Современное общество с почти всеобщим доступом к интернету и социальным сетям так же, как и в прошлом, подвержено слухам о разного рода угрозах, исходящих от чужаков и злонамеренных социальных групп. Слухи о зараженных иглах в креслах кинотеатров, о похищениях детей для продажи на органы, о реальных и вымышленных маньяках и террористах появляются вновь и вновь. Фольклористы отслеживают сюжеты с середины XX века и в числе самых распространенных — слухи, связанные с едой. О том, как эти легенды распространялись на Западе и в Советском Союзе N+1 рассказывает научный сотрудник ИОН РАНХиГС, участница исследовательской группы «Мониторинг актуального фольклора» Анна Кирзюк.

После Второй мировой войны, как пишут антропологи, американское общество претерпело глубокие структурные изменения. Вместо тесной сельской общины, где все друг друга знают, множество людей оказались в городах, заполненных сотнями и тысячами незнакомцев, столкнулись со сложными бюрократическими процедурами, с запутанной и не всегда понятной иерархией. В Советском Союзе шли аналогичные процессы, только здесь урбанизация носила гораздо более интенсивный характер. Коллективизация и форсированная индустриализация вытолкнули в города огромные массы вчерашних крестьян. Городская жизнь подразумевает постоянные взаимодействия с незнакомцами, которые зачастую сильно отличаются от нас по своему происхождению, внешнему виду и образу жизни. Неудивительно, что массовое переселение в города актуализирует базовые человеческие страхи, в первую очередь — страх перед чужаками и связанными с ними опасностями.

Сегодня тексты, пугающие нас разнообразными «опасными вещами», — будь то жвачки с наркотиками или зараженное пиво — способны, благодаря интернету, мгновенно распространяться на огромную аудиторию (наверное, каждый хотя бы раз в жизни встречал подобные сообщения в соцсетях). Но появились эти сюжеты намного раньше.

Говорили, что белые жирки в колбасе — это червяки, и что когда мясо для колбасы замешивают, его оставляют на ночь, а с утра все кишит белыми червяками. Рассказ по легенде исходил от парня, который проходил стаж на предприятии. Он тайком заглянул в секретную комнату, и после этого его сняли со стажа и сказали, что никто ему все равно не поверит.

Этот фрагмент из интервью, которое мы записали в 2016 году от информанта из Пензы (рассказ относится к его детству, то есть к концу 1990-х годов), отражает один из наиболее распространенных страхов советского времени. Сегодня часто можно услышать ностальгические ламентации в стиле «вот раньше-то колбаса была как колбаса, а сейчас — непонятно что». В действительности «раньше» сомнения в качестве колбасы были распространены не меньше, чем теперь. Истории об отвратительных предметах (крысиных хвостах, например), которые можно найти в продукции местного мясокомбината, в 70-80-е годы можно было услышать практически в любом советском городе:

Про крысиные хвосты в колбасе рассказывали, кажется, взрослые, со ссылкой на людей, которые были на производстве: много крыс, некоторые неизбежно попадали в колбасу — на тот момент звучало вполне правдоподобно (записано в Москве от информантки 1977 года рождения).

Были ли страхи, нашедшие выражение в таких историях, специфически «советскими»? На этот вопрос можно ответить, сравнив советские «потребительские слухи» с их западными аналогами.

Термином «потребительские слухи» (consumer rumors, mercantile legends или manufacturing tales) в англоязычной литературе называют короткие анонимные истории, сообщающие потребителям некую «страшную правду» о различных товарах. Такого рода истории, ходившие в западном мире, начиная с 1960-1970-х годов были предметом пристального внимания со стороны американских и европейских фольклористов и социологов (подробнее об этом читайте в нашем материале «В темной-темной комнате»), благодаря чему сегодня мы можем составить об этих сюжетах довольно детальное представление.

Большая корпорация и советский мясокомбинат

В западных странах в середине XX века у потребительских слухов традиционно было два объекта. Это, во-первых, продукция крупных корпораций, а во-вторых, еда из этнических ресторанов и товары, импортированные из далеких стран.

О продуктах корпораций в Америке и Европе рассказывали множество самых невероятных историй: гамбургеры делаются из земляных червей, в ланчбоксах KFC находят куски зажаренных грызунов, в коле настолько много кислоты, что ею можно чистить монеты, при изготовлении шампуней используются абортированные человеческие эмбрионы, а пищевые добавки вызывают рак — эти и множество других сюжетов можно найти в книге Бранванда «Энциклопедия городских легенд». Особенно «доставалось» производителям фаст-фуда и безалкогольных напитков. Вот одна из типичных американских городских легенд о еде из KFC:

Одна женщина сидела у себя в гостиной, смотрела телевизор и решила поесть курицу из KFC. Откусив несколько раз, она заметила, что вкус какой-то странный. Она включила свет и увидела, что ела крысу в очень хрустящей корочке. Потом я слышала, что это какой-то парень из KFC зажарил крысу по приколу. Я верю, что это может быть правдой. В мире есть чокнутые (записано в 1977 году Гэри Файном от студентки из Миннесоты).

Склонность обвинять в различных вредоносных действиях большие корпорации социолог Гэри Файн назвал «эффектом Голиафа». Файн предположил, что этот эффект происходит из свойственного американцам страха перед большими структурами (fear of bigness). Существовал ли этот страх в Советском Союзе, где не было больших корпораций, а роль «Голиафа» выполняло государство — практически единственный производитель всех товаров?

Советский и американский стили потребления, как известно, сильно отличались друг от друга. При этом потребительские слухи этих двух обществ были на первый взгляд удивительно похожи. Если американцы и европейцы говорили о несъедобных предметах, найденных в гамбургерах и ланч-боксах, то советские люди рассказывали об аналогичных находках в колбасе, реже — в хлебе или шоколадных конфетах:

Слышала от родственников еще маленькая, что в конфете нашли палец. Бабушка рассказывала, что это пьяный работник фабрики упал в чан с шоколадом. Еще, по рассказам родственников, в конфетах находили крысиные хвосты и тараканов. Но самое страшное было про палец, причем бабушка рассказывала это очень подробно, будто была свидетелем трагического события. Была подобная история в ее запасе и про мясной комбинат, но я ее не помню (записано от информантки 1977 года рождения в Киеве).

Пожалуй, наиболее популярным потребительским слухом позднего СССР была история о мясокомбинате, продукция которого содержала фрагменты перемолотых крыс:

Рассказывали, что на заводах по производству сосисок было очень много крыс, которые попадали в гигантские мясорубки, и, соответственно, сосиски частично состояли из этих крыс. Думаю, в этом была доля правды (женщина 1979 года рождения, Москва).

Сходство подобных пищевых подозрений в советском и в западных обществах вполне объяснимо: во всех индустриальных странах, начиная с первой трети ХХ века, идет активный процесс рационализации питания, в результате чего люди начинают потреблять все больше еды, приготовленной промышленным способом, и СССР здесь не был исключением. Когда человек питается дома или в хорошо знакомом ресторане возле дома, он знает (или уверен, что знает), из чего и как приготовлена его еда. Когда он обедает в сетевых ресторанах или покупает полуфабрикаты в магазине, он не может быть уверенными ни в чем: еда в этом случае производится неизвестными ему людьми где-то вне поля его зрения. Отсюда и возникают подозрения, общие для посетителей «Макдональдса» и покупателей советских государственных магазинов.

Однако между западными и советскими историями такого рода все же есть одно существенное различие. Если в фокусе западных слухов и легенд находится неприятное «открытие», сделанное потребителем, и иногда — дальнейшее «расследование», которое он проводит с помощью полицейских и врачей, то большинство советских историй сосредоточено на крайне отталкивающем описании «производственного процесса»:

В колбасе можно найти останки мышей. Потому что ингредиенты для колбасы смешиваются в огромных баках, которые очень сложно мыть и вообще туда не попадешь. Но туда залезают мыши, а потом не могут выбраться (высоко). И когда мясорубки начинают работать, в цехе стоит страшный писк, потому что разрубает этих мышей и они попадают в фарш (женщина 1980 года рождения, Москва).

Подобное описание исходит не от потребителя, который выводит производителей «на чистую воду», а от некоторого «инсайдера», включенного в производственный процесс. Как правило, это знакомый работник мясокомбината, который будто бы наблюдал отвратительную картину собственными глазами, после чего сам продукцию этого комбината не ест и другим не советует:

Говорили про крысиные лапки, куски пальцев работников, ногти. Антисанитария и небезопасность на производстве. Взрослые еще периодически при этом говорили что-то вроде «одна знакомая работала на колбасном заводе и с тех пор колбасу не ест» (женщина 1979 года рождения, Москва).

Как мы увидим, эта фигура «знакомого инсайдера», включенного в недоступный взгляду рядового потребителя процесс производства нужных товаров, была очень важна для советских страхов и устремлений.

Этнический ресторан и «незнакомая тетка»

Вторым важным типом потребительских слухов в западных странах были истории об этнических ресторанах и экзотических товарах. В США были особенно популярны рассказы о том, как некто заболел венерической болезнью после обеда в китайском или мексиканском ресторане, после чего совместными усилиями пострадавшего, врачей и полиции было выяснено, что зараженные сотрудники заведения добавляют в блюда свои телесные выделения:

Девушка подумала, что у нее пищевое отравление. Она пошла к доктору, и он сказал ей, что это никакое не пищевое отравление, а сифилис. Девушка сказала, что до того, как она поела жареного риса с креветками в китайском ресторане, все было хорошо. Доктор спросил, не осталось ли у нее этого риса. У нее осталось, и она принесла. Доктор сделал анализ, и обнаружил в рисе четыре образца спермы, один из которых был заражен сифилисом (записано Элиссой Хенкен от студента университета Индианы).

В Европе в 1970-90-е годы рассказывали, что в холодильниках китайских или вьетнамских ресторанов якобы находят залежи мороженых крысиных тушек.

В позднем СССР аналогичные сюжеты не были актуальны. Этнические рестораны были немногочисленны, существовали только в столичных и курортных городах, да и этничность их зачастую была декоративной — так, например, китайские повара в ресторане «Пекин» появились только в 1989 году. Но это не означает, что в Советском Союзе не появлялись потребительские слухи, связанные с этническими чужаками — они появлялись в последние советские десятилетия, но не были связаны с едой.

Так, например, во второй половине 1980-х годов ходили истории о косметике, купленной у цыган — рассказывали, что через нее можно заразиться венерическим заболеванием, что в пудру цыгане добавляют цинк и свинец, от купленной у них помады «распухают губы и идут пятна по всему лицу» (женщина 1980 года рождения, Кишинев), а на дне коробочки с цыганской тушью можно найти записку неприятного содержания: «Как-то одна девушка купила тени у цыган, а когда доиспользовала их, обнаружила на дне коробочки записку: поздравляем с косоглазием» (женщина 1967 года рождения, Москва). Еще раньше, начиная с 1970-х, в больших советских городах рассказывали, будто такими же вредоносными могут оказаться джинсы иностранного производства или мечта советских детей — импортные жвачки. Про джинсы говорили, что в их швах может быть вшита ампула с бледными спирохетами, а про жвачки — что внутри них может быть спрятано бритвенное лезвие или яд.

Сюжет об «опасном чужаке» (stranger danger), который вредит нашей группе, предлагая ей отравленные или зараженные товары, распространен по всему миру и возникает в самых разных культурах. В американских и европейских легендах в роли такого «опасного чужака» выступают злонамеренные повара из этнических ресторанов, в советских — цыгане или производители импортных товаров. Но в корпусе советских потребительских легенд есть сюжеты еще одного типа, отсутствующего или мало распространенного в западных странах. В этих сюжетах «опасность» вещи не связана ни с анонимным заводским производством, ни с этнической принадлежностью ее производителя или продавца.

Многие помнят бочки, из которых в жаркое время года на улицах советских городов продавали квас. Существовало устойчивое мнение, что квас следует покупать только из «знакомой бочки», то есть всегда у одного и того же знакомого продавца. Такую рекомендацию многие советские дети постоянно слышали от родителей, причем часто к ней прибавлялся запрет на покупку кваса в местах, «где ходит много незнакомых людей», то есть на рынке и на вокзале. Подобные запреты и рекомендации нередко сопровождались устрашающими рассказами — про то, что в одной бочке с квасом нашли дохлую собаку, а другая бочка перевернулась, и изумленные покупатели увидели выползающих из нее омерзительных белых червей.

Говорили, что где-то там нашли в бочке дохлую собаку. Поэтому на вокзале, на рынке, в незнакомом месте пить квас нельзя. Только у знакомой тетки можно. (информант 1968 года рождения, Москва)

С подобным же подозрением многие советские родители, бабушки и дедушки относились к незнакомым продавцам на рынке. Советские дети нередко слышали категорический запрет покупать у частных торговцев на рынке пирожки или леденцы, потому что «неизвестно, из чего они их у себя дома делают», и вообще «бабка в туалет сходит, руки не помоет, и ими же туда лезет» (мужчина 1969 года рождения, Москва). То же самое касалось мяса:

В 1970-е годы бабушка говорила, что мясо надо покупать только в магазине, а если на рынке, то у «своего» мясника. Я спросила «почему?». Она сказала, что запросто могут продать собачье мясо или даже человеческое. Помню, что испытала жуткий шок (женщина 1960 года рождения, Москва).

Не случайно частым персонажем детских «страшилок» становится «старуха с рынка» — именно она продает пирожки или котлеты, в которых покупатель затем обнаруживает жуткие находки в виде человеческого пальца, колечка или ноготка пропавшей девочки.

Пенсионерка торговала на рынке сама по себе. Продавец кваса был сотрудником системы государственной торговли, но поскольку товар он отпускал в одиночку и на улице (а не в стенах магазина), то воспринимался как лицо частное — по крайней мере, именно он считался ответственным за санитарное состояние вверенной ему бочки. В обоих случаях не приходится говорить ни о каком «эффекте Голиафа». Эти персонажи не являются этническими чужаками, поэтому потребительские слухи с их участием не входят в разряд историй об «опасном чужаке». Чем же тогда они опасны? Ответ лежит на поверхности: они опасны тем, что не знакомы потребителю лично. Только лично знакомые мне (моему дяде, другу, соседу) продавец и производитель заслуживают доверия: они не будут халатно относиться к своим обязанностям; они не будут намеренно отравлять еду, а если не смогут повлиять на «опасный» способ ее производства, то хотя бы расскажут о нем «правду» (как это делает «знакомый работник с мясокомбината» в легендах о колбасе).

Незнакомое значит опасное

Итак, что же мы видим в результате такого экспресс-сравнения американских и советских «потребительских слухов»? И «у них», и «у нас» опасались потреблять еду, изготовленную безличным промышленным способом. И «у них», и «у нас» подозревали, что товары, изготовленные этническими чужаками, могут нанести вред. Но в советских потребительских слухах появляется еще один «подозрительный производитель» — не этнический чужак, а просто незнакомец. Причина потенциальной «опасности» приобретаемых у него товаров заключается именно в отсутствии личного знакомства между потребителем и производителем или продавцом.

Еще одно отличие: в советских аналогах известных на Западе сюжетов, связанных с недоверием к анонимному промышленному производству, появляется фигура «знакомого инсайдера», который может предупредить потребителя о грозящей ему опасности. Сравнение советских потребительских слухов с аналогичными сюжетами, распространенными в западных странах, дает возможность увидеть, что она специфически советская (или, возможно, специфически социалистическая). Почему же для советского потребителя она была так важна?

Легенды и слухи современного города (советского или любого другого) вообще часто говорят об опасностях, происходящих от других людей. В отличие от традиционных легенд, которые циркулируют в небольших сообществах, где все более или менее друг друга знают, современные (они же городские) легенды возникают в анонимном пространстве города, житель которого ежедневно сталкивается с множеством не знакомых ему лично людей. Он вынужден делить с ними разнообразные места общего пользования (от вагона метро до детской площадки), покупать у них товары и услуги.

Многие городские легенды — и советские, и несоветские — связаны с тревогой перед этой неизбежной анонимностью контактов в большом городе. Советские сюжеты, утверждающие, что «безопасно покупать только у знакомых», свидетельствуют, что советским горожанам такая тревога была свойственна в большей мере, чем жителям капиталистических стран. Об этом же, кстати, свидетельствуют и наставления, которые многие из нас слышали в детстве, но которые совершенно незнакомы жителям Северной Америки и Европы — например, «мыть руки после улицы, особенно после транспорта, там ведь кто только не ездит» (женщина 1981 года рождения, Москва), или ничего не подбирать на улице, «ни камушки, ни палки, ведь может, на них плюнул человек, больной туберкулезом» (женщина 1985 года рождения, Петербург).

О причинах такой повышенной советской тревожности на тему незнакомцев и «ничьих» пространств можно рассуждать только в гипотетическом ключе. Можно предположить, что она заключается в форсированной урбанизации, в результате которой огромные массы людей оказывались в непривычном им городском пространстве, причем в этом пространстве зачастую вынуждены были бок о бок жить представители очень разных социальных групп (хрестоматийный пример — коммуналка или многоквартирный дом, где соседствуют недавний крестьянин, сильно пьющий бывший рабочий и профессор). Можно вспомнить устройство советской экономики и решить, что стремление найти «знакомых» на рынке или в колбасном цехе, к которому настойчиво подталкивают советские потребительские слухи, является просто продолжением распространенной практики приобретать продукты и вещи «по блату» (то есть у- или через знакомых), а также «по блату» лечиться, стричься и учить детей. Но специфический «месседж» советских потребительских слухов мы теперь знаем точно: знакомых нужно иметь везде — и на мясокомбинате, и на рынке, и среди продавцов кваса.