, по-вашему, ненавистникам Европы – эта самая Европа, эта «страна святых чудес»! Знаете ли вы, как дороги нам эти «чудеса» и как любим и чтим, более чем братски любим и чтим мы великие племена, населяющие ее, и все великое и прекрасное, совершенное ими»

В восхищении Бахом или Джотто, готической архитектурой и григорианскими хоралами нет главного в комплексе неполноценности – горькой озлобленности на собственное наследие. Это можно сравнить с тем, как великий немецкий поэт Райнер Мария Рильке восхищался Россией – но это никак не побуждало его видеть что-то ущербное в родной культуре. Этот комплекс неполноценности восходит еще к допетровским временам, но обрел второе дыхание после трагически неудачного коммунистического эксперимента. В начале 80-х даже каталог товаров почтой Quelle, привезенный «выездным» родственником в качестве диковины, мог спровоцировать острый приступ зависти к западным людям, которые отлично выглядят, красиво одеты и понятия не имеют о дефиците. Настоящая жизнь – привольная, богатая, яркая, интересная – на Западе, и чтобы зажить так же хорошо, нужно сделаться Западом, быть принятым «в семью цивилизованных народов», стать «Европой», а еще лучше «Америкой».

Мы хорошо помним это настроение у нас в России в 90-е годы, то невротическое западничество, которое иностранцы с брезгливым удивлением отмечали, как «ненависть к собственной культуре». С тех пор в России это настроение если не сошло на нет, то отступило в довольно узкий круг стойких западников, которым все время стыдно перед всем цивилизованным миром за то, что они родились в России. Страна в целом вылезла из острой бедности и обустроилась: наши города выглядят, как тот Запад, о котором мечтали – с цветами повсюду и уютными кафе на каждом углу, где сидит нарядно одетая публика. С другой стороны, с развитием поездок по всему миру и интернета стало ясно, что земного рая нет нигде, и жители самих западных стран далеко не всегда столь лучезарно счастливы, как модели из каталога Quelle. Влияние невротического западничества в России естественным образом снизилось.

На Украине этого не произошло – и сегодня трудно не испытывать некоторой ностальгии, беседуя с прозападными украинцами, до сих пор уверенными как в райском блаженстве западных стран, так и неизменной нравственной возвышенности их политиков, которые только и хотят принести свободу и процветание всем народам земли, а Украине особенно. Соглашение между Германией и США по «Северному потоку – 2» в этой среде было воспринято с острой болью, как нож в спину, как подлое предательство. Западническая вера учит, что лидеры этих стран руководствуются принципами – и вдруг оказалось, что интересы им важнее. Германские власти озабочены бесперебойными поставками газа, а американские ценят отношения с Германией явно выше, чем с Украиной. Но можно ли упрекать политиков за то, что интересы своих избирателей им дороже, чем мечты чужих? В конце концов, они делают свою работу. Восточноевропейский комплекс неполноценности – не их проблема.

То, что кто-то верит в мифологическую картину мира, где счастливый и добродетельный Запад раскрывает объятия всем желающим присоединиться к его процветанию, ни к чему их не обязывает. Это забота самих украинцев (как и русских) – вернуться к реальности, где у них есть своя идентичность, восходящая к владимирову крещению, свой вклад в мировую цивилизацию, свой исторический путь. И в реальности мы окажемся значительно ближе друг к другу, чем к Западной Европе или США – с этим фактом бессмысленно спорить.

Теги:  Россия и Европа , Европа и Россия