«Русский язык основан на Евангелии». О подлинном смысле привычных слов
Несколько лет назад я находился в благословенном Константинове, на родине Сергея Александровича Есенина. Там было очень много молодежи на фестивале, и я задал им вопрос: что ваше русское ухо слышит в слове «невеста»? И девочка из хора отца Виктора Дорофеева, из подмосковного Богородска, ответила: «Невеста – это та, кто не ведает, что творит». Я сказал ей: «Ты не представляешь, насколько ты права. Потому что многие вступающие в брак и в самом деле не ведают, что они творят».
Мне стало любопытно, и я стал собирать версии толкования слова «невеста». В стенах Московской Духовной Академии, где были курсы повышения квалификации преподавателей Основ Православной культуры, мужчина лет пятидесяти мне сказал: невеста – это, вообще-то, неведомо откуда пришедшая. Один мальчик сказал: невеста – это весна. Это была самая красивая версия. На самом деле невеста – это не ведающая греха, чистая, святая, честная.
«Испорченное» слово
Когда люди женятся, это происходит в загсе, такая необходимая процедура – их поздравляют с созданием новой ячейки общества. Так было и в советское время, так есть и сейчас. Общество, которое отделило себя от Церкви, тем не менее прекрасно осознавало, что семья – это главная ячейка и по-другому быть не может.
Но обязательно среди приглашенных гостей найдется какой-то человек, который, поздравляя новобрачных, скажет эту, с позволения сказать, шутку: «Хорошее дело браком не назовут». И меня, тогда еще светского и советского (вы посмотрите: как слова похожи!) человека, так даже тогда это коробило. Ну как же? Только что сказали, что закладывается новая ячейка общества, и тут – брак. Да, когда испорчена резьба – это брак. Плохо выпеченный хлеб – это брак. И то, что Церковь наша таинственно именует Малой церковью, – тоже брак? Обратите внимание: не маленькой церковью. Малая – это духовное смирение. Так почему и то «брак», и это «брак»?
Слава Богу, что когда-то в России жил и творил удивительный человек, в котором не было ни капли русской крови, Владимир Иванович Даль. Он оставил нам настоящее сокровище – чудный «Словарь живаго великорусскаго языка». Откройте этот словарь. Даль пишет, что, несмотря на орфоэпическое сходство, это разные слова. И происхождение у них разное. Тот брак, который означает некондиционное изделие, слово немецкое. А вот слово «брак», который «семья», – исконно русское.
Все исконно русские слова нам говорят о Христе. А еще каждое русское слово имеет как бы два уровня. Один очевидный, а другой всегда таинственный. Так вот «брак» – это от брашно, яство, питие. Первое, что мы можем предположить, – это пошло из Евангелия. Помните чудо, которое сотворил Господь в Кане Галилейской, одним Своим приходом освятив институт семьи? Второе – это из Таинства венчания. Вспомните, кто венчался, – когда Таинство близится к завершению, священник выносит чашу с вином. И каждый супруг, сначала муж, потом жена, делают по глотку. И это тоже таинственно. Ведь вино в себе всегда сочетает два вкуса – и сладость, и горечь. И чаша тоже символ: отныне все, что жизнь будет посылать супругам, надо делить поровну. И потом никогда никаких «не сошлись характерами» приниматься во внимание уже не будет. Удивителен небесный смысл такого простого русского слова.
Что такое семья?
В Москве уже несколько лет есть такая вещь, как социальная реклама. Пока спускаешься по эскалатору в метро, видишь красочные плакаты, где изображены матрешки, а внизу приведены слова философа Френсиса Бэкона: «Любовь к государству начинается с семьи».
Как вы думаете, сколько матрешек там изображено? Правильно, семь. Вот какой русский язык легкий! Семья – это, оказывается, семь «я». А почему не шесть? Моя семья, например, – всего четыре человека. А те двое новобрачных, которых целый день все поздравляли, это разве не семья?
Это же русский язык! Что такое «семь я»? Это – если меня клонировать и рядом со мной поставить шесть моих клонов, то как раз будет семь я. Но это же русский язык! Он весь состоит из Евангельских понятий! И чтобы понять, что есть слово «семья» в русском языке, наверное, надо открыть Евангелие от Иоанна, глава 12, стих 24, где в притче устами Самого Господа Иисуса Христа звучат эти удивительные слова: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Семья русская – это семя, это евангельское семя, которое должно прорасти. А чтобы оно проросло, что нужно? Нужна жертва. Любовь немыслима без жертв. Ибо в русском языке слово «любовь» и слово «боль» – слова одного корня.
Конечно, мы, современные люди, очень боимся боли, боимся страданий. Само слово «жертва» отпугивает людей. Но жертва – это добровольное лишение себя какого-то комфорта. И конечно же, служение ближнему. Вот какие удивительные вещи открываются в словах русского языка!
Двое в одной упряжке
Много лет назад я преподавал русский язык иностранным студентам. И потом из одного иностранного консульства мне пришло приглашение на праздничный ужин. В нем было написано, что приглашается «господин Ирзабеков с супругой». Тогда я по наивности думал, что жена – это, как Алексей Константинович Толстой писал, для ежедневного языка. А вот супруга – это нечто возвышенное. Это потом я прочел Евангелие с этим благоухающим словом. Я его произношу сейчас – и у меня сердце замирает: «Жено». А супруга? Супруги – это, вообще-то, два вола, которые запряжены в одну упряжку. То есть, если перевести приглашение дословно, то получается: «Уважаемый вол, в субботу возьмите свою волицу и приходите к нам на ужин».
Когда я впервые об этом узнал, мне вдруг так стало страшно. Помните строки из «Евгения Онегина»? «Супружество нам будет мукой…». И вдруг – волы. Какие волы, я ее так люблю! Что же это такое? А вы знаете, на мой сегодняшний взгляд, это самый настоящий символ семьи. Это правда. Просто когда только создалась эта семья, повозку сзади никто не замечает. А почему? Потому что оба молоды, здоровы, повозка легкая – ни одного пассажира пока нет. С годами что-то меняется. В повозке появляются первые пассажиры – дети. Но они маленькие. Да еще и родители живы, бабушки-дедушки, нам помогают. Они тоже впрягаются в эту повозку. Но еще далее с годами она становится все тяжелее, идти уже сложнее – появляются болезни, скорби, лишения, предательства. И что тогда? Так вот, если это семя правильно взрастили, если своих «пассажиров» мы правильно воспитываем, то случается чудо. В какой-то момент они спрыгивают с этой повозки и говорят: «Давай помогу». И уже везем повозку все вместе. А есть такие дети, которые скажут: «Папа, мама, остановитесь. Садитесь, теперь мы повезем».
Какой красивый на самом деле символ! И как легко и радостно справляться с ношей, когда есть любовь. Есть одна древняя индийская коротенькая притча. Когда слон целый день перетаскивал бревна, к вечеру ему стало казаться, что он сейчас упадет и больше не поднимется. Тогда подошла слониха и сдунула с него хоботом всего одну щепку. И он воспрянул, почувствовал себя готовым еще сколь угодно долго носить эти бревна. Вот чего мы ждем друг от друга, от семьи – внимания, сочувствия, участия.
Русский народ – одна семья
Русский человек, русское общество может существовать только как семья, иначе оно обречено. Мне, человеку, который «приплыл с того берега», хорошо заметны вещи, к которым вы уже привыкли и перестали замечать. «Лицом к лицу – лица не увидать, большое видится на расстоянии». Так вот, ни в одном восточном государстве народу в голову не придет именовать правителя отцом. Там есть шахи, эмиры, но отцов нет. И даже к муллам, духовным лицам, добавляется слово, которое переводится как «дядя». А в России как мы называем священника? Не просто «отец», мы называем ласково «батюшка»! А ведь было время, когда мы и правителя могли называть Царь-Батюшка. А раз у всех один отец, то весь народ – одна семья.
Служить языку
Сегодня наш святой язык подвергается настоящим гонениям и издевательствам. Раньше я часто говорил, что надо спасать, надо оберегать язык, не понимая, какая это самонадеянность. Нас оберегает, нас спасает сам русский язык. И когда встает задача: а что мы должны и можем сделать для языка, я думаю, самое важное, что может сделать человек, для которого русский язык родной, – это служить языку. А что требуется от слуги? Верность.
И закончить мне хотелось бы строками стихотворения Анны Андреевны Ахматовой «Мужество». Удивительно, что в страшное время войны, находясь далеко от родного Ленинграда, который в то время был в блокаде, она пишет именно о языке. Сотни раз я читал это стихотворение и не слышал этих слов:
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки.
И тут вдруг услышал и в какой-то момент понял, что по возрасту мог быть бы ее внуком. Значит, передали, донесли до нас язык. И теперь нам предстоит нести эту почетную ношу. И теперь уже перед моим поколением стоит великая задача не предать свой язык, сберечь его хотя бы для внуков. Ибо защита русского языка, сбережение его сегодня задача не филологическая, не культурологическая и не эстетическая. Сегодня, когда мы охраняем наш язык, мы охраняем нашу веру, нацию, землю и, в конечном счете, великую святую русскую душу.
Фазиль Ирзабеков
Отсюда