В Париже умер известный художник Борис Заборов
Родившийся в Минске в 1935-м, учившийся в художественном училище в Минске, а потом прошедший академическую школу "репинки" и института имени В.И.Сурикова, он до своего отъезда на запад в 1980-м работал прежде всего как книжный иллюстратор и театральный художник. Среди самых известных его работ советского времени - иллюстрации к шекспировским сонетам и "Королю Лиру", к "Сказкам" Уайльда, к пушкинской "Сказке о царе Салтане", и к "Кроткой" Достоевского. И если книги Шекспира, Уайльда и Пушкина выходили в Минске, то "Кроткая" с иллюстрациями Заборова были изданы в Дрездене. К тому времени его работы были отмечены наградами международных выставок книжного искусства в Лейпциге и Дрездене.
В Париже, куда ему удалось уехать из СССР в 1980-м, опыт советского художника потребовал пересмотра. В своей автобиографической книге "То, что нельзя забыть", он вспоминал о своих ощущениях: "У меня было чувство, что вся моя предшествующая творческая деятельность была не более чем подготовительной ступенью. Но к чему? Я не видел четкого ответа на этот вопрос. Однажды, ощущая себя в этом состоянии "невесомости", которое стало к тому времени постоянным, я механически сортировал немногие вещи, привезенные с собой, и наткнулся на папку, полную старых фотографий. То, что я открыл, не было картонной папкой, скорее это была тайная дверь, ведущая туда, где ответы на эти знаменитые вопросы должны быть найдены. Я понял это позднее. Что я нашел за этой дверью - там и тогда - были глаза, глядевшие на меня со странным выражением ожидания и укора. …Я был пробужден яркой вспышкой в глубинах моего сознания... Две моих жизни снова соединились в одну".
Соединение двух "жизней" потребовало также встречи разных медиа - фотографии и живописи. Примерно в это же время с фотографией работают гиперреалисты, которых привлекает в ней отстраненность механического ока объектива, фрагментарность, случайность кадра. Заборов же, который выбирает для "перевода" на язык живописи старые постановочные снимки в городских ателье, заворожен в фотографии совсем другим - мерцанием ушедшей жизни, взглядом персонажей, который видят недосягаемое для нас прошлое. Именно принадлежность фотографии сразу двум временам, ее способность соединять эпохи и делала ее притягательной для художника.
В результате, как отмечали кураторы выставки в Русском музее в 2004 году, "старая фотография стала сначала предметом изучения, а затем на долгие годы основой произведений художника. Старый студийный фотоснимок, с которым работает художник, становится основой живописного произведения, имитирующего визуальность старой фотографии, моменты ее бытования - утраты, царапины, следы прожитой жизни".
Фактически именно утраты, пробелы, травма, вкупе с отсылкой к реальности, которые становятся, если вспомнить Барта, punctum фотографии, оказываются и нервом живописных работ Бориса Заборова.
Мотив утраты, разрыва отсылает не только к непростому опыту эмиграции (даже если речь о вполне успешном художнике, каким был Заборов), но и к смутным воспоминаниям детства. В 1941-м, когда Борису еще не было и шести, семья спешно покидает Минск до того, как в него вошли гитлеровцы. Когда семья возвращается из эвакуации, ему уже почти десять. И образ призрачного разрушенного города, полуживого-полумертвого, навсегда врежется в его память. Позже он опишет его так: "В первый год после окончания войны наша семья вернулась в Минск. Город почти полностью исчез. Везде, куда достигал взор, он встречал ирреальные образы. …На закате город становился еще более тревожным и загадочным. Можно было подумать, что это какой-то доисторический ландшафт, где на фоне закатного неба силуэты разрушенных домов становились очертаниями фантастических существ".
Если медиум фотографии становится двойником его живописи, то образ книги - основой его скульптурных работ. Руинированные книги и альбомы с истлевшими и обтрепанными корешками, отлитые в бронзе Заборовым, которые показывались на выставках в Русском музее и в Третьяковской галерее, демонстрировали не только хрупкость и беззащитность вещей, но и вечность печатного, письменного слова. Не случайно именно Заборов становится создателем памятника Письменности в Хайфе.
Традиционалист в живописи, Заборов получил признание музеев. Его работы находятся, в частности, в собраниях Эрмитажа, Третьяковской галереи, венской Альбертины… А в 2008 году его "Автопортрет с моделью" был включен в коллекцию автопортретов в Галерее Уфицци. Борис Заборов тут оказался в хорошей компании - рядом с Венециановым, Брюлловым, Шагалом… Теперь у него, как и соседей, "в запасе вечность".