Дворец делового барона
История семьи Дервизов настолько древняя, что просто теряется где-то во глубине веков, во временах, когда к имени ее представителей не прилагалось никаких «дер» и уж тем более «фон дер». Жители северной Германии, Визе были законопослушными в меру зажиточными бюргерами, - работы не чурались, от государственной службы не бегали, присягу курфюрсту не нарушали. Один из них даже ухитрился стать бургомистром вольного ганзейского города Гамбурга.
Коренной перелом в судьбе этого рода произошел в тот самый момент, когда российская императрица Елизавета, озабоченная отсутствием законного наследника престола, призвала пред свои светлы очи племянника – Карла Петера Ульриха Шлезвиг-Голштейн-Готторпского, будущего Петра III. С ним вместе из Голштинии прибыла к русскому двору целая толпа народа. В том числе – весьма толковый чиновник Иоанн Адольф Визе, служивший у юного наследника юстиц-советником. Вот ему-то будущий государь и пожаловал дворянство вместе с немецкой баронской приставкой. Впрочем, всего за несколько поколений «фон дер Визе» превратилось в «Дервиз», потомки титулованного голштинца перекрестились в православие, и зваться стали простыми русскими именами. Сергею Павловичу первый дворянин в его роду приходился прапрадедом.
За четыре поколения семья Дервизов стала не просто зажиточной, а буквально сверхбогатой. Основу состояния заложил отец Сергея Павловича, сколотивший немалый капитал на строительстве железных дорог. Но и сын его был не промах. Умело вкладывая доставшиеся в наследство деньги, он ухитрился стать одним из самых богатых людей Российской Империи. Так что дом на Галерной по его меркам даже предметом роскоши не являлся, - так, не более, чем жилищем, достойным потомка старинного рода.
Впрочем, деловые решения, которые принимал Сергей Дервиз, окружающих зачастую пугали. Опираясь исключительно на собственную интуицию, он вкладывал средства – не большие по его меркам, но пугающе огромные для остальных – в самые разные направления бизнеса – от постройки новых железных дорог до разработки никому не известных серебряных приисков. Разумеется, при этом он периодически попадал в ловушки, расставленные мошенниками, терял свои инвестиции и, хотя на фоне прибылей, которые Дервизу удавалось получать от других, более удачных вложений, потери были мизерными, вызывал суеверный ужас у всех окружающих. Да и вообще барон вел себя слишком по-деловому, не так, как по общему мнению пристало вести себя дворянину.
Слухи о том, что миллионер вот-вот разорится, сопровождали его на протяжение всей жизни и даже привели к тому, что над его состоянием дважды назначалась опека. То есть все бразды правления передавались кризисному управляющему из числа старших родственников. Была такая практика в Российской Империи, не позволявшая молодым повесам растрачивать накопленный родителями капитал. Но оба раза опека была снята: уж больно правильными оказывались сделанные Дервизом младшим бизнес-ходы. Основанные им Инзерский и Лаптышинский чугуноплавильные заводы работали исправно, приобретенные рудники и поместья приносили прибыль. А то, что при этом Сергей Павлович жертвовал немалые суммы на благотворительность, было, в конце концов, его личным делом. На этом фоне постройка гигантского дома-дворца на Галерной как-то потерялась, и даже слухов в столице особых не вызвала. Хотя о балах, концертах и выставках, происходивших под его крышей, судачили немало. Что там говорить, если в них принимали участие члены императорской семьи?
С интуицией у Дервиза, кстати, все, и правда, было в порядке. В отличие от большинства соотечественников, он хорошо понял, чем чреваты события 1905 года, аккуратно и без паники распродал все активы и в 1909 году уехал со всей семьей в захолустные на ту пору Канны, в тихое поместье на берегу моря. Где и пережил счастливо и революции, и Первую мировую.